Похищенный бандитами

Его похитили из собственной квартиры больше 3 месяцев назад. Он помнит всё, что с ним произошло, будто вчера – в мельчайших подробностях, включая имена, даты, время суток. В деталях воссоздает портреты боевиков и их пленных. История о том, как преподаватель истории луганского университета стал садовником в плену у сепаратистов.

 «Меня зовут Сергей Сергеевич Сергиенко – такое вот совпадение», – представляется с улыбкой гость издания LB.ua, среднего роста мужчина с седыми волосами и хитринкой в глазах. Доцент, кандидат наук, преподаватель истории украинской культуры Восточно-Украинского университета им. Даля с 15-летним стажем, он учил своих студентов патриотизму в городе, где давно уже проводили «работу в умах» российские агенты. Сергиенко говорил с молодежью об истории Киевской Руси и возникшего позже Московского княжества. Он показывал достижения науки, сделанные благодаря украинцам: от рентгена до рамочного улья. Внук капитана НКВД, он оказался едва ли не единственным патриотом Украины в своей семье.

Сергиенко похитили из собственной квартиры больше 3 месяцев назад. Он помнит всё, что с ним произошло, будто вчера – в мельчайших подробностях, включая имена, даты, время суток. В деталях воссоздает портреты боевиков и их пленных. Сюрреалистичные воспоминания июня не нарушают внутреннего спокойствия этого человека – а наоборот, дают повод для шуток. 7 дней в плену у сепаратистов Сергиенко вспоминает, как самое большое приключение в своей жизни, и даже повод ее переосмыслить.

Домашний кофе напоследок

 

22 июня, в воскресенье, я прочитал в интернете, что взяли в плен Владимира Семистягу, преподавателя Педуниверситета, активиста нашего луганского Майдана. И я подумал: стоп. Если его взяли, значит, следующим буду я. Потому что я тоже был на всех «майдановских» митингах, которые в Луганске проходили в апреле месяце возле памятника Шевченко, каждый вечер в 6. На эти митинги собиралось постоянно 200-300 человек. Люди менялись, но был костяк – это мы. Я выступал с речью за единую Украину, говорил о наших преподавателях, они ведь должны внушать детям патриотизм. А, к примеру, мой заведующий кафедрой профессор Воеводин говорит, что Украины вообще нет – и государства не было такого, и нации.

 

Еще часто я во дворе агитировал за Украину – спорил, в дискуссии входил. У нас подъезд, весь пролет в 5 этажей, за Украину был. Рядом, следующий подъезд – все за ЛНР, за Россию. С балконов все вывешивали флаги. Правда, в мае после референдума обозленность какая-то появилась у людей – и флаг нам пришлось снять.

 

Фото: Александр Ратушняк

Во вторник жена была на работе, а я – дома. Занятий уже не было, я до 12 был во дворе – вместе с соседями делал клумбу возле дома. Зашел домой, как раз все разошлись во дворе. Только включил ноутбук – звонок в дверь. А у меня домофон с камерой, включаю, смотрю в экран – стоят. В военной форме, в очках, с автоматами. Думаю, ох – сепаратисты, понятно. Смотрю, ленточка же у них колорадская. Я говорю: «Вам что?» – «А вы Сергей?» – «Я Сергей», – говорю.- «А можно с вами поговорить?» – «Давайте, говорите». – «Да нет, выйдите – поговорим».

Выглядываю в окно – а там еще несколько человек стоят с автоматами. Получается, окружили мой подъезд. Звоню в милицию: так и так, за мной приехали вооруженные люди. Они приняли заяву – милиция тогда еще работала. То есть, она была – но без оружия и чисто символически.

Я не открывал, они начали взламывать дверь монтировкой. У меня хорошая железная дверь, тройка металл, замки мощные стоят. И вдруг – как консервная банка открывается. Я тогда сказал им, что сейчас открою, потому что дверь стало жалко.

Их было трое, двое с автоматами. И один из них – раз, автомат сразу на меня. Заходят – и давай обыск квартиры устраивать. Ноутбук забрали, все флешки, мобилку мою. Все вещи полностью перерыли. Все папки мои по докторской работе, научные материалы. У дочки из комнаты фотоаппарат забрали. Самое интересное, это были молодые пацаны, где-то по 22 года.

