Вас найдут по голосу и фото в толпе. Российские компании и технологии слежки

Арабские революции 2011 года показали, какую важную роль репрессивные режимы отводят современным технологиям слежки. Правозащитные организации заговорили о необходимости контролировать поставки таких западных технологий точно также, как ныне отслеживается торговля оружием.

Между тем, Кремль не нуждается в покупке этих технологий: российские компании обеспечивают всем необходимым для слежки оборудованием спецслужбы РФ. И успешно продают их за рубеж, в том числе и репрессивным режимам.

— Как вы относитесь к тому, что ваши технологии поставляют в страны с репрессивными режимами?

Этот вопрос застает врасплох Сергея Львовича Коваля, главного эксперта компании «Центр речевых технологий» (ЦРТ). Невысокий, с внешностью типичного советского инженера, Коваль полтора часа перед этим эмоционально рассказывал о своей организации в полупустой кофейне близ станции метро «Чернышевская» в Санк-Петербурге.

«Центр речевых технологий» — действительно выдающаяся компания, мировой лидер по системам идентификации личности по голосу. Правда, мировую известность Центр получил в декабре 2011 года, когда Wikileaks в своем новом проекте The Spy Files, посвященном глобальной индустрии слежки, внесла ЦРТ в список производителей технологий наблюдения, продающих их в разные страны мира.

ЦРТ — обломок советской секретной науки, работавшей в интересах КГБ. Ассоциации с описанной Солженициным в романе «В круге первом» «Марфинской шарашкой», — секретном НИИ, в котором в конце 40-х инженеры-зеки работали над проблемой идентификации людей, звонивших в западные посольства, здесь более чем уместны:

— «Наш Центр был создан в 1990 году. До этого все основные сотрудники работали в отделе прикладной акустики, вообще отдел был кагэбэшный, а формально принадлежал НПО „Дальсвязь“ Министерства промышленных средств связи. Большая часть людей в отделе были сотрудниками КГБ (я был вольнонаемный), и Комитет госбезопасности доплачивал 15%. Там секретность, конечно, на входе автоматчики и все такое. „Шарашка“, в которой работал Солженицын, она была переведена из Москвы в Питер, и этот отдел был прямым ее наследником. Люди, которые описаны в романе, продолжали работать там и после освобождения, и я с ними начинал работать, когда пришел в отдел в 1973 году.» — говорит Коваль.

Но даже несмотря на свою полную осведомленность относительно «шарашки», Коваль и сегодня больше всего жалеет о развале советской секретной науки, частью которой был его отдел:

— «В Советском Союзе была очень хорошая система разработки средств в интересах обороны и безопасности. При Академии наук существовала Военно-промышленная комиссия, и была секция прикладных проблем Академии наук СССР. Эта секция собирала от всех ведомств, Министерства обороны, КГБ, заказы на перспективные разработки. И вот эта секция требовала денег, и они выделялись, — все, какие требовались, — вплоть до 1988-89 годов. Деньги выдавались таким отделам, как наш. А потом мы эти деньги распределяли среди академических учреждений и контролировали все заказы. Деньги выделялись любые. Любые!»

Кстати, в штате отдела, где работал Сергей Коваль, было 300 человек, а на всем предприятии трудилось 10 тысяч сотрудников.

В 1990-м финансирование было урезано в десять раз и вскоре отдел был полностью ликвидирован. Несколько лет семь бывших сотрудников существовали как группа перспективных разработок в фирме приятеля, пока не превратилась в «Центр речевых технологий». На сегодня из семи отцов-основателей в фирме остались только трое, но штат самого ЦРТ разросся до 350 человек.

— То есть вы вернулись к размерам своего отдела в советские времена?

— Да, вернулись. Причем, что самое интересное, ЦРТ сейчас играет роль того отдела прикладной акустики, которую играл тогда.

— Но вы же не можете размещать заказы по 40 институтам, как тогда?

— Ну конечно, нам это слабо, и мы этого не делаем по другим причинам. Но, когда требуется сегодня какая-то сложная разработка спецтехники, наши дорогие друзья из специнститутов бегают-бегают кругами, и возвращаются сюда.

При чем тут микрофоны?

Коваль даже скромничает. В июле 2011 года дочернее предприятие ЦРТ, названное «ЦРТ-Инновации», стало резидентом Сколково, кластера высокотехнологичных компаний, создаваемого по инициативе президента Дмитрия Медведева. В «ЦРТ-Инновации» сразу заявили, что главная задача новой компании в Сколково — разрабатывать технологии идентификации, которая позволит устанавливать личность человека по голосу или изображению лица.

