Тайная жизнь юных боевиков ИГ

Трое совсем молодых боевиков ИГ лежат мертвыми на берегу реки Тигр.  При них – личные фотографии и документы, которые раскрывают невероятную историю их частной жизни. Репортаж корреспондентов Би-Би-Си. Предупреждение: материал содержит описание сцен насилия и жестокости

Тайная жизнь юных боевиков Исламского государства

 

Мохаммеда распирает от возбуждения и восторга: он снимает на телефон только что обнаруженные трупы трех боевиков из группировки ИГ ("Исламское государство" – организация, признанная террористической и запрещенная во многих странах, включая Россию). "Выстрели в него!" – кричит он, указывая на одно из тел.

Нервозность выдает в нем повара этого отряда. Он безоружен, однако его боевые товарищи из спецназа иракской полиции – известного как подразделение экстренного реагирования (ПЭР) – вооружены до зубов и не оставляют ничего на волю случая.

Тело и ворох одежды на берегу Тигра

Двое из боевиков ИГ однозначно мертвы. Один, скорее всего, подросток, погребен под грудой обломков. Его маленькая, закопченная рука высовывается из-под бесформенной кучи того, что когда-то было железобетонным бункером. Неподалеку в траве лежит боевик постарше. Его глаза широко раскрыты, однако часть головы отсутствует. Он погиб в результате того же авиаудара, которым был уничтожен бункер.

Однако тревогу солдат вызывает третий боевик, чье тело скрывается в тени, чуть дальше по тропе, идущей вдоль берега Тигра.

Осторожнее… Следи за рукой, вдруг у него граната. Подходи медленно.”

Мохаммед

Они делают пару выстрелов в лежащую ничком фигуру. Тело неподвижно. "В засаде сидел, сукин сын. Осторожнее, осторожнее”, – говорит солдат. "Вряд ли на нем пояс смертника", – отвечает второй.

Иракский солдат осматривает место авиаудара

Они стоят у подножия поросшего оливковыми деревьями холма, который служит временной базой ПЭР по мере продвижения армии в направлении Мосула – на тот момент последнего крупного редута ИГ в Ираке. Я смотрю на мертвеца. Его правая нога искромсана, разорвана осколками до кости. Похоже, что он выполз из бункера и дотащился до небольшого укрытия среди камней на берегу реки.

Мертвое лицо не потеряло индивидуальности: узкий подбородок и плутовской нос… редкая бороденка… Скорее мальчик, чем мужчина. Неподалеку солдаты находят автоматическую винтовку М16. На ней маркировка: собственность правительства США.

Маркировка на автоматической винтовке М16

Скорее всего, ее, как и тысячи других единиц оружия и боевой техники, бросили солдаты иракской армии, в панике бежавшие от стремительно наступающих отрядов исламистов, ворвавшихся в Ирак из Сирии. “Адель, Адель, патроны есть? Мне нужна полная обойма”, – говорит солдат, обыскивающий мертвеца. М16 теперь принадлежит тому, кто ее нашел.

“Нам пора, тут опасно”, – говорит офицер. Его подчиненные явно нервничают и хотят поскорее вернуться на базу. Они предупреждают, что где-то поблизости еще остались бойцы ИГ.

Дело происходит в конце февраля. Мои спутники бьются не на жизнь, а насмерть. За три дня им удалось стремительным броском подойти к Мосулу. Перед ними лежит деревня Аль-Бусейф, дальше – развалины аэропорта, а уж потом и западные окраины самого города.

Все они падут один за другим, но чем ближе к Мосулу, тем больше боевиков ИГ, и тем больше мертвых тел попадается на обочинах.

Уже совершенно ясно, что ИГ хорошо подготовилось к этому сражению. Битва за восточные окраины города заняла 100 дней. Боевики превратили Мосул в гигантский арсенал со складами вооружений в каждом районе.

Перед тем, как начать взбираться на холм, я еще раз смотрю на мертвых боевиков. Нахожу небольшой клочок бумаги с печатью ИГ. Это – увольнительная. С обратной стороны она замарана кровью.