Я одному из них сказал: «Пошли, хоть кофе заварю напоследок». И пока мы были на кухне, разговорились с ним о ситуации. Он говорит: «Видите, мне из-за этой хунты приходится воевать, а я сам – студент Харьковского университета строительства и архитектуры, учусь заочно». Потом, кстати, в интернете о нем прочитал – кажется, Костей зовут, он из Энергодара.

У них отличительная черта – эта бородка их, якобы православная. Агресивное какое-то православие. Они мне начали рассказывать: «Тут, видишь, иезуиты, католики, всякие сектанты, – говорят, – Лезут на нас. Мы идем освобождать от них». – Я думаю: «От кого освобождать?» А сам говорю: «Мы тут тоже православные, не католики. И на Западной Украине православная церковь. Есть греко-католики, но это их выбор».

Я кофе с ним выпил, поговорил. Так паренек вроде интеллигентный. Худенький, маленький такой, господи, оно метр шестьдесят пять, с этим бедным автоматом.

Короче, забрали меня, вывели – шесть человек их было.

Когда его грузили в микроавтобус, милиция уже приехала. Они просто стояли и наблюдали. Два мента, с папочками. Когда его погрузили, они мне сказали: «Пошли, мы опрос сделаем». Я им рассказала, что к чему. Они спросили: «Будете заявление писать?» – Говорю: «А смысл? Если вы присуствовали, когда его забирали. А я, может, этим заявлением наврежу больше». И заявление не писала. И после того, как мужа забрали, первые несколько дней звонили мне из милиции по несколько раз в день, спрашивали: «Муж ваш не вернулся?». А потом стали уже раз в день звонить: «Но вы же обязательно позвоните, когда он вернется».— Наталья (жена Сергея)

Меня забрали в этот бусик, посадили так, чтобы я смотрел вниз и не видел, куда едем. Один хлопец из тех, кто вез – со Станицы Луганской сам, строитель – рассказал, как его девушка сутки просидела в огороде, когда дом расстреливали. И после этого он пошел защищать свою родину. А кто конкретно стрелял – никто не знает.

В гостях у ФСБ

Привезли меня. Двор, салатного цвета здание, восемь гаражей. А за оградой – пятиэтажки. Мы тогда знали, что везут или в СБУ, или в облисполком, или в милицию – в штаб завозят всех пленных. А тут – здание красивое, все чисто, аккуратно, по-европейски.

Сидел я в бусе около получаса. Подходит, открывает двери мужик лет под 50, позывной Остап. С залысиной, крепкий такой, спортивный. И ко мне: «Что, слава Украине?». – Я говорю: «А чего «слава Украине» надо кричать сразу?» – «Ты же орал везде». – Я говорю: «Где – везде?..». Короче, повел меня по двору, завел в первый гараж от ограды. Гаражи там большие, 9-ти метровые, они их боксами называли по-своему.

Я потом узнал, что это за гаражи. Это офис (Александра) Киселева, депутата облсовета от Партии Регионов. Адрес – Площадь Великой Отечественной войны, 10-а. Прямо возле облисполкома, в центре города – и жилые дома вокруг, квадратом. Это бывший детский садик. Киселев его забрал, отстроил, сделал себе офис.

В гараже, куда меня завели, уже сидел паренек. Познакомились – он танкист из Полтавы, Толик Гавриленко. Сказал, что буквально передо мной Семистягу вывели куда-то. Видно, пока я сидел в бусике, его вывели, а меня – на его место.

Этот пленный солдат был такой худенький, набожный. Рассказал мне интересную историю. Они ведь 16-го июня уже практически освобождали Луганск. Почти батальон танков, Нацгвардия уже заходила. «Мы уже на улицу Коминтерна заходили (Это от Счастья первая улица в Луганске – Сергей.).

Мы входили, а я на пулемете сидел, на башне. Вдруг поворачиваюсь – а наши танки все назад пошли. Я не понял. Смотрю – сепаратисты кто куда разберагаются. (Они по дворам у нас прятались, мимо мусорных баков, ныкались от страху – Сергей). Я в рацию – а она не работает. Я тогда механику, танкисту – мол, давай разворачивай, а то что-то непонятное происходит. Пока я туда, в башню – нас противотанковой гранатой сеппаратисты подбили. Меня с башни выкидывает». Танк загорелся, и его, видно, контузило. Там же сепаратисты ему ногу проткнули кинжалом (потом зашили), пытали его. «Сколько танков? Где стоят танки? Сколько оружия у них?» – выспрашивали. И он говорит, непонятно, что за приказ был, что все назад вернулись – хотя уже заходили в город.

