Милицейские психологи и окружающий мир: тут как бы самому не свихнуться

Психологическое сопровождение таких служб, как милиция и службы чрезвычайных ситуаций, практикуется во всех цивилизованных странах мира. В чем смысл работы психологов в погонах, спасающих души тех, кого били, насиловали, тех, кто готовился к суициду, или чьи родственники погибли.

Текст: Анна Маньковская, Репортер

– С показаниями у нас в стране большая проблема. Люди боятся или не хотят свидетельствовать. Причем боятся зачастую даже не мести преступников, а волокиты — ведь им придется ходить по судам, заполнять бумажки и тратить на процесс уйму времени.

В итоге во дворе, окруженном девятиэтажками, совершается крупное преступление, но никто ничего не слышал и не видел, — говорит Юрий Ирхин. Он полковник милиции, кандидат психологических наук, психолог-криминолог, возглавляющий одну из кафедр Национальной академии внутренних дел. В 2003 году работал главным психологом управления МВД в Украине. Ирхин был в числе 20 штатных психологов. Эту должность ввели в МВД в 1997 году.

Теперь психолог обязан быть в каждом подразделении. Потребность в таких специалистах назрела прежде всего в пенитенциарной системе.

– С заключенными в тюрьмах нужно было работать — проводить реабилитацию и ресоциализацию. Потом поняли, что работать необходимо не только с осужденными в тюрьмах, но и с их надзирателями. Психологическая служба стала включать в себя два направления: работа с сотрудниками органов и со спецконтингентом — заключенными, — рассказывает Ирхин.

Фото: Александр Клименко / УНИАН

Истерическая демонстрация

Психологическое сопровождение таких служб, как милиция и службы чрезвычайных ситуаций, практикуется во всех цивилизованных странах мира. Психологическое состояние сотрудников этих ведомств ощущается не только их родными и близкими, но людьми, зачастую не имеющими никакого отношения к силовым ведомствам. Сегодня в нашей стране как никогда высок уровень недоверия к людям в погонах. В самих органах из-за низкой зарплаты кадровый голод. По данным Харьковского института социологических исследований, 63% граждан Украины уверены, что от пыток и незаконного насилия в милиции не застрахован никто.

В 2002 году психологическую службу МВД реорганизовали и создали модель, которая существует до сих пор. За год до этого из состава министерства выделились МЧС (сейчас Государственная служба по чрезвычайным ситуациям — ГСЧС) и пенитенциарная служба. В ГСЧС образовали свою психологическую службу по образцу МВД, и система отбора кадров для госорганов, по словам Ирхина, идеальна. «Мы можем космонавтов для полета отбирать», — хвастается полковник.

Сегодня работа психологов в милиции и спасательной службе проводится в двух направлениях. Основная часть, занимающая львиную долю рабочего времени, — это работа с личным составом, то есть с самими сотрудниками органов. Второе направление — с преступниками и их жертвами, а в ГСЧС — с пострадавшими в катастрофах и ДТП.

Нередко приходится проводить работу по реконструкции вытесненных или забытых событий. Несколько лет назад в Кировоградской области машина сбила женщину с ребенком. Водитель скрылся, а ехавший за ним и все видевший другой водитель от шока не мог даже вспомнить марку машины, сбившую людей. А в состоянии гипноза назвал марку и даже номер машины.

Психологи из милиции нередко выезжают на попытки суицида.

– Мы как минимум раз в неделю выезжали на самоубийства. Нашим любимым местом был пешеходный мост в Киеве. Оттуда регулярно кто-то прыгал, — улыбается Юрий Ирхин.

Мне специфического юмора пока не понять.

– Человек, решивший прыгнуть, будет ждать вашего приезда?

– Да, это такая истерическая демонстрация. Те, кто действительно решил покончить с собой, прыгают или уходят в мир иной другим способом. Но они уходят. А если он тянет, ждет, что к нему подойдут, то значит, не собирается умирать. Это способ привлечь внимание, отчаянный крик о помощи. Такие люди нуждаются в том, чтобы их пожалели, позаботились о них, поговорили с ними, проявили участие.

По данным Всемирной организации здоровья, уже много лет Украина стабильно входит в топ-15 стран по количеству самоубийств. «Для наших граждан основных причин свеcти счеты с жизнью всего две. Первая — социально-экономическая: выход на пенсию, увольнение, бесперспективность завтрашнего дня и т. д. Вторая — трагическая любовь. Других причин нет», — утверждает психолог.