Увольнительная с печатью ИГ

Напоследок солдаты еще раз обыскивают трупы. У лежащего в тени молодого человека они находят немного сирийских фунтов, которые практически ничего не стоят. А вот в кармане обнаружилось нечто гораздо более ценное – карта памяти мобильного телефона.

По сохранившимся на ней снимкам нам удастся воссоздать жизнь убитых, их крепкое товарищество, жестокость и свидетельства битвы за Мосул. Она прольет свет на то, кем был мертвый боевик, чье тело лежало в тени, и какие секреты “Исламского государства” умерли вместе с ним.

Его жизнь в фотографиях

Фотогалерея начинается с радостных семейных снимков, но постепенно атмосфера сгущается. Вот юноша сидит в какой-то комнате. На лице играет тень улыбки. Он смотрит в объектив большими оленьими глазами. Рядом с ним стоит маленькая девочка. Возможно, это его сестра. Она подняла указательный палец.

В исламе это – символ единобожия.

У него длинные кудри, расчесанные на прямой пробор. Дальше на фотографиях видны следы фотошопа. Щеки молодого человека становятся по-девичьи румяными, губы приобретают интенсивно розовый цвет, а глаза блестят.

Он постепенно преображается. Вот он уже в военной форме, за плечом – калашников, из нагрудного кармана торчит рация. На другой фотографии он запечатлен спящим. Снимок, вне всякого сомнения, постановочный. Его цель – показать воина в минуты отдыха.

От первых семейных снимков не осталось и следа. Теперь на наших глазах разворачивается история будущего мученика, воина-самоубийцы с лицом невинного ребенка, очищенного от скверны и готового положить свою жизнь на алтарь великой идеи.

На карте памяти, найденной при нем, есть и другие снимки. Вот групповая фотография молодых людей и мальчишек. Нашего боевика в кадре нет. Возможно, он и фотографирует. Позднее я узнаю, что почти все они из Мосула, члены группы огневой поддержки “Ниневия”, названной в честь древнего ассирийского города. Их дружба выковывалась в рядах ИГ.

Одно из самых сильных впечатлений производит фотография, на которой изображен, скорее всего, соратник убитого боевика. Этот человек явно старше. У него длинные волосы, тоже расчесанные на прямой пробор. Он уставился в объектив.

Мой взгляд останавливается на руках, лежащих на животе. Странно, но на них надеты черные перчатки. За этими руками, под рубашкой на теле спрятан пояс шахида. Большие пальцы рук касаются едва заметной выпуклости.

Перчатки скрывают кнопку детонатора. Все сделано для того, чтобы жертва не распознала угрозу в улыбчивом молодом человеке – до последнего момента, когда будет уже слишком поздно. На карте есть и групповые снимки гораздо более взрослых мужчин. Их закаленные в боях, усеянные шрамами лица забыть невозможно. И некоторым людям в Мосуле они прекрасно известны.

Но фотографии с телефонной карты раскрывают и еще один секрет, который с самого начала лежал у меня прямо под носом.

Тайное убежище

Участники битвы за Мосул пребывали в двух состояниях: либо в максимальном напряжении на поле боя, либо в смертельной усталости, которую не снимают несколько часов сна.

И я скатываюсь в ту же рутину: подъем до рассвета, быстрый бросок на передовую. И там я наблюдаю, как их жизни ежеминутно угрожает минометный и ракетный огонь, фугасы, дроны и снайперы ИГ.

Нам едва хватает ночной передышки, чтобы отредактировать отснятый материал, зарядить батарейки, немного поспать – и все по новой.

Ферма, вид с воздуха.

Поэтому мы и не обращаем внимания на место, где спим. В двух словах: тут темно, мы устали, и есть вещи поважнее. Нам хватает ощущения относительной безопасности.

Через две недели трупы трех боевиков все еще лежат на том же месте. Над ними потрудились собаки и птицы, и их уже не узнать.

Я еще раз просматриваю снимки с мобильной карты, и тут меня осеняет. Эти трое не только сражались около фермы. Они тут жили. Я узнаю стены и скудную мебель, которые теперь служат нам.