У сепаратистов в то время в Луганске было всего три танка – я их видел, все видели. Тем более, один они вечно на буксире таскали. И три «Града» ездило у них. И эти пушечки были – минометные, или как их. Возле 13-й школы стреляли. Это вся их техника была. То есть, их можно было как тараканов всех…

У них много людей было, но техники такой, как сейчас, не было. Город освободить можно было, и все этого ждали.— Наталья

Если Счастье освободили 3 вертолета, 200 десантов и 8 БТРов – за 20 минут. А ведь они там крепко держались: во-первых, мост перегородили. Поставили блокпост, бетонные плиты, людей там было – кошмар. 13-го числа Счастье освободили, а 16-го заходили к нам – можно было Луганск взять. Но почему-то развернулись – и заходите, сепаратисты, заезжайте. Как тогда – я не помню, какое число уже было, когда шли 12 танков из Изварина. От Изварина до Луганска 70 км. Танк идет со скоростью 70 км в час. То есть, за час добраться можно. Самолет из Чугуева летит 20 минут. Через 20 минут можно было их распотрошить, эти 12 танков. Но никто ничего не сделал. Они проехали и отправились на Дебальцево. До Дебальцева от нас еще 90 км. Получается, 160 км они ехали так, легко, без проблем. И местным жителям ручкой махали. Но вернемся к нашему плену.

В общем, повели меня на допрос. Завели в комнату – конференц-зал был у Киселева.

Сидели Кулибин, Бес (позывные – LB.ua), потом еще двое – я не знаю их позывных, здоровые ребята. Но они ФСБ-шники явно, с московским акцентом. И видно было по их профессионализму. Они хорошо владели методикой допроса, все их выдавало: и голос, и интонация.

Лежачего бьют

Меня посадили в углу на крутящийся стул. Направили на меня видеокамеру. Я был в наручниках – у меня потом еще долго от них оставались отпечатки. Смотрю – на столе лежат книги и брошуры Семистяги, «Просвиты», стол ими полностью завален. Еще ноутбуки лежали, и компьютер стоял чей-то. Еще флаги были, и наклейки "Я люблю украину". Тогда я понял, что кого-то хапнули, и теперь начинают брать всех, кто связан.

Ну и первый вопрос: «Давай, рассказывай, кем ты в «Просвите» был? Что ты делал?» – Я говорю: «В какой «Просвите»? – «Ты знаешь такую организацию – «Просвита»? – Я говорю, что знаю, была в начале 20-го века «Просвита» имени Тараса Шевченко. Он матом говорит, мол, что под дурака косишь? «Давай, рассказывай за луганскую свою «Просвиту». Знаеш этого козла?» – и показывает мне фотографию Семистяги. Я говорю: «Это мой бывший преподаватель. И я его знаю как коллегу. Что с того?». Продолжают: «Сколько вас – членов «Просвиты»? Рассказывай, кого ты знаешь». Я говорю, что никого не знаю – был на митингах, но фамилий участников не знаю. И тут Остап начал бить. Сначала кулаком в грудь. Удар был сильнейший, такой, что у меня аж сердце чуть не остановилось.

Я когда вышел из плена, у меня вся грудь черная была.

Я упал, а он бил ногами – по печени, селезенке, почкам. Лежачего, в наручниках, по всей грудной клетке и по туловищу бил. Потом поднял меня за "хоботки", опять сажает – и допрос. Хватает пистолет, говорит: «Сейчас я хочу попробовать свой пистолет, как он стреляет. Ни разу не пробовал, мне его подарили». И тут он этот пистолет – щелк, и смотрит на наручники: «Так, это мои наручники. Кто поцепил наручники? Кто посмел? У кого ключи?». И на пацанов этих погнал.

Я не знаю, что за наручники у него – может, золотые или какая-то память. Факт в том, что он в эти наручники вцепился и побежал за ключами. Тут позвонили Бесу (Бес – здоровый такой, толстый, мордатый мужик. Он тоже из ФСБ-шников. А Остап этот – из Энергодара Запорожской области, бывший мент) – нужно было ехать на какое-то задержание.

