Рассказ бывшей 65-летней пленницы боевиков

Потеря близких подорвала здоровье Александры Ивановны: один за другим перенесла инфаркт, инсульт, рак мочевого пузыря… Единственной радостью в жизни женщины оставался 34-летний сын Леонид. Однако в январе 2014 года он уехал на заработки в Россию и через несколько месяцев пропал без вести.

«Когда Леня пожаловался в прокуратуру, что рабочим не платят зарплату, его избили и увезли в неизвестном направлении»

— Много лет Леня проработал на заводе «Азовмаш» в Мариуполе, — говорит сквозь слезыАлександра Семкович. — В 2013 году на предприятии стали задерживать зарплату, и сын уволился. Нашел работу в российской строительной компании. Конечно, я очень переживала, что сын отправляется на заработки в другую страну. Леня успокаивал: «Мама, это крупная солидная фирма, и зарплату обещают высокую. Таких денег в Украине я не заработаю». Связь мы поддерживали по телефону. Сын говорил, что строит многоквартирный дом в Ростовской области. Потом начал жаловаться: мол, рабочим не платят зарплату. Первый месяц задержали выплаты, второй, третий…

В июне 2014 года Леня вдруг перестал звонить. Я много раз набирала номер его мобильного, отправляла sms-ки: «Что случилось? Если не ответишь, приеду в Россию и обращусь там в милицию». После этого кто-то позвонил с Лениного номера. «Сыночек, родненький, это ты?» — закричала я в трубку. И услышала слабый голос сына: «Ма-ма…» «Что с тобой? Тебя избили? — кричу. — Я приеду! Только скажи, где ты». Леня ответил, сильно растягивая слова: «Не могу…» — и связь оборвалась.

Я поняла, что сын в беде, и поехала в Ростовскую область. Хлопцы, работавшие вместе с Леней на стройплощадке, рассказали мне, что произошло. Когда рабочим не выплатили зарплату и за четвертый месяц, Леня обратился в местную прокуратуру. Написал жалобу, что руководство фирмы не оформляет трудовые отношения со строителями (в основном это украинцы и грузины) и таким образом уклоняется от уплаты налогов. После этого сотрудники прокураторы приехали на объект, начали разбираться. Лене тут же стали поступать угрозы: «Крыса, до утра точно не доживешь!» Правоохранители увезли его с собой, и несколько дней он жил в здании прокуратуры.

Но сколько могло так продолжаться? Утром Леня пришел на стройку, чтобы забрать свои документы и вещи. Его избили свои же, простые работяги (по слухам, руководство фирмы заплатило им за это хорошие деньги). Очевидцы рассказывали, что на Лене не было живого места: ему разбили голову, переломали ребра… А потом окровавленного зашвырнули в багажник автомобиля и куда-то увезли.

Я бросилась разыскивать сына. Обратилась в российскую полицию, Леню объявили в розыск. Кроме этого, написала в программу «Жди меня» и в редакции российских газет, связалась с волонтерами, которые занимаются поиском пропавших без вести. Но это не дало результатов. Тогда я вернулась в Украину, продала холодильник и стиральную машину и с вырученными деньгами отправилась в Россию. Я объездила множество городов. Повесив на груди плакат «Помогите найти сына», заходила в больницы, морги, на автостанции, железнодорожные вокзалы, базары… Ночевала на лавочках, в подъездах, иногда меня пускали в камеры хранения багажа на вокзалах: там на полках можно было хотя бы ноги вытянуть.

Господи, через какие мытарства я прошла! Первое время считала, сколько трупов мне показали для опознания. Но после сотого тела сбилась со счета. Как-то позвонили из полиции: «Приезжайте в Челябинск. В морге лежит тело погибшего в автокатастрофе мужчины. Это, без сомнения, ваш сын». Приезжаю, а мне выносят закрытый гроб. «Покажите тело», — прошу, но сотрудники морга ни в какую. Потом выяснилось: это не Леня, а совершенно другой человек. Просто врачи хотели избавиться от «залежавшегося» трупа.