В последний день на передовой, за несколько часов до возвращения в относительную безопасность Эрбиля, я решаю исследовать наше жилье. Над моим спальным местом окно. Я отодвигаю пыльную занавеску и нахожу спрятанные под ней послания от "халифата", официальные приказы, исходящие от командования ИГ.

Из них ясно, что ресурсы боевиков истощаются, особенно им не хватает людей и ряды защитников "халифата" редеют день ото дня.

11 ноября министерство войны "Исламского государства" призывает людей вступать в ряды спецподразделений. В середине декабря оно приказывает усилить борьбу с дезертирством.

Братьям не разрешается отступать. Разрешается применять силу и соразмерное ситуации насилие"

Приказ ИГ

В глубине комнаты часть стены занавешена одеялом. Я чувствую, что оттуда тянет сквозняком. Дергаю посильнее – и одеяло падает на пол, подняв облако пыли. За ним обнаруживается еще одна комната. Небольшая и светлая, с единственным окном, выходящим в сад, и кроватью.

Здесь спали те, чьи трупы лежат под холмом. Их одежда и скудные пожитки разбросаны по полу. Наволочка с эмблемой футбольного клуба "Челси" брошена рядом с плакатом ИГ. На нем перечислены различные наказания за преступления против "халифата".

Все электрические розетки выдраны из стен: возможно, детали использовали в военных целях. Посреди этого хаоса я замечаю коробку от противогрибкового лекарства с изображением светловолосого младенца.

У него тщательно выцарапаны глаза. Видимо потому, что ислам запрещает изображать человека. Комната невообразимо загажена. В куче мусора я нахожу нечто важное: несколько тщательно исписанных и аккуратно сложенных страниц с какими-то схемами. Явно, что для того, кто их писал, они представляли определенную ценность.

Его личный номер в армии ИГ красуется в углу страницы. Чуть выше печатными латинскими буквами написано его имя: Абу Али аль-Мослауи. Может быть, так звали того юношу на фотографиях?

Поначалу почерк старательный и аккуратный, а записи очень тщательны. Это потому, что от них в прямом смысле слова зависит жизнь автора. Абу Али учился стрелять из миномета. Похоже, что он был отличным учеником. Но, как и у большинства школьников, постепенно его внимание рассеивалось.

При этом он явно гордится своей работой. Он описывает практические занятия, во время которых переводит координаты с карт Гугла в реальные координаты целей. Он вычерчивает показатели компаса и плавную кривую полета снарядов.

Но самое важное, что в списке вооружений его собственной рукой аккуратно выведены слова "химическое оружие". По поводу того, применяло ли ИГ химическое оружие в Мосуле, велись долгие споры. По крайней мере теперь мы знаем, что боевиков учили, как его применять и как им пользоваться. Во все записи он добавляет и что-то от себя. Например, рисует эмблему своего подразделения и самодельную печать ИГ с надписью: "Подразделение огневой поддержки".

Есть и девизы: "Исламское государство: по пути пророка" и "Исламское государство живет вопреки ненавистникам". Для записей он приспособил экзаменационные листы министерства образования, и, похоже, это его забавляло. Он пишет о своих успехах за 2016-2017 учебный год: "Предмет: миномет. Результат: поздравляем, вы успешно прошли курс. Отметка: 100".

Однако это далеко не все секреты убежища исламистов. Перебирая хлам, я обнаруживаю еще кое-что.

В разодранной записной книжке на первый взгляд нет ничего интересного. Листы держатся на честном слове. Кто-то нацарапал на нескольких страницах стихи религиозного содержания и слова молитвы, как будто старался все это получше запомнить. Написано с ошибками, почерк неровный. Писал явно не Абу Али.

Но потом в этой писанине начинают проступать имена, таблицы, расчеты и списки. Кто бы ни был автором этих строк, он обладал властью отправлять людей в дозор, назначать их в караул, отслеживать, сколько боеприпасов они использовали и сколько им потребуется на следующую вылазку.

Их определенно писал человек, занимавший важный пост на этой ферме, вполне возможно, что он был командиром здешнего подразделения. Он называет себя Абу Хашем.