Они говорят: «Так. Оставляем Кулибина», – и ушли все.  А Кулибин – худенький паренек лет 35-ти, в очках, интеллигентный. Его со мной оставляют, а мне – листок бумаги, и говорят: «Пиши все адреса, все фамилии, кого знаешь, всех, короче, сдавай». Я и начал сдавать (смеется – LB.ua). Пускай проверят – например, Гену. Я знаю, что Гена уже смылся давно. Я его адрес дал, мол, записывай. Если поймаешь – хотел сказать, в Киеве –  говорю, значит, твое счастье.

Стал называть тех, кто уже уехал из Луганска. Потом он говорит: «Ты же умеешь диссертации писать? Пиши». Я начал с Киевской Руси, как она разрушилась, как княжества все поссорились, и зашли варвары, монголо-татары. И как начался экономический кризис, и что это ни к чему не привело. Потом написал насчет их ЛНР-ДНР – что непонятно, кто за что борется, какая у кого идея. Что это за организация такая вообще, политическая, общественная или военная? И к чему она может привести?

Я им на два листа написал, сочинение целое. И когда мы с этим Кулибиным остались – он начал разговаривать о российских законах, о порядках. Я же его начал расспрашивать: «Сколько у вас преподаватель получает? Как у вас люди живут? «Расскажите, – говорю. – Мы же тесно связаны, мы славяне. Вы знаете историю Шолохова, как брат на брата шел. То же самое и у нас в семье. И к чему это привело? А к чему приведет сейчас?». В общем, мы с ним начали дискуссию – он парень грамотный.

Зашел Бизон. Это парень 20-ти лет, такой полный, астматик, тоже из Энергодара – бежал с этими ментами – он потом рассказал. (Бежал, потому что его собака задушила человека насмерть, и ему грозил срок. А тот Остап, мент – он предложил, мол, давай бежим от ответственности в эту ЛНР). Посмотрел на него, думаю: «Какой ты вояка? Ты же задыхаешься. Куда ты, чудо 20-летнее, пошло?»

А в руках у него был топорик как для разделки мяса. И он говорит: «Что, будем его пытать дальше?»  И что мне понравилось, этот Кулибин говорит: «Стоп. Этого мужика не трогать. Кто пальцем тронет – все, пеняйте на себя. Я беру его на себя». После этого сколько я просидел – семь суток, ко мне и пальцем не прикоснулись.

Кулибин сам ФСБ-шник. Но он, я так понял, он у них по компьютерам. Потому что все компьютеры просматривал. А у меня-то практически ничего и не было в ноутбуке компроментирующего. Только лекции, научные публикации. Единственное – про Путина была статья.

Они говорят: «Что, все постирал?». Я отвечаю, что не стирал ничего – что есть, то есть.

Преподавательский гараж

Закончили допрос, когда уже были сумерки. Получается, долго держали – это было 24 июня, а летом темнеет в 10 часов. Закинули меня во второй бокс, где сидело уже 5 человек. Трое были из Счастья, преподаватели ПТУ. И Тарас Путинь – замдиректора.

А еще был парень из Харьковской области, Женя, он приехал 19-го числа за деньгами. Он кому-то плитку клал в Луганске, сам – десантник. Сидел он в шортах на ЖД-вокзале, ждал, когда наниматель придет, деньги принесет. Поезд у него был на 12 ночи харьковский. И тут, говорит, три микроавтобуса подлетают, из них – 10 человек. И его – хопа. А у него эти наколки ВДВшные. Били, говорит, кошмар. Он сам ростом невысокий, чуть ниже меня. Но крепкий такой паренек. Двое суток его избивали, через каждые 4 часа: «Только отхожу – и опять начинают бить». И палками били его, и молотом пальцы покрошили. Вроде бы два пальца у него так и не работало.

Сергиенко подписал свое имя на найденной в штабе контрразведки ЛНР иконе - чтоб было проще опознать тело, если его убьют

Фото: Александр Ратушняк

Сергиенко подписал свое имя на найденной в штабе контрразведки ЛНР иконе – чтоб было проще опознать тело, если его убьют

Остальные ребята рассказали, что их взяли 13 июня, когда Счастье начали освобождать. Самое интересное, их в 3 часа дня забрали, а в полдевятого освобождали Счастье. Представляете? Не повезло.

Они в участвовали в местной Самообороне, вместе с милицией патрулировали город. У них удостоверения были – за это и попались. А они – два физкультурника. И третий, замдиректора, Тарас, молодой парень.

