Почему с наркомафией нельзя бороться холодной головой, горячим сердцем и чистыми руками

Госнаркоконтроль — лучшее место для утраты всех иллюзий. Героин стоит так дорого, что он в состоянии назначить цену всему: человеку, человечеству, человечности. Но и реальные ценности в этой среде распознаются гораздо легче, чем в вялотекущей действительности.

 Корреспонденты издания «Русский Репортер» провели неделю бок о бок с сотрудниками башкирского Госнаркоконтроля, одного из самых активных в стране. И вынесли очень важный урок для себя и своих детей: никогда, ни при каких обстоятельствах не надо идти в наркоборцы. Да, они действительно воюют с наркотой не на жизнь, а на смерть. Но это почти то же самое, что ее употреблять.

Разгром

Очередной рейд башкирских наркополицейских по притонам Уфы   Константин Саломатин/Agency.Photographer.ru для «РР»

Очередной рейд башкирских наркополицейских по притонам Уфы. Фото: Константин Саломатин/Agency.Photographer.ru для «РР»

 

— Это не мой дом, машина тоже не моя. Здесь вообще ничего моего нет!!!

— А тапочки?

— Тапочки мои.

Крупный мужчина в спортивных штанах и майке с надписью «Армагеддон» явно ошарашен появлением спецназовцев ФСКН. Всего за несколько минут эти грубые люди взяли штурмом шикарный дворец на окраине Уфы — так выглядел завершающий этап многомесячной и мучительной операции по нейтрализации одного из крупнейших в России наркокартелей.

Синдикат по частям громили последние два года. В ходе операции арестовали девяносто три активных члена ОПГ. Сегодня — очередь лидера подпольной организации Сергея Михайлова, в криминальной среде больше известного под творческими псевдонимами Толстый, Шеф и Генеральный Директор. В обычной жизни тридцатишестилетний Михайлов — примерный семьянин, отец двоих детей, предприниматель-меценат и бывший совладелец уфимского футбольного клуба «Таксист». Официальным спонсором команды была таксомоторная компания, входящая в бизнес-империю Шефа.

— Это у вас юмор такой? — следователь обращает внимание на обои в одной из комнат, украшенные листьями конопли.

— Не знаю. Обои родители выбирали. Я сам наркотики никогда не употреблял и даже не знаю, как они выглядят.

Вполне возможно, что он и не врет. Судя по материалам следствия, к наркоте лично Михайлов никогда не прикасался. Он «лишь организовал» поставки героина из Афганистана через Таджикистан и Киргизию в Россию. Реализацией «продукта» занимались специально обученные люди, пять бригад. Причем почти никто из них лично друг друга не знал, не говоря уже о Шефе. Башкирский наркокартель был организован по классическим принципам транснациональной корпорации: свой отдел маркетинга, служба сбыта, департамент безопасности, управление внешнеэкономических связей. Только вместо нефти и газа михайловские продавали героин.

— Понятые, прошу обратить внимание: сотрудники милиции здесь находятся два часа, — неожиданно приходит в себя бывший меценат. — Они могли подбросить мне что угодно. Учитывайте это, пожалуйста. Я ни в чем не виноват. К сбыту наркотических веществ отношения не имею.

Интересно, что пока его еще вообще никто ни разу не спросил про наркотики. Спросят потом, в следственном изоляторе: «Михайлов, а ты не боялся, что в один прекрасный день этот героин могли попробовать твои же дети?» И он спокойно ответит:

— Это бизнес. Всегда есть издержки производства.

А пока оперативники продолжают интересоваться убранством взятого штурмом дворца.

— Это бассейн?

— Нет.

— А что тогда?

— Выгребная яма.

— Это ж сколько туда насрать-то надо!

Недостроенная «выгребная яма» — точная копия бассейна с фонтаном в особняке героя Аль Пачино из фильма «Лицо со шрамом». Даже балкон над ним такой же. Похоже, перед нами самый неприятный тип криминальной личности — циничный романтик. Пристрастие башкирского наркобарона к голливудским блокбастерам про мафию уже в Москве мне подтвердит полковник ФСКН Алексей Носов. Он осуществлял оперативное сопровождение дела группировки Михайлова.

— Многое он действительно почерпнул оттуда. Но не надо забывать, что помимо этого он серьезно изучал основы оперативно-разыскного дела и систему работы правоохранительных органов. Так что парень не так прост, как может показаться, и группировка у него действительно далеко не рядовая. Такие редко попадаются.

