Интервью с тюремной надзирательницей: «наркоманы» – это самый креативный и отзывчивый отряд

В женскую исправительную колонию в беларусском Гомеле попадают по первой «ходке». Место не самое тривиальное: там есть театр для заключенных, про который снимали фильм; там можно получить высшее образование; там находится хорошее медицинское оборудование. Про многое из того, что «там», анонимно рассказала надзирательница из колонии.

«Отдайте свои души в руки Господа, ибо ваши задницы теперь принадлежат мне. Добро пожаловать в Шоушенк». Будь я тюремным надзирателем, всегда бы начинал знакомство с заключенными с этой цитаты. Это так по-киношному, по-суперзлодейски. Вообще, когда пытаешься представить себе образ надзирателя, в первую очередь в голову лезет такой собирательный архетип из кино: огромный злой мужик с большой дубинкой, пустой головой и синдромом вахтера. Единственным добрым надзирателем в кино был Том Хэнкс в «Зеленой миле». Да и тот ничего не смог поделать, когда хорошего парня Джона Коффи поджаривали на электрическом стуле. Печальная статистика.

Гомельская ИК-4. Фото: Наталья Пригодич. imenamag.by

К счастью, в жизни все немного интереснее, чем в кино, пишет 34mag. Иногда твои шаблоны рвутся в клочья и все, что ты можешь делать, – сидеть с открытым ртом и часто моргать. Как, например, сейчас, когда напротив меня сидит девушка и, вальяжно поедая суши, рассказывает о том, чем отличается режим в женской и мужской колониях, как правильно общаться с каннибалами и о веселых боевых отрядах «наркоманов».

Эта девушка – надзирательница в гомельской женской колонии (по просьбе героини мы не называем ее имени. – 34mag). И ни тебе сбитых костяшек, ни злющего взгляда Клэнси Брауна – никаких стереотипных, пугающих атрибутов. Ее выдает только странная улыбка во время рассказов о преступлениях «подопечных». Но буду думать, что это издержки профессии. Пора поднимать челюсть с пола – у меня много вопросов. И о самой героине, и об устройстве одной из самых закрытых и загадочных структур в нашей стране.

 Бракованная

 – Слушай, первый вопрос очевиден. Почему ты пошла работать в женскую колонию? Как ты вообще туда попала? 

– Ну, начнем с того, что так просто туда не попадают. Случайных людей в этой структуре нет. Например, мои родители работают в военной сфере. И я им с детства на мозги капала: мол, вырасту и буду в тюрьме бандитов стеречь. Они, конечно, испуганно переглядывались и пытались меня отговорить, но, как видишь, не очень-то получилось.

 – И тебе действительно нравится твоя работа? 

– А… почему бы и нет? Интересная работа. С людьми, так сказать, ха-ха! К тому же зарплата выше, чем средняя по городу.

 – Разве тебе не тяжело психологически? 

– Сейчас уже нет, хотя поначалу было немного стремно: я ведь тоже фильмов насмотрелась всяких, знаешь. Казалось, что кругом враги. Ходила и думала: «Господи, только бы не пырнули!» Но со временем понимаешь, что жизнь – это не фильм, а заключенные – такие же люди. И работа становится вполне себе обычной, спокойной, где-то даже рутинной.

«Интересная работа. К тому же зарплата выше, чем средняя по городу»

 – А как же профессиональная деформация личности и прочие «побочки»? 

– Да, бывают, конечно, случаи, когда люди грубеют характером, становятся менее чувствительными на нашей работе. Но я, походу, в этом плане бракованная – у меня все как раз наоборот. В последнее время замечаю, что стала гораздо мягче и терпимее к людям в обычной жизни. Посмотрела на людей, поняла, что не все так плохо. На работе ведь всякого насмотришься за день. И, когда приходишь домой, стараешься избегать негатива.

 – Я вот читал, что средний срок службы надзирателя – три года. Дольше люди просто не выдерживают. 

– Ну вот я дольше работаю, например. И ничего, вроде все в порядке. Я же говорю – бракованная. А так – да, конечно, бывают случаи, когда люди не выдерживают и уходят, но это редкость. Повторюсь: неподготовленные дамы на такую работу не идут. Они знают, что их ждет, и если уже пришли, то чаще всего работают до победного. В конце концов, привыкнуть к чему угодно можно.

 «"Наркоманы" – это самый креативный и отзывчивый отряд»

 

 

Подопечные

 – За что чаще всего сидят твои подопечные? Какие самые популярные «женские» статьи в Беларуси? 

– Почти те же, что и у мужчин. Грабеж и мошенничество всегда были в топе. У нас с девчонками-надзирательницами даже игра такая есть: «Угадай 209-ю» (статья «Мошенничество». – 34mag). Я не знаю почему, но у меня на них какая-то особая чуйка. Я еще ни разу не ошиблась. Убийства и разбой встречаются реже, но таких тоже приличное количество. А вот за наркотики, как ни странно, сидит не так уж много дам: процентов десять от общего количества. Но сидят они подолгу. Причем кто-то за половину коробка травы, а кто-то за то, что героин детям толкал, а сроки одинаково большие. Зато, как правило, «наркоманы» – это самый креативный и отзывчивый отряд. По 328-й сидят в основном молодые девушки от 20 до 30 лет. Они активные, вежливые, всегда за любую движуху. Классные.