Коньяк, сигареты, чай, икону и четки Юрию Ирхину носить в портфеле положено по должности. Фотография: Максим Дондюк для «Репортера»

Коньяк, сигареты, чай, икону и четки Юрию Ирхину носить в портфеле положено по должности. Фотография: Максим Дондюк для «Репортера»

Вывести из оцепенения

Карандаши, фляга с коньяком, икона, четки, термос с чаем, плед, сигареты — это и многое другое должно быть в рабочем чемоданчике психолога спасательной службы, который выезжает на происшествие. И именно с таким набором рабочих инструментов психолог управления ГСЧС в Волынской области, лейтенант Роман Дейнека, утром 11 июля выехал на аварию, о которой вскоре узнала вся страна. В тот день в 7:30 на трассе М-19 Луцк — Ковель автобус с 50 белорусскими туристами, среди которых было 40 детей, столкнулся с рейсовым автобусом, направлявшимся в Шацк. В результате аварии погибло 8 человек.

– Когда я приехал, тех, кто получил серьезные повреждения, уже забрала скорая, а детей направили в близлежащий санаторий «Турия», куда я и отправился. В таких случаях главная задача психолога — дать человеку выговориться и эмоционально его поддержать. Применяется метод так называемого активного выслушивания. Я проводил индивидуальные беседы с детьми и работу в группах. У ребят был шок — кто-то был в ступоре, кто-то плакал, некоторые рассказывали, что видели куски оторванного мяса. Ко мне подходили родители и спрашивали, как реагировать на такие рассказы и как вести себя с детьми, — говорит Дейнека.

– И как же нужно себя вести? — спрашиваю я.

– Если ребенок плачет, дайте ему выплакаться. Не нужно пытаться его успокоить и сдерживать его слезы. Через плач выходят негативные эмоции.

Марина Ткач — начальник психологической службы ГСЧС в Донецкой области. За последние пять лет она с коллегами участвовала в ликвидации чрезвычайных ситуаций 16 раз. Из них 13 — выезды на аварии в шахтах.

– В 2007 году после аварии на шахте им. Засядько мы там были почти пять суток. Помню, тогда каждый час называли фамилии погибших шахтеров. Работали с родственниками. Иногда даже сопровождали их в морг для опознания тел. У людей были сильные эмоциональные реакции: истерика, плач, двигательное возбуждение и нервная дрожь. Такая же картина наблюдалась, когда в 2008 году мы находились в Енакиево после аварии на шахте им. Карла Маркса. Тогда погибло 13 человек.

Всего в ГСЧС по всем областям Украины работает почти 150 психологов. Самые большие составы — в восточных более плотно заселенных областях, где сосредоточено основное промышленное производство и велика вероятность техногенных катастроф. Если на Волыни всего два специалиста, то в Донецкой области — 13.

Но когда в 2008 году на Западной Украине случилось наводнение, там работала группа из 30 психологов, куда вошли специалисты почти из всех областей страны. Во время этого происшествия отрядом психологов руководил Анатолий Сычевский, кандидат психологических наук, начальник психологического центра при ГСЧС. «Мы трудились в регионе бедствия почти две недели. Распределялись небольшими группами по районным центрам, которые пострадали больше всего.

Люди были испуганы, истощены, испытывали страх воды, особенно дети. Раздражительность часто переходила в агрессию. «У соседа воду из двора откачивают, а у меня нет. Почему?« — нужно было успокаивать людей, объяснять, ведь некоторые даже не знали, куда подвозят продукты и гуманитарную помощь. Однажды нашли сидящих на печке дедушку с бабушкой в наполовину затопленной хате. Они просто оцепенели от всего происходящего и даже из дома не вышли».

Анатолию Сычевскому есть что вспомнить из практики: например, в 2008 году он руководил отрядом психологов во время наводнения на Западной Украине. Фотография: Максим Дондюк для «Репортера»

Анатолию Сычевскому есть что вспомнить из практики: например, в 2008 году он руководил отрядом психологов во время наводнения на Западной Украине. Фотография: Максим Дондюк для «Репортера»

Кстати, тогда во время наводнения психологи работали в основном парами — мужчина и женщина. Нужно было учитывать региональные особенности. Мужчины на западе ревнивые. Если к женщине подходит мужчина, пусть это даже психолог, муж может очень агрессивно отреагировать.

Работа с личным составом

Представьте, что вы живете во время Великой Отечественной войны. Вам предлагают повторить подвиг Александра Матросова. Вы готовы это сделать при условии, что:

а) вам предложат денежное вознаграждение;

б) поставят памятник на родине;

в) о вас все забудут и вы останетесь героем только в глазах ваших родителей и детей.

Это один из вопросов психологического теста на определение уровня нравственности, который проходят те, кто претендует на вакансию в структуре МВД. Я пытаюсь ответить на этот вопрос и не понимаю, зачем мне денежное вознаграждение. Если я брошусь на амбразуру, то ничего купить не смогу. Памятник — слишком пафосно. Выбираю вариант «в».