В Ростове-на-Дону торговки на рынке посоветовали мне пойти на «точку», где нанимают гастарбайтеров. И там сразу несколько вербовщиков опознали Леню по фотографии. Сказали, будто бы наняли его для работы на кирпичном заводе в Чечне. Я поехала туда. А в Чечне, оказывается, аж шесть кирпичных заводов. Объездила все, но сына нигде не нашла. По дороге сильно промерзла и заболела воспалением легких. Прямо на улице потеряла сознание. Меня спасла молодая чеченка, врач по профессии. Забрала к себе домой, накупила за свой счет лекарств и выхаживала две недели.

«Врачи опознали Леню по фотографии: он три недели лежал в больнице с диагнозом «полная потеря памяти»

— На моем пути встречались как добрые люди, так и злые, — вздыхает Александра Ивановна. — Большинство рядовых россиян ненавидят беженцев с Донбасса. Говорят, что украинцы отбирают у них работу. В Волгодонске на автовокзале диспетчер, узнав, что я из Украины, окрысилась: «От вас, украинцев, дышать нечем! Забили всю Россию». Однажды я захотела в туалет, вход стоит 20 рублей. У меня в кошельке было всего семнадцать. Стала проситься, но меня не пустили. Я отошла в сторонку и горько заплакала. Хочу по-маленькому, от голода кружится голова. У меня ведь сахарный диабет, а я не ела уже двое суток… Ноги подкосились, стала сползать на землю. Рядом девушка торговала пирожками. Она подбежала ко мне: «Что с вами? Вам плохо?» А я шепчу ей: «Кушать, кушать…» Девушка принесла мне пирожок с яблоками, вызвала «скорую»…

А что я пережила, когда с неизвестного номера пришла sms-ка: «Вашего сына залили в бетон на стройплощадке»! Вместе с сотрудниками прокуратуры приехала на объект и добилась, чтобы прораб дал команду разбить бетонные дорожки. Однако Лениного тела там не оказалось…

Однажды я зашла в женский монастырь, расположенный возле города Новочеркасск Ростовской области, чтобы попроситься на ночлег. Одна из монахинь, увидев Ленину фотографию, ахнула: «Я его знаю!» Сказала, что два месяца назад нашла моего сына в стогу сена неподалеку от монастырского сада. Судя по всему, Леня жил там со стаей бродячих собак. «Я видела, как он отобрал у собаки кусок сухого хлеба и жадно впился в него зубами, — рассказывала монахиня. — При этом собаки не набросились на него, значит, считали его своим».

По словам монахини, Леня не мог ничего рассказать о себе. На все расспросы отвечал: «Не знаю, не помню». На его теле были следы побоев, он хромал на левую ногу. Монахини отвели Леню в близлежащую деревню к знакомой старушке, она лечила его травами. Окрепнув, Леня начал выходить гулять в поле. И однажды не вернулся. Я предположила, что сына могли видеть в Новочеркасске. Поехала туда, и врачи городской больницы опознали Леню по фотографии. Рассказали, что патруль полиции нашел его на улице и доставил в больницу. Там Леня лежал как безымянный пациент с диагнозом «амнезия». Наверное, сына так сильно били по голове, что он потерял память. В больнице Леня провел три недели, а потом, по словам медсестер, вышел покурить и — снова пропал.

Вскоре после этого мне позвонили из полиции: кто-то купил в железнодорожной кассе билет до Норильска, предъявив Ленин паспорт. Я примчалась в Сибирь счастливая: думала, наконец-то нашла сына. Но оказалось, что по Лениным документам живет другой человек. Он тоже украинец, родом из Днепропетровской области. «У меня украли паспорт, — объяснил мужчина. — А тут, в России, без документов опасно. Вашего сына я увидел на лавочке в Новочеркасске, он был явно не в себе. Я забрал у него паспорт и убежал. Уж простите, что так получилось».

Я возобновляла поиски много раз. Бывало, вернусь домой, подлечусь, продам что-то и снова еду в Россию. Там, где автобусы не ходили, платила частным извозчикам втридорога. Дважды попадала под обстрелы на Донбассе. Первый раз отделалась испугом, а второй раз сидевшему впереди меня мужчине оторвало голову… Прошлой осенью, когда я в очередной раз поехала в Россию, в Мариуполе наняла таксиста. Он сказал, что знает короткую и безопасную дорогу через Новоазовск. Но потом сбился с пути, и мы долго кружили между лесопосадками, пока не выехали прямо на блокпост боевиков «ДНР».