Наркотик любит тишину

Фото: Константин Саломатин/Agency.Photographer.ru для «РР»
Фото: Константин Саломатин/Agency.Photographer.ru для «РР»

Руководителя следственной группы, которая разрабатывала башкирский наркосиндикат, зовут Сергей Пелех. Вместе с местными расследование ведут с десяток прикомандированных со всей страны следователей, в Башкирии никого не знающих и не имеющих здесь никаких интересов. В кабинетах Госнаркоконтроля курить не полагается, но для Пелеха сделали исключение.

— Михайлов по образованию экономист. Взял на вооружение принцип итальянской каморры. Ранее судим, подозревался в убийстве, — произносит Пелех куда-то в пространство, как будто разговаривает сам с собой. — Изучал методы оперативной работы, имел связи в правоохранительных структурах, спонсировал правозащитников. Начинал с опия — ханка, черняшка, — затем все подряд. Наркоманов и алкоголиков из своих рядов изгонял моментально. В бригадах, как в нормальной фирме, была своя система штрафов и бонусов. Лучших барыг месяца награждали турпоездками, дарили автомобили. У михайловских изъято более 41 килограмма героина. Сколько они реализовывали в месяц, одному богу известно. А теперь я вам скажу то, чего, может, и не следовало бы говорить, — интригует Пелех. — Знаете, сколько времени эта ОПГ безнаказанно работала в регионе? Двенадцать лет. Почему? Потом расскажу.

В этот момент его телефон взрывается песней «Помоги мне» из фильма «Брильянтовая рука».

— Это у меня такой рингтон на молодых следаков стоит, чтоб сразу понятно было, что сейчас надо будет им советами помогать. А вот этот, — Сергей включает фразу «Ну что, граждане алкоголики, хулиганы, тунеядцы! Кто хочет сегодня поработать?», — установлен на звонки из дежурной части.

Чувство юмора у наркополицейских своеобразное. В аэропорту нас встречали с плакатом «777». Так в Афганистане маркируют героин хорошего качества. Вообще, чем глубже мы погружались в реалии современного наркобизнеса и борьбы с ним, тем больше убеждались: все современные детективы и криминальные сериалы надо срочно отправлять в переплавку. Преступники, опера, жены оперов, любовницы преступников — все типажи и реалии в них безнадежно устарели.

В жизни Сергей Михайлов совсем не похож на классического наркобарона, скорее на эффективного менеджера высшего звена с внешностью офисного Винни-Пуха. А Сергей Пелех ни на один квадратный сантиметр не совпадает с брутальным следаком из криминальных телеэпопей. Так, улыбчивый интеллигент, пухленький, кудрявенький — почти еврейский скрипач. А между тем на его счету не одно раскрытое дело из разряда тех, что принято считать громкими. Причем речь идет не о том резонансе, который по телевизору, а о впечатлении, которое производит его очередная заслуга в узкой профессиональной среде.

— Наркотрафик — это всегда организованные преступные группы, а суды такие дела очень тяжело проглатывают, — объясняет Пелех разницу между одним и другим. — Может, поэтому у многих складывается впечатление, что мы не работаем. Если регулярно докладывать журналистам о том, что задержаны 2–3 сбытчика, то можно распугать всех остальных и никогда не хлопнуть всю сеть. А если сеть все-таки хлопнули, то тоже лучше промолчать. Ведь нам кроме всего прочего нужно будет доказать легализацию преступных средств от торговли наркотиками. Их же куда-то вкладывали.

По оперативным данным, группировка Михайлова в легальный бизнес вкладывала до 500 тыс. долларов в месяц. Деньги шли в недвижимость, автопредприятия и даже пельменные цеха. Часть официальных активов, приобретенных на героиновые деньги, уже под арестом. Лидеры картеля этапированы в Москву. Для надежности. Поэтому о деле Михайлова уже хоть что-то можно сказать.

 

Коран против иглы

— Уже давно у нас в городе героиновых передозировок не было. Вы, конечно, можете с нами тут посидеть, но вряд ли чего-нибудь дождетесь, — дежурный врач станции «скорой помощи» почему-то виновато разводит руками. Вроде как нечем порадовать. Практически в любом российском миллионнике бригада медиков как минимум пару раз за смену выезжает на вызовы к передозникам. Честно отдежурив с врачами две с половиной смены, убеждаемся: Уфа — исключение.

