Игра в Межморье — возможности и реалии. Окончание

Россия может немного снизить градус противостояния в Украине и вновь наладить более тесное сотрудничество с США, что возможно, особенно если ноябрьские выборы выигрывает Дональд Трамп. Тогда, вместе с США и странами Восточной Азии, Россия могла бы изолировать Китай и договориться с Турцией. Москва сохранила бы свое влияние в регионе Центрально-Восточной Европы. Россия не сможет свободно использовать армию, но будет иметь достаточно рычагов, чтобы душить в зародыше угрожающие ей инициативы.

 Пясты накануне «occasione»?

Польша в ее нынешнем геополитическом контексте больше походит на Польшу Пястов. Это средняя страна, которая должна ловко маневрировать между Русью и империей (очевидно, Сященной римской империей) и ждать «occasione». В мире сейчас происходят события, способные изменить порядок, установившийся после окончания холодной войны.

Во-первых, возможно, Россия просчитается. Наращивая военные мускулы и запутываясь в дорогостоящих конфликтах на своих границах на фоне падения цен на нефть она может со временем столкнуться с экономической дестабилизацией и попаданию в зависимость от Китая. Россия может ступить в конфликт с Китаем или Турцией за влияние в Центральной Азии, и проиграть.

Центрально-Восточная Европа могла бы в итоге спокойно строить свое влияние в регионе и получить возможность сотрудничать без оглядки на Москву. Это помогло бы Китаю развивать свои торговые пути, а для стран Центрально-Восточной Европы обеспечило бы союз с далекой державой. События могут, однако, пойти совершенно по-другому.

Россия может немного снизить градус противостояния в Украине и вновь наладить более тесное сотрудничество с США, что возможно, особенно если ноябрьские выборы выигрывает Дональд Трамп. Тогда, вместе с США и странами Восточной Азии, Россия могла бы изолировать Китай и договориться с Турцией. Москва сохранила бы свое влияние в регионе Центрально-Восточной Европы. Россия не сможет свободно использовать армию, но будет иметь достаточно рычагов, чтобы душить в зародыше угрожающие ей инициативы.

То же самое можно сказать и о нашем статусе в качестве периферийной страны относительно Германии и Западной Европы в целом. Здесь также возможно, хотя и не обязательно, частичное изменение ролей. Ключевым вопросом для определения существующих возможностей окажется в этом контексте оценка влияния демографии и волны иммиграции из Африки и Ближнего Востока. Западные элиты, особенно немецкие и французские теперь снова заняты проблемами людских ресурсов: их общества стареют, а с востока не приходят легко ассимилирующиеся иммигранты.

Конечно, не каждое стареющее общество должно принимать массы новичков. История мировых держав, однако, предполагает, что вы не можете надеяться конкурировать в глобальном масштабе не привлекая новых граждан извне. Проблема иммигрантов и беженцев, прибывающих из стран Африки и Ближнего Востока с экономической точки зрения — их слабая образованность и с политической точки зрения — глубокие религиозные и культурные различия.

Ряд исследований, тех же Стивена Фиша и Адриана Каратныскего или исторические рефлексии Вальтер Лакера позволяют предположить, что чем больший процент последователей ислама в стране, тем менее либеральный характер её режима и слабее защита прав человека. А если кратко: тем меньше ценностей политических и правовых, типичных для западных демократий.

Открытие массовой иммиграции мусульман является для западных стран высоким риском, однако, следует честно признать, что это также дает какие-то шансы. Следует помнить, что западные элиты управляют более дееспособными государствами, чем страны нашего региона, и имеют глубокую веру в эффективность социальной инженерии. Эта инженерия применяется для глушения многих этнических и религиозных конфликтов. Чтобы убедиться в этом, достаточно посетить современную Северную Ирландию и увидеть, как быстро зажили там старые раны, которые кровоточили ещё двадцать лет назад.

Кажется, что, зная об огромных рисках и всех трудностях, лидеры стран Западной Европы приняли вызов. Западные лидеры убеждены, что при соответствующих усилиях можно превратить мигрантов в граждан Германии, Франции, Дании или Италии, а затем благодаря их усилиям, повысить глобальную конкурентоспособность Европы как таковой.