«Обнаружив в моей сумочке клофелин, боевики обрадовались и тут же стали глотать таблетки»

— К нам подошли двое мужчин с автоматами, — рассказывает Александра Ивановна. — Один страшный такой, бородатый, второй был похож на бомжа. По речи поняла, что это местные, донецкие. Они потребовали, чтобы таксист отдал им свою машину. Тот, ясное дело, воспротивился. Боевики разозлились: «Вы украинские лазутчики! Расстрелять обоих!» — и загнали нас в окоп. У меня забрали документы и сумочку. А в ней были таблетки от сахарного диабета, гормональные препараты (у меня удалена щитовидная железа) и клофелин (мне его выписывают для понижения артериального давления). Увидев клофелин, боевики обрадовались и тут же стали глотать таблетки. Тогда я догадалась, что они наркоманы.

В окопе мы просидели трое суток — прямо на сырой, покрытой инеем земле: в октябре начались первые заморозки. Сначала таксист возмущался, кричал, что не отдаст свою машину. Но после того, как его избили, притих. Так и просидел три дня, не обмолвившись даже словом. Еду нам не давали, бросили только полуторалитровую пластиковую бутылку воды. Мы с водителем делили ее по глотку. В туалет не пускали, приходилось справлять нужду прямо в окопе. Все это время я сидела, упираясь спиной и коленками в ледяную землю. От холода тело сначала занемело, потом стало гореть огнем. У меня поднялась температура, ломило все кости. Муки были такие, что я думала: вот-вот умру. Чтобы не сойти с ума, читала молитвы.

На четвертый день приехал, как я поняла, командир блокпоста. Солдаты давай ему докладывать: мол, поймали украинских шпионов. И тут у меня сдали нервы: «Какой из меня шпион?! В сумке лежит моя медицинская карточка, там описаны все диагнозы. Я старая больная женщина, которая ищет своего сына». Командир подошел к окопу, глянул на меня и как заорет на подчиненных: «Вы что, вообще мозги прокурили? А ну быстро вывели их из окопа!» Приказал, чтобы нас посадили на любой транспорт, который будет ехать на украинскую территорию. Но машину таксисту не вернули.

Один из боевиков процедил сквозь зубы: «Скажи спасибо, что тебя не убили». Я повернулась к нему и сказала: «Спасибо скажу только своему покойному отцу. Будучи подполковником, он прошел всю Великую Отечественную войну. Мой отец был героем и освободителем. А вы — беспредельщики и захватчики». В тот момент мне было все равно, убьют меня или нет. Но боевик даже не ударил меня, только скривил губы: «Ты больная».

Из плена я угодила сразу в больницу. Из-за сильного стресса и переохлаждения усугубилось течение сахарного диабета, обострился артроз и артрит голеностопных суставов. Лечение не дало положительного результата, начался распад костей. Теперь я передвигаюсь, опираясь на две палки, боль в ногах невыносимая. Не могу выйти даже за хлебом. Продукты мне приносит соцработник.

Врач прописал мне препарат, который останавливает процесс распада костей. Но лекарство очень дорогое: один шприц стоит четыре с половиной тысячи гривен. Я обращалась за помощью к местным властям и депутатам. Помощница одного народного избранника, выслушав мою просьбу, даже пошутила: «Посоветую депутату выкопать шахту для добычи денег». Дескать, на всех не напасешься… Соседка подсказала мне обратиться к Ринату Ахметову. Вы не видели километровые очереди за «ахметовскими» продуктовыми наборами? А я видела. Когда у нас в магазинах не было даже соли, эти наборы спасали от голодной смерти. Ахметов много и регулярно помогает простым, оказавшимся в беде людям. Угодно кому-то или нет, но это правда.

В общем, я написала Ринату Леонидовичу письмо: объяснила свою ситуацию, приложила копии медицинских справок. Через шесть дней со мной связалась сотрудница штаба Ахметова и сказала, что все необходимые лекарства будут куплены. На днях мне привезли два больших пакета медпрепаратов. Врачи говорят, что, пройдя курс лечения, я снова смогу передвигаться самостоятельно. Как только встану на ноги, снова поеду в Россию. Мой материнский долг — найти сына и вернуть его на родину. Сердце подсказывает: он жив…

Автор: Ирина КОПРОВСКАЯ, «ФАКТЫ»