Вообще-то Башкирия — территория транзитная. Здесь мощный трафик наркоты из Афганистана. Наркоконтроль пришлепнет их в Стерлитамаке — они тут же всплывают в Салавате. То, что город в состоянии нарковойны, видно невооруженным глазом. Вся Уфа завешена плакатами с телефоном доверия ФСКН, по местному ТВ круглосуточно крутятся социальные видеоролики. Всех школьников и студентов в обязательном порядке тестируют на употребление наркотиков. Общественных организаций, пытающихся самостоятельно бороться с наркомафией, здесь практически нет.

— Зачем? — удивляется председатель местного отделения благотворительного фонда «Нет алкоголизму и наркомании» Кирилл Бяков. — Это же работа правоохранительных органов. Если к нам попадает информация о торговле наркотой, мы ее просто передаем в ФСКН.

— И вы уверены, что там реагируют?

— Конечно, — опять удивляется Бяков. — А как может быть по-другому?

В справедливости его слов убеждаемся уже вечером. Оперативники хлопают очередной притон. Сообщение о нем пришло на телефон доверия.

Кирилл уже несколько лет руководит центром по реабилитации наркоманов. Не скрывает, что и сам из бывших торчков, как и большинство его сотрудников. Сегодня у Бякова все хорошо: солидный джип, бизнес, связанный с нефтянкой, и даже портрет Путина на стене. По его словам, за шесть лет через него прошло триста человек. К употреблению наркоты вернулись только двое. Я делю эти показатели на шестнадцать, но получается все равно неплохо.

— Излечить наркомана нельзя. Это навсегда. Соленый огурец не сможет снова стать свежим. Можно лишь достичь стойкой пожизненной ремиссии. Танюша, ты как долго употребляла? — обращается председатель к девушке в приемной.

— Десять лет.

— Сколько держишься?

— Тридцать три месяца ровно. Как раз сегодня исполнилось.

— Поздравляю.

Реабилитационный центр Бякова расположен в пригородном поселке Максимовка. Сегодня здесь обитает десяток бугаев с потрепанными жизнью лицами и несколько девушек неопределенного возраста. Глядя на них, пытаюсь склеить в своей голове слова «наркоман» и «жертва». Не получается. Пусть лучше эти товарищи находятся здесь, чем бегают по улицам в поисках героиновых приключений.

Здесь же неподалеку находится единственный в России исламский реабилитационный центр. Максимовка вообще в этом смысле интересный поселок. Когда-то он считался цыганским, наркотиками тут торговали в открытую. Потом Госнаркоконтроль с судебным решением на руках разрушил здесь дома нескольких наркобарыг и до смерти напугал остальных — точно так же, как в Екатеринбурге суровые парни из фонда Евгения Ройзмана. Разница лишь в том, что тем аплодировала вся страна, а этих проигнорировали даже местные журналисты.

Исламский реабилитационный центр «Насихат» работает при мечети «Асия» с 2009 года. Местному хазрату Нурмухамету Нуриеву приходится постоянно разрываться между идеальным миром и реальным. В исламе не может быть наркомании и алкоголизма, ибо и то и другое — харам. Но наркоманы среди мусульман есть, и с этим ничего не поделаешь. Сейчас, например, в центре много молодых парней из Дагестана. Приходится объяснять, что никакие они не правоверные, раз нарушают заповеди, и по новой обращать в веру. При этом Нуриеву приходится еще регулярно оправдываться перед властями, убеждая, что ислам у них правильный, к экстремизму отношения не имеющий.

— Мы не врачи, мы не лечим тело. Ломку снимают медики, — говорит он. — А у нас нет реабилитантов, есть только ученики. Первые сорок дней они просто находятся в центре, очищаются физически. Только потом пишут заявление о приеме. Кстати, я иногда беру учеников с собой обмывать тела наркоманов, умерших от передозировки. Зрелище жуткое и действует намного лучше слов.

За два года реабилитацию здесь прошли полторы сотни человек, из них завязали тридцать, а уже из них пятнадцать поступили в исламские вузы. В отличие от светских реабилитационных центров, цифры не впечатляют. Может, потому, что честные.