Именно поэтому главная ось политической дискуссии на Западе проходит не по вопросу принимать-не принимать мигрантов, а как их принимать, чтобы не дестабилизировать общество. Вполне возможно, что на алтарь изменения цивилизации в духе литературного видения Мишеля Уэльбека будет положена либеральная демократия в ее нынешнем виде. Почти наверняка на этом же алтаре будет заклана идеология новых левых и, вероятно, мы не доживем, чтобы узреть реформу ислама, гендерных митингов в мусульманских районах и парадов равенства под мечетями.

Если когда-либо и возникнет какой-то модус вивенди, то это будет своего рода плюралистический консерватизм. Такой идеологический лифтинг, однако, на удивление легко воспринимается ключевыми лицами, принимающими решения. Уже сейчас Французская Республика, вместо того, чтобы защищать свою любимую laïcité (секуляризм), усиленно пытается огосударствить ислам путем введения механизмов контроля, образования и сотрудничества между мечетями и государством.

Аналогичным образом немецкий перевозчик решил ввести железнодорожные купе только для женщин. Это происходит потому, что идеология по определению является инструментом, который должен оказать влияние на массы, а не на использующие их элиты. Для элит более чем идентичность, честь и принципы имеет значение политически стабильное развитие. Это хорошо описано и проанализировано ещё Макиавелли.

Что не означает, однако, что элиты никогда не ошибаются, или что между различными элитами никогда не бывает принципиальных разногласий. Центрально-Восточная Европа, например, традиционно мало верит в социальную инженерию и живительную мощь государства. Поэтому и элиты, и большинство простых граждан стран нашего региона считают, что проект омоложения Западной Европы посредством массового приема иммигрантов из мусульманских стран, обречен на провал. Западные элиты слишком уверовали в неизбежность процесса секуляризации, и, следовательно, деисламизации и не понимают, что даже сильные и старые государства могут потерпеть неудачу или просто исчезнуть. Опыт Центрально-Восточной Европы отличается.

Недаром же, существует термин «балканизация». Балканская мозаика – ничто иное, как грустный продукт неудавшегося османского, а затем габсбургского мультикультурализма. С точки зрения консервативных элит Центрально-Восточной Европы, Западная Европа теперь может двигаться в том же направлении. Европейские города будут свидетелями противостояния сторонников шариата и банд ультранационалистов с крестами на футболках. Отношение к этим процессам Центрально-Восточной Европы, безусловно, больше, чем просто оппозиция к принудительному расселению сирийских беженцев на своей территории.

Потому что в странах региона нет мусульманских гетто и символическое число беженцев не повлечет в краткосрочной перспективе каких-либо значительных социальных изменений. Элитам Межморья скорее хочется подчеркнуть отличия от Запада избранного пути выживания и развития. Эти отличия для них даются легче и даже полезны политически, т.к. элиты чувствуют если не полную, то существенную поддержку своих обществ, в то время как поддержка западными обществами своих элит становится все более и более неочевидной.

Вопрос заключается в том, какая сторона права? Если это Западная Европа, которая несмотря на очевидные конфликты в настоящее время, в будущем создаст новую основу для дальнейшего развития, то упрямая Центрально-Восточная Европа будет еще более маргинальной. Если же права Центрально-Восточная Европа, то как и в эпоху Ягеллонов она станет оазисом относительной стабильности и процветания на фоне общей дестабилизации.

Однако, не зная, все переменные, невозможно предсказать исход подобных предприятий. На данный момент не стоит ребром ставить вопрос: падение Запада или падение Москвы. Однако, нет необходимости, сдавать Межморье в утиль. Надо делать в регионе, что мы можем, строить кропотливо сеть соглашений и терпеливо ждать событий, которые не могут быть предсказаны, но которые могут случиться и поднять на повестку дня планы региональной федерации или конфедерации.

Конечно, с чисто эстетической точки зрения в таком ожидании есть что-то неприятное, потому что это означает надежду на чужую неудачу. Развитие планов типа Межморья обусловлено, однако, ослаблением или даже катастрофой других, возможно, больших, и в своем роде «более красивых» проектов. Но во внешней политике, в конечном счете, нет места для категории красоты. Чье-то бедствие — всегда чей-то шанс.

С незначительными сокращениями. 

Автор: Михал Кузь, Ośrodek Analiz Strategicznych. Первод: bsblog.info

You may also like...