Записная книжка оказывается полевым журналом "Бригады воздушной обороны Аль-Бусейф", которая входит в группу огневой поддержки "Ниневия". Скорее всего, все они базировались на этой ферме.

Всего под командованием Абу Хашема находились восемь бойцов и две автомашины. Они составляли ядро мобильного дозора бригады Аль-Бусейф. В их распоряжении был пикап Hyundai с двуствольной зенитной установкой, и еще один поменьше – с пулеметом. Обе машины выкрашены в белый – популярный окрас боевых машин ИГ. Их легче маскировать грязью, чтобы полностью сливались с пейзажем.

Судя по всему Абу Хашем был командиром ответственным. Он тщательно описывает все вылазки, какое оружие при этом применялось, идентификационные номера грузовиков, и ведет учет боеприпасов: имевшихся, потраченных и даже неисправных.

Кроме того, похоже, что он прекрасно понимал динамику отношений в небольших подразделениях. Записи показывают, что он старался всячески укреплять дружбу между своими людьми. Например, он внимательно следил за тем, чтобы люди из одного подразделения питались вместе.

Таким образом, он обедал в компании своего водителя Абу Рияда, а водитель другого пикапа Абу Хафс ел вместе со стрелком Абу Аль Шамом. Похоже, командир тщательно обдумывал это решение. Из записной книжки видно, что он рассмотрел два предварительных варианта, прежде чем записать окончательное решение набело.

Наверное, нести бремя командования Абу Хашему было не так уж и легко. Что, однако, не смягчило его нрава.

Подобно любому опытному командиру, он следил за дисциплиной. В одном из приказов содержится поручение подчиненному возглавить дозорную группу: "Кто проявит слабость – наказать". И тут же желает ему удачи: "Да вознаградит тебя Аллах".

Забрав с собой фотографии и пачку документов, я покидаю эту ферму, а потом и Ирак. Но мысли об этих людях не оставляют меня еще несколько месяцев.

Мне хочется узнать, кем в действительности были эти люди, были ли у них семьи, какую жизнь они вели?

Мои поиски начинаются в Мосуле. Начало апреля, и первая бригада иракского подразделения сил экстренного реагирования (ПЭР) уже глубоко зашла в западную часть города.

Мне кажется, что ферма была в другой жизни. Новая база ПЭР располагается в жилом доме, неподалеку от линии фронта.

Непрекращающийся град минометного огня сотрясает то, что еще осталось от оконных рам. Сюда приводят пойманных боевиков или тех, кого в этом подозревают. Солдаты вытаскивают одного из таких боевиков из грузовика. Он жестоко избит. Майка в крови. Пока не ясно, кто с ним так обошелся.

Может быть, это были солдаты, а может быть, и местные вымещали ненависть к тем, кто их угнетал и контролировал на протяжении нескольких лет. Майор разведки зовет меня в соседнюю комнату: "Я хочу тебя кое с кем познакомить. Мы о нем пока что никому не говорили".

В комнату заходит молодой человек. Он худ, вертляв и одет как любой солдат в увольнении. Давайте назовем его Ибрагимом. Два года он сражался в рядах ИГ. Но он не в плену. Он – двойной агент на службе у иракских сил безопасности. Я показываю ему фотографии, найденные на ферме. 

"Я их прекрасно знаю, – говорит он. – Это боевики. – Они числились в подразделении Халеда ибн аль-Валида. Вот этот был их командиром", – он указывает на мужчину постарше.

"Они были группой поддержки для передовых частей. Бросались в бой сразу, как требовалось подкрепление". Ибрагим подтверждает слова майора о том, что в большинстве своем эти люди родом из Мосула. Он задумчиво говорит о том, что сделала с ним его жизнь в ИГ и как она, скорее всего, отразилась на мужчинах и юношах с моих фотографий.

Я научился быть жестоким. Избивать и убивать без сожаления. Особенно пленных"

Ибрагим

Он отмечает, что солдаты из "Ниневии" вели спартанскую жизнь. "Надо жить простой жизнью, как жил пророк. Бойцу для жизни многого не надо", – говорит он.