Призрак шерифа

— Героин в Башкирии впервые изъяли в 1997 году, — рассказывает заместитель начальника УФСКН по республике Виталий Мартынов. До Госнаркоконтроля он тридцать лет отработал в уголовном розыске. — А с Михайловым я впервые столкнулся в 94-м. Он проходил по делу об убийстве одного местного деятеля по кличке Фанита. Его молотком насмерть забили. Михайлова за убийство привлечь не смогли. Но свои шесть месяцев за недонесение он в СИЗО отсидел. Скажу честно: деньги в Москву этот деятель мешками возил. Скажем так, по линии одной из конкурирующих силовых структур. Вот и продержался так долго. Поэтому мы от его группировки откусывали по частям. А потом я вообще отвез разработки в ФСКН на самый верх, чтобы этим делом уже на федеральном уровне занялись и на нас больше не давили.

Мартынову терять нечего, его репутация и без того безнадежно испорчена. Началось все с задержания дочери известной в республике правозащитницы Альмиры Жуковой. Поймали ее на сбыте наркотиков. Сама Жукова уверена, что наркоту дочке подбросили. Как бы то ни было, но с тех пор для «демократической общественности» Госнаркоконтроль в целом и Мартынов в частности — коррупционеры, палачи и так далее. Интересно, что конфликт ФСКН и правозащитников местные СМИ почти не освещают: что ни напиши, все равно окажешься в дерьме — либо силовики закидают, либо общественность.

С личным врагом генерала Мартынова Альмирой Жуковой встречаемся в коридоре Кировского районного суда. Сегодня обвинение планирует огласить, каким именно сроком оно оценивает преступление, якобы совершенное ее дочерью. Фото и видеосъемка на формально открытом судебном процессе почему-то строжайше запрещены. На скамье подсудимых две девушки и парень. Следствие считает их организованной группой, занимавшейся торговлей запрещенными курительными смесями. От показаний, данных на следствии, все отказываются. Парень вообще прямо заявляет, что его заставили оговорить Алину Жукову из-за правозащитной деятельности ее матери, а наркотики им всем подбросили.

— Как подбросили? — возмущается оперативник Бикбулатов. Он выступает в качестве свидетеля от Госнаркоконтроля. — Ты же мне сама показала, где у тебя наркота спрятана!

— Нет, — упрямо твердит девушка.

В спину наркополицейскому Бикбулатову из зала, заполненного друзьями и родственниками подсудимых, несется: «Сука!», «Подонок!».

В перерыве Альмира Жукова в разговоре со мной называет башкирский наркоконтроль организованным преступным сообществом и цитирует отрывки из своего обращения президенту:

«В уголовных делах контрольными покупателями и понятыми проходят одни и те же наркозависимые лица, используемые оперативниками и следователями для дачи ложных показаний. Федеральные судьи РБ не могут этого не видеть, но обвинительные приговоры продолжают выносить. С целью скрыть должностные преступления из обвиняемых выбиваются признания. Заключенные пишут, что на голову им надевают полиэтиленовый мешок или противогаз, пытают электрошоком, «пуская заряды в область паха и подмышек», бьют дубинкой по пяткам, ломают ребра, подвешивают к дверному косяку, выворачивая руки, и бьют по печени».

— Они мстят моей дочери за меня. Я же прекрасно это понимаю. И Алина понимает. Ей при задержании два зуба сломали, — говорит мать подсудимой. — Дело в том, что я в свое время расследовала рейдерский захват, организованный сыном генерала Мартынова. Этому клану в республике принадлежит огромное количество собственности. Фамилию Мартынов у нас в республике вообще вслух произносить боятся. Он превратил наркоконтроль в преступную организацию. Они фабрикуют уголовные дела. Я вам больше скажу: нет ни одного задержанного его сотрудниками, кто бы обошелся без телесных повреждений. Я первая начала об этом говорить вслух…

Губы Жуковой начинают дрожать.

— …и лишилась дочери. Надо было увезти ее из Башкирии.

В финале судебного заседания прокурор, усталая женщина неопределенного возраста, требует для Алины Жуковой 13 лет лишения свободы. Даже мне это кажется чересчур, но слезы матери на гособвинителя не действуют. Утро перестает быть томным.

— Я бы не стал на сто процентов словам Жуковой доверять, — час спустя охлаждает меня местный «яблочник» Дамир Гарифуллин. — Я не говорю, что в ФСКН работают одни святые, но и кричать, что они бандиты, — тоже несправедливо.

Выясняется, что до конфликта с наркоконтролем Жукова-младшая уже попадала в поле зрения правоохранительных органов в связи с наркотиками. Только в первый раз задерживали ее не оперативники ФСКН, а обычные милиционеры. Тогда до суда дело не дошло.