А четвертый был Юра, с квартала Южного, председатель ОСББ. Ему 50 лет, он и бизнесом на рынке занимался, и по хозяйству. И когда в его доме подвалы распродавывались втихаря, он начал вопросы задавать. Говорил: «Если распродаете – так пусть на благоустройство дома идут деньги. А то непонятно, кому они в карман идут». И у него постоянно были споры, в суды он ходил, в прокуратуру. Такой дотошный был мужичок. И вот его хапнули.

Они меня сразу приняли как своего коллегу. Спал я сначала на бетоне. Полуторалитровая бутылка из-под минералки вместо подушки была. Потом, на другую ночь, меня с левой стороны на правую переместили – там хотя бы картон был постелен. А у них так: по левую сторону, как говорится, очень плохие. Их постоянно надо прессовать. А по правую сторону – уже отпрессованные.

Самим перемещаться было запрещено, не дай бог, они увидят – будут бить. Они, бывало, дверь подпирали кирпичом специально, чтобы наблюдать. И они раз – тихо открывают, а ты на другой стороне. И все, хана тебе.

Воду и еду в первый день не давали. На второй день с утра дали мне баклажку воды. Приносили они баклажки эти 5-литровые, ставили раз в сутки. И было у нас ведро, его парашей называли. Конечно, воздух кошмарный. Душно, спертый воздух – и запах этот, дурдом там был, короче. И спать было невозможно. Еще и комары заедали.

Потом кормили один раз в сутки – в основном, ночью, часов в 10. Поначалу каша была, и даже икра кабачковая. Нам давали то, что их солдаты не доели. Был даже суп. А к нему тарелки одноразовые принесли и ложки. Мужики сказали: «Так, тарелку, стакан ныкай себе». Говорю: «Почему?» – «Может потом больше и не быть такого». За неделю два раза давали первое и один раз – компот. Говорят, это праздник какой-то был. Кормили выборочно. Иногда достаточно еды было, а иногда едва хватало поесть.

Я потом узнал, что был в плену у контрразведки, которая была отдельно, не подчинялась никому – ни Грачеву (Сергею, коменданту Луганска от сепаратистов), ни Болотову (Валерию, самопровозглашенному "народному губернатору" ЛНР). Это было московское ФСБ.

Обыватели и лимитчики

25 июня им надо было толкать машину. А они «отжимали» у людей машины и за 2-3 дня их гробили страшно. Даже не следили, масло есть или нет. Мотор застучал, что-то затарахтело – и бог с ним, отвалится – так отвалится. Тогда толкали «Газель», и нас вывели толкать, все 5 человек. Это Артур попросил, он за главного был в нашей «камере», как пахан. Да он и похож на пахана: такой короткостриженый спортсмен, дзюдоист. Попросил толкать, чтобы хоть воздухом свежим подышали.

Тогда-то я и увидел у них цветы в палисаднике – только заросшие все. Я Бизону говорю: «А чего у вас такие заросшие цветы?». Он говорит: «А ты разбираешся в этом?» – «Конечно, я разбираюсь в цветоводстве, дома цветники поразбивал, хорошие, красивые». Говорит: «Так давай. У меня тут только ножницы есть Павлыча». (Павлыч – это уголовник, за убийство сидел, тоже бежал. Если надо было кого-то казнить, он саперной лопаткой череп раскалывал пополам. Это у него козырный номер был, пацаны видели).

Так начал я у них за цветами смотреть. Работал по 2-3 часа в день. Представляете, мне доверили ножницы – холодное оружие! Я чуть ли не сам ходил по двору запросто. Если кого-то завозили или важное лицо приезжало – то меня закидывали в бокс. И там, кстати, стоял тот самый синий джип Жириновского, который он подарил ЛНР – 50 литров бензина «ест» джип, 8 тонн веса.

Нам выдали российскую офицерскую форму. Когда мы работали во дворе, должны были ее надевать. Для чего? Люди смотрят с жилых домов вокруг, кто же там лазит. Если в простой одежде – это пленные. А если мы ходим в форме – значит, свои, военные.

26-го рано утром подсадили к нам двух молодых азербайджанцев. Одному 28 лет, другому – 32. Мы их называли Вася и Саша – не могли выговорить их имена. Они сами из Горловки, приехали в Луганск «бомбить» семью врачей. Гастролеры, воры. Их поймали «ополченцы».