 – Ощущение, будто ты про детей в пионерлагере рассказываешь… 

– Ага… Если не вспоминать, что «заезд» лет по восемь длится. А так – да, некоторые из них и впрямь еще как дети.

 – Тебе не кажется, что наказание по «наркотическим» статьям в Беларуси неоправданно жестокое? 

– Я считаю, что невиновные люди в тюрьму не попадают. Конечно, жаль молодых девчонок, но раз накосячили – надо отвечать перед законом.

 – Но ведь вопрос в степени вины… 

– Слушай, на моей памяти еще не было случая, чтобы осужденная сказала, что она в тюрьме по делу и заслужила наказание. Все как одна невиновны, всех подставили, несправедливо засудили, и вообще они тут чисто случайно оказались. Ты их слушаешь, а потом идешь, читаешь дело и охреневаешь от того, за что эта «святая» женщина, оказывается, сидит. Вот и думай потом, кому верить.

 

 

Чернуха

 – Были моменты, когда тебя действительно передергивало во время чтения личного дела осужденной? 

– Да, бывали такие истории. Иногда общаешься с женщиной и считаешь ее нормальной, милой. А потом узнаешь, что она убила своего свекра, сделала из него пирожки и накормила свою дочку. И с этого момента стараешься эту «милую женщину» за километр обходить.

 – Эм… Можно у тебя сигарету стрельнуть? Что-то аж руки затряслись… 

– Значит, ты бы не выдержал долго на нашей работе. Был еще случай, когда заключенные мне газетку подсунули со словами: «Зацени, какая звезда к нам едет». А там целый разворот про женщину-детоубийцу. Забралась с трехлетним ребенком на крышу, напоила его вином и сбросила. Хотела сама следом прыгать, но передумала – страшно стало. Говорит, не было денег и работы, не могла прокормиться. Понятно, что не от хорошей жизни на такое идут, но это ужас.

«Зачем эту жесть на показ выставлять? Желтые СМИ похайпят, соберут просмотров, распродадут тираж, а пользы ноль»

И таких жутких историй немало, просто в Беларуси подобные потенциально громкие дела стараются не придавать огласке. И это правильно, я считаю. Зачем эту жесть на показ выставлять? Желтые СМИ похайпят, соберут просмотров, распродадут тираж, а пользы ноль. Только панику поднять могут.

 – Погоди, и все эти каннибалы, убийцы сидят в одних условиях с теми, кто присел за половину коробка или за неуплату налогов? 

– Да, все едут к нам и содержатся в условиях общего режима. При условии, что это первый срок – у нас колония только для первоходок. Рецидивистками занимается учреждение в Речице. Но там условия примерно такие же. Дело в том, что у нас в стране не существует женских колоний строго режима. Только общего. И по закону РБ максимальный срок лишения свободы у женщин – 24 года. Ни пожизненного, ни уж тем более расстрела для них не предусмотрено.

Бытовуха и плюшки

 – Бывали у вас когда-нибудь были попытки побега или какие-нибудь крупные форс-мажоры? 

– Нет, ты что. Все тихо и спокойно. Бывают, конечно, эксцессы, но они скорее комичные и нелепые, чем опасные. Например, бабулька какая-нибудь разденется среди бела дня и начинает офицера домогаться. Согласись, на крупный форс-мажор не особо тянет. И то, такое случается «раз в год, под Новый Год». В остальное время у нас все как одна по струнке ходят, вне зависимости от статьи.

«У нас такие условия содержания, что я бы и сама посидела с удовольствием»

 – Расскажи немного про условия содержания заключенных. Где они живут, чем занимаются, как устроен быт? 

– У нас такие условия содержания, что я бы и сама посидела с удовольствием. Только недолго. В целом это действительно похоже на пионерлагерь. Осужденные живут в больших блоках с хорошим ремонтом, питаются три раза в день, спят на двухъярусных кроватях. У нас есть все для оказания медпомощи – оборудование в медчасти чуть ли не лучшее в городе. Врачи в колонии тоже все квалифицированные. На территории колонии есть парикмахерская, магазин, библиотека.

Также у нас есть гордость – собственный театр. Очень популярное хобби среди осужденных. Про него даже документалку снимали. Еще наши девушки работают – шьют спецодежду на заказ. Это обязаловка, конечно, но это единственный способ заработать денег в заключении. К тому же появляются средства на магазин и парикмахерскую. В целом у нас все весьма гуманно и цивилизованно устроено. Одна дамочка вообще как-то заявила при освобождении: «Ну все, девки, ждите – скоро снова к вам заеду. Понравилось мне!»