Из разговора с Ибрагимом и другими выясняется, что большинство мужчин и юношей c фотографий уже мертвы. Узнать их имена не представляется возможным, известны только позывные. Но есть и еще одна причина. Как объяснил мне один спецназовец в Мосуле: "Когда пришло ИГ они были детьми. Теперь они уже мужчины, и распознать их тяжело".

Задолго до того, как иракские силы затормозились на подходах к старому городу Мосула, наступление с запада развивалось стремительно. Судя по всему, к такому развитию событий бойцы "Ниневии" готовы не были.

У Абу Али и его братьев по оружию просто не было времени, чтобы уничтожить все документы. Судя по всему, они не успели познакомиться с концепцией военной тайны.

На одном из клочков бумаги, подобранных на полу фермерского дома, оказались координаты нескольких мест в Мосуле. С помощью карт Гугла я их нахожу. Одно место мне знакомо – это небольшой оружейный заводик, на котором я побывал в ноябре 2016. Другое место, по словам представителей иракских сил безопасности, – это склад вооружений и еще один оружейный завод.

Источник: Мониторинг конфликтов HIS Markit. Ситуация на 19 июня 2017 года.

На заводе работало около десятка человек, они делали снаряды для минометов.

Для маскировки жгли нефть на крыше, скрываясь от самолетов коалиции.

Когда мы заглянули на оружейный завод в апреле, его уже очистили от снарядов. Теперь здесь выпускают цистерны для воды и кровельные материалы для починки крыш, пострадавших во время боев.

В ноябре люди охотно вступали в разговоры о боевиках ИГ, изготовлявших оружие в этой мастерской. Но к апрелю над восточным Мосулом повисло тревожное ожидание. Местных жителей, конечно, освободили от ИГ, но чувствуется, что они все еще боятся возмездия.

По мере того, как я приближаюсь к концу моего пути по следам бойцов из "Ниневии", я понимаю, откуда берется этот страх.

Среди бумаг и документов, найденных мною на ферме, есть и несколько религиозных книг.

На них стоит печать мечети на востоке Мосула. Одну из них имам мечети лично посвятил юным боевикам.

Мечеть Правоверных

Мечеть Аль Муменин расположена неподалеку от оружейного завода. Именно здесь молились те, кто потом оказался на ферме, и именно они держали в страхе весь район.

Мечеть выглядит скромно. На дворе яркий весенний день, и дети возвращаются домой из школы. Но я с замиранием сердца стучусь в железную дверь. Встречу ли я внутри имама, который посвятил книгу боевикам?

Дверь открывает сторож и приглашает меня внутрь. Я снимаю обувь, а он отправляет мальчика на поиски имама. Я жду, сидя на солнце, пью сладкий чай и слушаю, как за стеной играют дети.

Имама, подписавшего книгу, уже давно нет. Он сбежал вместе с ИГ. Так что сторож отправился на поиски человека, который был здесь главным до того, как исламисты захватили Мосул.

Появляется имам. Его зовут Фарес Фадель Ибрагим. Он моложе, чем я ожидал, широкоплеч и излучает спокойную уверенность.

Я показывают ему фотографии боевиков, и большинство из них ему знакомы.

Он заметно нервничает, и скоро я узнаю почему. "Пожалуйста, – просит он, – не снимайте, как я рассматриваю фотографии". Почему он боится этих молодых людей?

Он рассказывает, что боевики приехали с семьями. В большинстве своем – иракцы, но были и иностранцы: из Сирии, Марокко, других стран. Они жили среди местных более года, а потом бежали вместе с ИГ в ноябре 2016, когда к городу подошли иракские силы безопасности.

Мулла Фарес объясняет, что он временный имам, до тех пор пока иракское министерство по делам религии не пришлет кого-нибудь.

Так-то оно так, но совершенно очевидно, что это – его мечеть. Он молился здесь, когда был еще мальчиком, с момента возведения мечети в 1980-х. А потом проповедовал бок о бок с главным имамом, пока не пришло ИГ.