А они, «ополченцы», типа за справедливое общество. Чтобы воров не было, наркоманов. И алкоголиков они перевоспитывали. Когда мы Сергея искали, очень много видели этих алкоголиков, побитых таких, с синяками под глазами. Их на общественные работы отправляли – насыпать мешки с песком, строить баррикады, подметать.— Наталья

Кстати, когда закидывали кого-то нового, сразу объявляли остальным: того взяли за мошенничество, другого за алкоголизм. Меня объявили просто: «Правый сектор». А эти хотели обокрасть людей.

После обеда их отвели в 3-й бокс. Рядом стояли «газон» и «уазики», отжатые у пограничников, которых атаковали на квартале Мирный еще 1 июня. И в этих «уазиках» – целый склад оружия.

Вечером, когда я с розочками возился, их (азербайджанцев) вывели на улицу, чтобы они позвонили своему главарю и договорились встретиться. Якобы, дело сделали, давай встретимся, мы тебе товар отдадим. Но они не взяли главаря. Он не приехал на «стрелку» – видно, понял, что что-то не то, по интонации. Потом старшего били. И молодой заходит – простреленное ухо, и он как баклажан синий, избитый. А на следующий день, 28 июня, их ночью увезли и казнили.

Потом я эту саперную лопатку видел – она в крови вся была. Женька ее вытирал от крови и глины. Так что, может, казнили ею.

Одного за цепочку расстреляли – украл цепочку. Говорят, если до баклажанного цвета избивают полностью, то это уже покойник. Его везут на Металлист, в окопах расстреливают, там же закапывают.

Позывной Садовник

А Павлычу я потом так угодил – я у него был самый лучший человек. Мне Бизон лично приносил кофе – мужики балдели.

Дело было так. Была у них медсестра Катя, рыженькая такая, симпатичная девчонка – она работала в областной больнице, а у них (у боевиков – LB.ua) подрабатывала. Помню, она запсиховала, когда азербайджанца с ухом надо было перевязывать, сказала: «Слышите, я не хочу под статью попадать. Вы сейчас здесь, а завтра вас нет. А я останусь здесь жить, в Луганске, и буду потом отвечать». И буквально через день она, как я слышал, заболела, в больницу попала. А Павлыч в нее влюблен был.

Говорит: «Я сейчас к ней в больницу иду, и мне нужен букет цветов». Тогда Бизон говорит мне: «Если ты не сделаешь красивый букет, мы тебе сейчас ноги переломаем». Я пошел, красивые розочки повыбирал, сделал букет, добавил листьев. Думаю – понравится или нет, бог с ним. Прихожу – а Павлыч в восторге:  «Ох, вот это букет!». Он к ней съездил, и ей, видно, тоже понравился букет. Тогда он говорит мне: «Так, что ты хочешь? Скажи. Кроме свободы» (смеется – LB.ua). Я говорю: кофе. Тогда он Бизону сказал, чтоб тот каждый день выдавал мне кофе.

Меня там все называли Садовником. Вроде позывной. И так я там прижился.

Еще эпизод был 25 июня. Я убирал в пристройке – Бизон почему-то заставил именно меня – расстилал там одеяла и матрасы к приезду десантников из какого-то спецподразделения. «Двухметровые амбалы, – как он мне говорил, – Плечи метровые. Бьют чуть ли не 100 человек за раз».

А под нами был еще подвал – но я туда не ходил, конечно. Оттуда было слышно, как орала девушка, и голос – как у Наташки. Меня так переклинило, что это ее взяли тоже, а теперь пытают, чтоб она рассказывала. Такой крик был – честно сказать, у мужиков волосы дыбом встали. Просто нечеловеческий голос. Потом я Бизона спросил, кто это. Как ее зовут, узнать бы. Он сказал: Карина.

У нас, кстати, 25-го была «хрустальная свадьба» – 20 лет, как мы поженились. А его забрали 24-го – такой подарок нам сделали сепаратисты.— Наталья

Потом, 30 июня и 1 июля, в мои последние дни там, Бизону надоело переписывать списки всех тех, кого держали в гаражах. Я с ним сначала ходил по боксам и записывал, кто где сидит, за что, и год рождения. А потом сидел и ночью переписывал: почему-то заставили сделать 3 списка, вручную. Может, ксерокса не было.

В первом боксе было двое: Семистяга и этот военный, Толик. Я лично видел Семистягу живым, поэтому не верил слухам о его смерти, которые ходили в конце июня.