«У нас с прошлого года осужденные могут получать высшее образование. Специальности три: маркетинг, психология и юриспруденция»

 – Как-то и смешно, и не смешно одновременно. Часто они все-таки возвращаются обратно? 

– Возвращаются они уже не к нам, а в другую колонию для рецидивисток. Вообще рецидивы бывают, и не так редко, как хотелось бы. Причины те же, что и у мужиков: работы нет, образования нет, денег нет. Выход: украла, выпила – в тюрьму. Классика. Наша задача сделать так, чтобы назад наши дамы дорогу забыли.

 – И как вы это делаете? 

– Ну, например, у нас с прошлого года осужденные могут получать высшее образование. Форма заочная, стационарная: читают лекции, пишут тесты, на экзамены к ним преподаватели из университета приходят. Специальности три: маркетинг, психология и юриспруденция. Юристов, кстати, больше всех. Не знаю, с чем это связано. Поначалу меня это даже слегка возмущало. Как это так: я, значит, в конкурсе участвовала, ЦТ сдавала, в конце концов, а, оказывается, можно было просто отсидеть. Дайте мне какую-нибудь нестрашную статью – я тоже поучиться хочу!

 – Наверное «нестрашную статью» не получится – это же надо минимум на четыре года присесть, чтобы с дипломом выйти, так? 

– Да, учиться в основном берут «дальнобоев». Тех, у кого времени с запасом. Это те, кто за убийства сидят, за наркотики – по тяжелым статьям, короче. Чтобы все как одна с дипломами вышли. На самом деле круто, что у таких девушек после освобождения появится какой-то шанс на социализацию.

 – Кстати, насчет «все как одна»: у всех заключенных одна униформа. Это же кошмар любой дамы – вечеринка длиной в несколько лет, куда все пришли в одинаковых платьях. Пытаются ли девушки как-то выделится, показать свою индивидуальность? 

– Пытаются, насколько это позволяет устав. Кто-то виски выбривает, кто-то красится в кислотные цвета. Проблема только в том, что мужчин в колонии почти нет, и впечатление, в общем-то, не на кого производить. Хотя тут тоже еще с какой стороны посмотреть…

 – Что ты имеешь в виду? 

– Есть тут у нас несколько примеров однополой любви в колонии. Обычно это так происходит: женщины образуют пару и делятся по ролям, распределяя свои обязанности. Одна из них защищает «семью» и решает всяческие проблемы. В то время как вторая готовит, стирает и хранит очаг, так сказать. Иногда это выглядит весьма романтично. Например, был у нас случай, когда одну девушку за драку посадили в ШИЗО, а ее подруга так соскучилась, что тоже специально подралась, чтобы ее наказали и она смогла встретиться со своей возлюбленной.

«Незабудка»

 – Не возникало ли у тебя самой эмоциональной привязанности к осужденным? Я имею в виду дружбу, конечно. Это вообще возможно? 

– Это невозможно и, более того, – запрещено. Естественно, к кому-то получше, к кому-то похуже относишься. В зависимости от поведения делаешь какие-то поблажки. Все ведь живые люди. Да и, по сути, мы же сидим вместе с ними. Разница только в том, что на ночь мы домой спать уходим. Но колония – точно не лучшее место, чтобы подруг искать. Я же говорю: иногда смотришь – вроде бы адекватная. А потом на статью глянешь – и глаза из орбит лезут. Так что я просто стараюсь по-человечески со всеми поступать, не жестить особо, быть приветливой, улыбаться. И это ценят. Бывает, иду по колонии, а мне вслед кричат: «Эй, как дела твои?» Некоторые девушки после освобождения даже добавляются в друзья в соцсетях, письма пишут, благодарят за хорошее отношение.

«Некоторые заключенные даже шутят, мол, что у нас не колония, а санаторий “Незабудка” общего режима»

 – Нет, ну ты правда прямо как вожатая в детском лагере! 

– А то! Некоторые заключенные даже шутят, мол, что у нас не колония, а санаторий «Незабудка» общего режима. Только я бы все равно не советовала в таком санатории отдыхать – оно того не стоит.

***

«Пионервожатая» отодвигает поднос с суши и просит счет, как бы завершая этим разговор и жирно подчеркивая важность последних сказанных ею слов. При всей видимой хрупкости моей собеседницы, на протяжении беседы у меня было четкое ощущение ежовой рукавицы, сжимающей кое-что повыше колена. Она, а не я, полностью контролировала ход беседы. И если я случайно забегал на территорию государственных или личных тайн, то тут же ловил саркастическую улыбку и этот неповторимый «ага-щас»-взгляд, обламывался и без промедления переходил к другому вопросу. Наверное, это и называется идеальной надзирательной выправкой. Между «вожатой с конфеткой» и «вожатой с дубинкой» – граница толщиной в микрон. И несмотря на всю сдержанность и деликатность этой дамы, не приведи господь кому-нибудь ее разозлить. Будь ты хоть каннибал(-ка), хоть контролер(-ка) – если ты не прав(-а), то будет больно.

Фото: pxhere.com

Источник: 34mag

 

You may also like...