Зачем об этом говорит Гарифуллин? Его как-то раз избил сожитель Жуковой, с тех пор они друг друга не любят. «Несогласные» чего-то там не поделили по линии борьбы за власть в местных оппозиционных структурах…

Все, хватит с меня на сегодня этих высоких отношений!

Призрак Ройзмана

Фото: Константин Саломатин/Agency.Photographer.ru для «РР»
Фото: Константин Саломатин/Agency.Photographer.ru для «РР»

Работа над репортажем про наркоманию с каждым днем сама все больше напоминает какой-то наркотический дурман. Симптомы те же: то прет, то обламывает, то приход, то измена, то кайф, то кумар. Сегодня ты видишь перед собой героя, завтра узнаешь, что герой на самом деле подонок, а послезавтра — что подонки и сам герой, и тот, кто называл его подонком. Реальность и иллюзия сплетаются в какой-то липкий кислотный комок, в котором уже нельзя отличить одно от другого, можно только проглотить все целиком или все целиком выплюнуть.

Наблюдение за работой Госнаркоконтроля чревато гражданской шизофренией. Еще вчера все было ясно как день: есть проклятые наркоторговцы, которые делают бизнес на крови несчастных наркоманов, и есть доблестные наркополицейские. Или так: есть проклятые наркополицейские, которые крышуют наркоторговцев, и есть доблестные герои гражданского общества, которые бьют проклятую гадину, рискуя свободой и даже жизнью. Но чем дольше ты варишься в этой ядовитой каше, тем яснее становится, что все эти люди — взаимозаменяемые слагаемые одной и той же смертоносной формулы.

Постоянная величина в ней одна — наркотик. Нельзя работать с дерьмом и остаться в белом. Особенно если в существовании этого дерьма ты кровно заинтересован: исчезнет героин — многие тысячи жителей страны потеряют работу, и сами наркоторговцы — лишь небольшая часть этого огромного бизнеса. Наркотик оставляет след на каждом, кто имеет к нему хотя бы косвенное отношение: наркоманах, барыгах, главарях наркокартелей, полицейских, правозащитниках, врачах-наркологах и даже журналистах. Никого из них уже нельзя назвать чистым. Чистым может быть только героин.

— Используем мы в работе и наркоманов, и стукачей, — вечером за рюмкой чая признается полумертвый от усталости оперативник. — В этой борьбе все средства хороши. И с торговцами особо не церемонится никто. Бывает, и по почкам получают — на войне как на войне. Главное — результат.

— А ваши на торговле наркотой попадаются?

— Всякое бывает.

На днях Верховный суд Башкирии без лишнего шума вынес приговор членам наркокартеля Виктора Султанаева. Его наркополицейские разрабатывали несколько лет. На скамье подсудимых оказались 29 человек, причем часть обвиняемых — бывшие сотрудники бывшей милиции. Прямыми поставками афганского героина султанаевские обеспечивали Уфу, Оренбург и Челябинск. В общей сложности суд приговорил членов бригады к 195 годам лишения свободы.

Читаю компромат на генерала ФСКН Мартынова, который слила мне Альмира Жукова, и ловлю себя на мысли, что, если заменить Госнаркоконтроль на «Город без наркотиков», получится готовый иск прокуратуры к тому же Евгению Ройзману или Егору Бычкову. Обвинения один в один: нарушения прав и свобод, истязания, пытки. Под конец командировки у меня уже почти нет сомнений: если бы общественнику Евгению Ройзману дали официальные полномочия, стволы и удостоверения, фонд «Город без наркотиков» превратился бы в башкирский Госнаркоконтроль, а сам Ройзман в Мартынова. В новой реальности на него наезжали бы не прокуроры, а защитники прав человека. И обзывали бы его не «уралмашевцем», а «рейдером и коррупционером». Примерно так.

Вечером по звонку на телефон доверия едем ликвидировать очередную точку по производству дезоморфина. Сегодня это первый по популярности наркотик в стране, все ингредиенты для «крокодила» (наркоманский синоним официального дезоморфина) можно легко купить в обычной аптеке.

В притоне полусгнивший мужчина. Очень хочется увидеть в нем человека, но уже не получается. Варщик клянется, что с наркотиками завязал уже полгода как и вообще читает Евангелие и О. Генри. Вонь в квартире нестерпимая — жуткая смесь ароматов химии и разлагающейся человеческой плоти. Дезоморфинщики за пару лет употребления наркотика просто сгнивают заживо. Оперативник, заполняющий бумаги, абсолютно спокоен.

Автор: Владимир Антипин, «Русский Репортер» 

You may also like...