"А что случилось с прежним имамом?" – спрашиваю я. "Его убили", – отвечает мой собеседник. И поставили на его место того самого проповедника, который посвятил книгу юным боевикам. Он называл их "мои возлюбленные дети".

Мы сидим рядом на ковре в молитвенном зале, и он рассказывает, что ИГ сделало с Мосулом и с его районом. Они испортили нравы в городе, говорит он, но, что гораздо хуже, они извратили представление об исламе в глазах всего остального мира.

Поначалу, продолжает он, они обращались с людьми хорошо: "Они пришли с уважением и признательностью, но вскоре проявились их истинные намерения".

ИГ использует мечети как инструмент контроля и набора новых последователей.

Муллу Фареса поставили перед выбором: присоединиться к ИГ или удалиться и возвращаться в любимую мечеть только на молитву. И он ушел.

Они пришли во имя веры, а жители Мосула очень верующие люди. Мы с радостью принимаем любого, кто верит. Но действительность оказалась совершенно другой"

Фарес Фадель Ибрагим

ИГ устроила настоящую чистку. Некоторых проповедников обвинили в том, что они "затягивают приход салафитов" и бросили в тюрьму. Их удерживали месяц, иногда дольше. После освобождения они давали клятву, что никогда больше не будут проповедовать. Других просто убили, в том числе и прежнего имама мечети Аль Муменим.

Рассматривая фотографии молодых людей из "Ниневии", мулла Фарес на минуту замолкает, а потом говорит: "У кого в руках оружие, у того и сила. Даже, если он мал и юн. Как было с мальчиками из ИГ, которые убивали наших мужчин и стариков, как было с имамом нашей мечети, которого убили дети".

Приближается время послеобеденной молитвы, и нам приходится окончить разговор. Несколько десятков любопытных детей собрались у входа, торопясь войти внутрь. Но у муллы Фареса есть что сказать напоследок о молодых людях, которые держали город в страхе.

Они исказили образ ислама, и от этого теперь никуда не деться"

Фарес Фадель Ибрагим

Он продолжает: "Мой дорогой брат, мы по природе своей люди верующие. Молодежь, старики – мы все любим ислам и мусульман. Даже пророк, когда призывал завоевывать другие места, приказал своим людям не убивать ребенка, женщину, или старика, и не рубить ни одного дерева. Куда подевались эти исламские ценности?"

На этом месте он встает и начинает призыв к молитве. Ждавшие на солнце дети врываются через распахнутую дверь и рассаживаются по местам.

Трое мертвых боевиков на берегу Тигра и сами были практически детьми. Вообще-то один из них был просто ребенком.Члены группы огневой поддержки "Ниневия" с энтузиазмом несли разрушение и страх. Они помогали превращать свой родной город в груду развалин, они поддержали искажение собственной веры.

Я ищу ответа на вопрос, умерли ли они счастливыми оттого, что служили своему делу?

Да, они погибли, как воины, но они умерли, как дураки. Прибережем жалость для тех, среди кого они когда-то жили, кого мучили и убивали, принося в жертву все и всех во имя своего "халифата".

Покидая район, где живет мулла Фарес они говорили остающимся людям: "Вы не заботились о "халифате", вы его и не заслуживаете".

Но правда об их высшей миссии выплыла наружу, когда боевики ИГ пошли по домам, разрушая и убивая. Ни ИГ, ни "Ниневия" не любили ни Мосул, ни его жителей. Юные боевики были добровольцами, но добровольцами обманутыми.

Я ходил по их следам в Мосуле и больше всего поражался тому, как же они все были молоды. Это поражало почти всех. ИГ считала призывным возрастом 15 лет. Но некоторые добровольцы были еще моложе.

Да, у ИГ в Мосуле были сторонники. Но исламисты раздули свои ряды, вооружив детей. Они взяли юных и наивных и принесли их в жертву своей злонамеренной миссии.

Трупов на берегу реки больше нет: их останки растащили по округе собаки.

От этих молодых людей не осталось и следа. Но хаос и разрушение, которые они принесли с собой, еще долго будут сказываться на жизни Мосула и далеко за его пределами.

Авторы: Квентин Соммервиль и Риам Далати, BBC

Tweet