В компании свою разработку считают уникальной по масштабам и функциональности — она сможет хранить многомиллионные базы биометрических данных (образцов голосов и фотоизображений) и находить необходимых людей в любых каналах связи и видеофайлах. Также возможно подключение дополнительных функций идентификации: по отпечатку пальца, радужной оболочке глаза и т.д. Это программное обеспечение ориентировано на силовиков и спецслужбы, и предполагается, что оно должно быть использовано для поиска преступников.

В сентябре 2011 года ЦРТ получил поддержку с еще одной стороны: «Газпромбанк», входящий в империю Юрия Ковальчука, близкого друга Владимира Путина, стал совладельцем Центра. Генеральный директор ЦРТ Михаил Хитров заявил тогда: «Мы является мировым технологическим лидером на таких наукоемких рынках как синтез и распознавание речи, голосовая биометрия, речевая аналитика и др… Наша задача максимально реализовать этот инновационный потенциал на мировом и российских рынках. Команда Газпромбанка разделяет наши амбициозные планы..».

В сфере создания систем распознавания голосов в интересах спецслужб и полиции Центр речевых технологий сегодня действительно — один из мировых лидеров. Технологии идентификации личности по голосу, разработанные в Центре, основаны на таких методах автоматического исследования голоса и речи, для которых не имеют значения язык, акцент и используемый диалект: анализируются физические параметры голоса человека.

В 2010 году ЦРТ завершил внедрение первого в мире национального проекта идентификации по голосу. Проект был реализован в Мексике, на территории которой была развернута система государственного учета голосов и биометрического поиска, способная идентифицировать личность говорящего по фрагментам речи. В национальную базу голосов внесли не только преступников и сотрудников правоохранительных органов, но и законопослушных граждан: в некоторых мексиканских штатах даже для получения водительских прав нужно сдать образцы голоса.

Центр не ограничивается работами с голосом и занялся созданием систем распознавания лица — компания участвует в тендерах российских спецслужб, и активно внедряет их за рубежом. В настоящее время, по словам Коваля, который лично курировал мексиканский проект и провел в Мексике в общей сложности около года, к созданной ЦРТ системе учета голосов добавилась возможность идентификации человека по фотографии.

Мексика — не единственный заказчик ЦРТ за пределами России. По словам Коваля, системы ЦРТ установлены в Казахстане, Киргизии, Узбекистане и Белоруссии, где сейчас разворачиваются работы по созданию национальных систем идентификации граждан.

ЦРТ пытается прорваться на рынок Китая, и уже успешно работает в Таиланде и Сингапуре. Кроме того, ЦРТ поставляет свои системы в Индию и на Ближний Восток: по словам Коваля, в списке клиентов из этого региона уже есть Саудовская Аравия, Алжир, Йемен и Турция. В Латинской Америке ЦРТ получила контракты в Колумбии и в Эквадоре, где в масштабах страны сейчас внедряется разработанная ЦРТ технология распознавания по лицу.

Коваль не видит моральной проблемы в том, что в некоторых странах продукты ЦРТ могут использоваться не для розыска преступников, а для слежки за журналистами, диссидентами или правозащитниками:

— Ну, а что мы можем сделать? Мы поставляем спецтехнику. А что такое спецтехника — это техника, ориентированная на операции правоохранительных органов. Можно ее использовать для борьбы не с плохими людьми, а с хорошими? Можно. Ну предположим, в некоей стране, нашей или чужой, есть система распознавания лиц. Можно снимать митинг, и потом, имея картотеку лиц, выискивать там журналистов. А другой будет искать в толпе наркоманов. Третий — недавно освобожденных лиц или националистов. Все они используют одну и ту же технику. Я не вижу, что с этим можно сделать. Просто не представляю. Если идет подслушивание голосов, то причем тут, условно говоря, микрофоны?

Коваль начинает горячиться:

— Все эти разговоры о том, что спецтехника помогает ловить диссидентов — бред сивой кобылы, это, как сказать, двойные стандарты, которые американцы используют вовсю как психологическое оружие против своих конкурентов. Все эти права человека, мое мнение — это умышленное применение двойных стандартов для достижения своих целей.

Хотя Сергей Коваль отрицал, что публикация на сайте Wikileaks повлияла на политику компании в отношениях со СМИ, на деле выяснилось, что общения с журналистами руководство ЦРТ теперь избегает.