А в подвале была Карина Витальевна, фамилия ее у меня записана. Тогда я узнал, что она 1986 года рождения и была в партии Ляшко – за это ее и пытали. Оказывается, Ляшко для них был еще хуже, чем «Правый сектор». Потому что он их Клинчаева прессовал, лицом по асфальту.

Один вообще учудил. Сам из Камено-Бродского района, позывной Арес, Антоном звали. Он в комендантский час, около 11 часов ночи, пьяным шел за пивом. И надел куртку от военной формы с украинской нашивкой – служил ведь. А к нему сепаратисты: «Ты что, обалдел?» – и побили его, хотя он сам – ярый сепаратист.

Еще соседи могли написать донос. Чуть не так на соседа глянул, могли написать, что ты – великий патриот или «Правый сектор».— Наталья

Этот Антон мне потом сказал, что сдал меня сосед, Робинзон его кликуха, 58 лет мужику. А история с ним такая.

У нас в доме – пристройка, там офис фирмы, регионального представителя Майкрософта. Я, когда купил квартиру, в подвале порядки наводил вместе с этой фирмой, вскладчину – они как раз решили сделать там склад. Пластиковые трубы ставили, канализацию проводили, плитку укладывали. Я помогал им убирать весь хлам, провел свет, воду. Кстати, недавно за подвал мне все спасибо сказали – что я его вычистил, там теперь бомбоубежище сделали, и в нем прячутся жители нашего и соседних домов.

Так вот, Робинзон взял как-то у меня ключи от подвала под предлогом помыть машину (там кран есть, шланг), и не возвращал их три дня – мол, потерял. Оказывается, решил у фирмы металл воровать. Я захожу – а там этот металл весь сложен. Говорю, «Робинзон, а это что такое?» – «Не твое дело», – говорит. – «Я говорю, нихрена себе не мое. Потом на меня подумают – потому что ключ у меня и у них только, больше ни у кого».

Я оттуда вышел – и как раз замдиректора, Вовка, идет. Я говорю: «Вов, слышишь – Робинзон у вас металл вытаскивает». Вова тогда так быстро среагировал и металл вернул. А Робинзон же потом: «Ты зачем меня сдал?».  И за это он потом меня сдал сепаратистам. Главное, я все время думал на других соседей-сепаратистов, с которыми ссорился постоянно. А Арес сказал – нет, мол, через стенку сосед тебя сдал.

Внезапное возвращение

Первого июля вечером около полвосьмого привезли двух амбалов, охранников какой-то фирмы. Были Бес, Палыч, Остап, Варрам – целый кагал их прям собрался, как никогда. И начали охранников этих пытать – на четвереньки поставили и молотом били.

Тогда меня Остап подзывает, за машину заводит и говорит: «Слышь? Сколько тебе тут чего осталось доделать с цветами?» – Я говорю: «А что? Да тут немного осталось».

Он тогда матом сказал — вроде: «Пшел ты отсюда быстро». Я говорю: «Как – быстро?» – «Так, за ворота – и быстро».

Я сначала не понял, шутка или что? Он повторил: «Так, это доделаешь – и вали». И Бизону говорит: «У этого – все. Вещи отдать ему». Спросил, что у меня было – я говорю, компьютер, флешки, бумажник, папки. Говорит мне: «Пойдешь потом заберешь у Беса». Уже темнело, когда приехал Бес, часов 9 было. Вещи все мне вернули, и дали бумагу, чтоб я написал, что буду с ними сотрудничать. Я написал – так и так, буду сотрудничать, всю информацию буду давать, все сливать (смеется – LB.ua). Оставил свой телефон – пишите мне письма мелким почерком.

Тем же вечером меня оттуда вывезли. Дома были только родители – Наташа уехала с дочкой сдавать экзамены в Киев. Они меня ждали – это я должен был ехать в Киев. У меня на полвосьмого был поезд и билеты на дочку и на меня.

Мы до последнего билеты не меняли. Потому что я думала – если даже за час до поезда его отпустят, все равно он поедет.— Наталья

Меня отпустили, я пришел домой. Борода заросшая, худой, грязный был страшно.