– Но ведь тест можно обмануть. Просто попытаться ответить «правильно», угадать ответы, — ставлю под сомнение методику «нравственного» отбора.

– Может, один, два раза вы и угадаете. Но таких вопросов 50. Запутаетесь, — уверен Ирхин.

Кроме этого теста кандидатам предстоит пройти ряд этапов психологического отбора, проведение которого входит в круг обязанностей психологов МВД и ГСЧС. Кандидаты ведут психодиагностическую беседу с психологом, а также с помощью тестов определяют необходимые качества для того или иного вида деятельности. В МВД это может быть следственная, оперативно-разыскная работа и т. д. В целом психологи отсеивают около 30% кандидатов.

Помимо профпсихотбора психологи занимаются профессионально-психологической подготовкой персонала. В Украине ежегодно при исполнении гибнут около 10 милиционеров. Нужно быть готовым к тому, что неизвестно, чем закончится сегодняшний день. Можно уйти на работу и не вернуться.

– У нас ведь как — молодой человек насмотрелся сериалов о сыщиках, у него романтика в голове, он хочет работать в милиции. Нужно ему объяснить, что контингент, с которым придется работать, на 90% криминальный и маргинальный, что эти люди будут тебе сопротивляться, что ножи и пистолеты у них настоящие. Проводится техподготовка, регулирование порога восприятия. Как хирурга учат не бояться крови, так и милиционера учат не боятся образа преступника, — говорит Юрий Ирхин.

Особая группа риска, требующая усиленного внимания психологов, — это спасатели и милицейские подразделения специального назначения, работающие зачастую на грани допустимой психологической нагрузки: «Беркут», «Сокол», оперативные работники. С ними регулярно проводятся психологические тренинги, аутогенная терапия (внушение, дача позитивных установок), практикуется дебрифинг — обговаривание своих чувств, эмоций в группе.

После аварии на трассе М-19 родители спрашивали психологов, как реагировать на рассказы детей о кусках оторванного мяса. Фотография: Ольга Кононенко для «Репортера»

После аварии на трассе М-19 родители спрашивали психологов, как реагировать на рассказы детей о кусках оторванного мяса. Фотография: Ольга Кононенко для «Репортера»

Во времена СССР в милиции психологов не было. Тем не менее эффективность работы старой милицейской гвардии это никак не снижало. «Тогда система была по-другому построена. Дебрифинг с нами проводил замполит. Он нам заменял психолога. И иногда водка», — говорит сотрудник МВД на пенсии Николай Попов.

– Помню, вызвали нас ночью на убийство в одном из сел Обуховского района. Приезжаем — нас человек пять–семь и собаки. Заходим в дом. Посреди комнаты лежит женщина с перерезанным горлом и двое зарезанных малых детей. Кровищи море, коты ее лижут. Убийца-муж скрылся. Я и еще один опер первым делом решили проверить чердак. К нему лестница была приставлена. «Если он наверху, то наверное уже повесился», — предположил мой сослуживец. Открыли крышку на чердаке. Темнота. Я фонариком просветил — вроде никого нет. Слезли и лестницу забрали. Потом сказали, что собаки взяли след убийцы, и мы побежали в лес за овчарками. В общем, бегали мы по лесу минут 40, но так никого и не нашли. Когда вернулись, решили на всякий случай еще раз чердак проверить. Залезаем — а он посредине чердака висит. Еще теплый. Видимо, когда мы первый раз проверяли, он за дымоходом спрятался и весь наш разговор слышал.

– Услышал и послушался вас? Решил повеситься?

– Получается, мы ему и подсказали. Вы думаете, какое состояние после такого? Возвращаешься в управление, ну и выпиваешь стакан водки, чтоб не снилось. Вот вам и психологическая профилактика. Но, правда, кадры тогда в милиции были в разы сильнее, чем теперь. А сейчас туда берут кого попало. Идут те, кто себя ни в чем больше найти не смог. Качество работы соответствующее — низкое.

– У вас наверняка возник вопрос, почему у нас при такой совершенной системе психологического отбора милиционеры и гаишники — хамы да взяточники? — Ирхин играет на опережение. — А все потому, что служба в органах непрестижна. Нет конкурса на вакансии, выбирать не из кого. Вот в Баварии конкурс на должность полицейского интенданта — 150 человек на место. У нас же — 1–0,5 человека. Сложно найти желающих честно работать, рисковать жизнью и здоровьем за зарплату 1,5–2 тысячи грн. На многие критерии при отборе приходится просто закрывать глаза. 

You may also like...