Мы обратились к руководителю московского филиала ЦРТ Дмитрию Дырмовскому с просьбой показать одному из авторов статьи, как работает система идентификации голосов. Однако, узнав, что мы уже пообщались с Ковалем, Дырмовский потребовал не печатать того, что рассказывал Коваль: «Сергей Львович Коваль не имеет права говорить от лица компании, поэтому все, что он рассказал в интервью вашему сотруднику, он не имел права говорить, хотя я и не знаю, что он ему рассказал».

Показывать любые продукты, выпускаемые ЦРТ даже для коммерческих компаний и разрекламированные на сайте, Дырмовский наотрез отказался.

Все делают это

«Центр речевых технологий» — не единственная российская компания-производитель систем слежки, успешно продающая свои технологии странам с репрессивными и авторитарными режимами. Компания «Аналитические бизнес решения» (о ней мы писали в первом материале цикла), например, продала свою систему мониторинга блогов и социальных сетей «Семантический Архив» в Управление К МВД Беларуссии. В свою очередь, компания «МФИ-Софт», крупнейший в России производитель средств перехвата телекоммуникационного трафика (телефонные переговоры, мобильная связь, Интернет), установила свои системы в Казахстане и Узбекистане.

Как и ЦРТ, эти фирмы крайне осторожно комментируют свои контракты за рубежом. Наталья Коробкова из пресс-службы «МФИ-Софт» на вопрос о том, что ее компания поставляет в Казахстан и Узбекистан, ответила:

— Мы поставляем в эти страны в том числе продукты в области легального контроля или информационной безопасности. Но назвать, какие конкретно продукты, я не смогу, потому что это конфиденциальная информация. С ними мы работаем не напрямую, а через дистрибьюторскую компанию «Алое-систем». У нас нет прямых с ними контрактов. Прямые контракты только с Россией.

— А чем вызвана конфиценциальность этой информации?

— Ну, этого я вам сказать не могу.

Стоит учитывать, что многие государства бывшего Советского Союза, создавая системы слежки, следуют опыту России, что дает естественные преимущества российским компаниям. Например, в марте 2010 года президент Беларуси Александр Лукашенко подписал указ № 129, дающий КГБ и Оперативно-аналитическом центру при президенте полный дистанционный доступ к базам данных белорусских операторов связи. Система названа точно также, как в России, — СОРМ (система оперативно-розыскных мероприятий).

В апреле того же года генеральный директор беларусской компании «Альтернативная цифровая сеть» Игорь Сукач заявил, что выполнение указа Лукашенко обойдется интернет-провайдеру «Атлант Телеком» (входит в холдинг «Альтернативной цифровой сети») в 60 тысяч долларов. Мы обратились в «Атлант-Телеком» с просьбой сообщить, оборудование какой компании им пришлось закупить. Но нам ответили: «По условиям действующего контракта и из соображений безопасности мы не можем назвать вам ни название поставщика систем СОРМ, ни его региональную принадлежность. Нам очень жаль, но требования очень жесткие».

Кстати, как сообщили авторам в одной из российских компаний-производителей СОРМ, не только Беларусь, но и Узбекистан также копирует российский СОРМ.

***

Нежелание задумываться над этической стороной своей работы оказалось общим для всех опрошенных нами сотрудников компаний, работающих в этой сфере. При этом смена поколений, кажется, не смогла изменить позицию технической интеллигенции, в советские времена тесно связанную с ВПК.

61-летний Сергей Коваль, продукт советской исследовательской школы, работавшей в интересах КГБ, начинает чувствовать себя неуютно, когда ему приходится задумываться над проблемами, выходящими за пределы техники, и сразу же обращается к готовым штампам еще советской пропаганды.

В свою очередь сорокалетний Вадим Секереш, выпускник математико-механического факультета Санкт-Петербургского университета, ныне генеральный директор производителя систем перехвата телекомуникаций «Протей Спецтехника», с контрактами в Узбекистане и Беларуссии, спокойно отреагировал на то, что его предприятие вошло в список проекта Spy Files Wikileaks:

— «Я не обратил на это внимания. Мы с сотовыми операторами работаем во многих странах, видимо, информация оттуда. Но я даже не смотрел. Меня эта тема не очень волнует. Мы же на самом деле спецтехнику не продаем, всякие жучки и проч. А то, что к телекоммуниционному оборудованию можно подключиться… так этим многие компании занимаются».

Между тем, игнорирование этической стороны проблемы мало волнует не только российских инженеров: большую часть списка Wikileaks занимают западные компании.

Автор: Андрей Солдатов, Ирина Бороган, «Ежедневный журнал»