И мать рассказала такую историю. Они накануне, в воскресенье, ехали к Наташе на маршрутке. Стояли на остановке. Вдруг едет серая «десятка» сепаратистов – они гнались за двумя пацанами на скутере. Они в то время вылавливливали координаторов – не могли понять, как по ним так точно бьют, кто-то же, видно, сдает координаты. Пацаны уже бросили скутер и врассыпную – «десятка» остановилась на остановке, двое побежали за ними. А мать с отцом залетели сидение к ним и говорят: мы такие-то, родители сына такого-то. Мама смелая у меня. И как раз на самого Беса наткнулись – я потом по описанию определил.

Он говорит: «Да, я знаю такого. Он у нас». А мать у меня сама с Сахалина. И у меня дед, Ошиток Роман Яковлевич – сам из кубанских казаков, служил в НКВД капитаном, был начальником НКВД Южносахалинска. И она эту историю рассказала им – и они зауважали. Бес сказал: «Слово офицера, что ваш сын завтра будет дома».

Прямо на следующий день меня отпустили. Но я могу поверить, что так и было: они очень любят тех, у кого в роду были КГБисты, НКВДшники. У меня же и дядька Лёшка был полковником КГБ. А дед в НКВД освобождал город от японцев.

Я остался в Луганске. Даже боялся звонить куда-то и договариваться, чтобы выезжать. Они ведь могли меня прослушивать и держать под контролем – потому что я знал, где находится их контрразведка.

На следующий день после того, как меня освободили, я принес пацанам поесть: колбасу, печенье, мед. Им пакет и Бизону отдельно пакет: "Это вам, а это – туда". Думаю, что отдал – ведь нам тоже передавал продукты Толик, которого раньше выпустили.

Мы жили в городе еще месяц – пока не начался сильный обстрел. Всё думали, что вот-вот освободят, еще неделька, две. А потом, когда взорвали возле нас три дома соседских и ХимФармзавод, и сосед, этот Робинзон, с осоколком, раненый, залез в подвал – мы уже поняли, что все, игрушки закончились.

Мы еще успели купить ж/д билеты в Киев, но поезда с 25 числа перестали ходить. Тогда сосед Гена, бывший афганец, тоже за Украину – предложил ехать вместе на его машине по так называемому «зеленому коридору», который появился с 28 числа. Но весь этот коридор – ложь, там куча растяжек, дорога вся покоцанная от взрывов и на блокпостах танками-амфибиями перегорожена, а вдоль дороги в любых кустах могут быть засады. К тому же у соседа машина очень хорошая – большие риски, что сепаратисты ее просто отберут. Решили добираться маршруткой.

Маршрутка шла в 7 утра каждый день, и я успел договориться с водителем о поездке – на следующий день у нас пропала мобильная связь. На 3 небольших маршрутки пришло 120 человек. Интересно, что 2 маршрутки были наши, а в третью сепаратисты свои семьи посадили – вывозить в Украину.

И когда мы выезхали из Луганска, 31 июля, на блокпосту перед Купянском СБУшник заинтересовался моим пленом, спросил, где именно я был. Я назвал ему адрес, а он говорит: «А что это такое?» – я ответил, что это контрразведка. «А ну-ну? Интересно, – говорит, – Я первый раз такое слышу». Попросил рассказать всё в деталях. Тогда из-за меня автобус задержали, и пассажиры психовали. А он сказал, что я очень полезную информацию дал. Они ничего об этом не знали.

А сосед тоже добрался – буквально через день позвонил, что он уже на Майдане. Его машину трактор тащил по бездорожью.

***

В оккупированном городе, где не работают мобильные телефоны, связь с родными поддерживают по старинке – письмами и звонками со стационарных телефонов, у кого они есть. Сергиенко регулярно получает письма от мамы, которая очень ждет его домой. Убеждает, что в городе никого сейчас не трогают, все работают и учатся. «Уля пойдет на инъяз, она ведь мечтала. Где она сейчас учится – можно в жопу засунуть, вспомните меня, да поздно будет. Сергей, шел бы ты тоже на работу, пока не поздно. Квартира сиротой стоит. Что выдумываете? Возвращайтесь домой. Целуем, ждем».

Дочь Сергиенко Ульяна поступила на юридический факультет одного из столичных ВУЗов и живет в Киеве. Сергей и Наталья обустроились в селе в Тернопольской области, у родителей Натальи. Уверены, что вернутся домой – когда над Луганском снова поднимется флаг Украины.

Автор: Нелли Вернер, LB.ua

 

You may also like...