Жизнь в захваченой террористами Горловке: рассказ от первого лица

Новость дня вчерашнего: украинская армия полностью блокировала Горловку. Но окружение — ещё не конец войны. Сегодня там всё ещё рвутся снаряды, пропадают люди, а заявления о пропаже принимают те, кто их похищал. Жительница Горловки Ирина — журналист, собкор солидной киевской газеты — рассказала «МедиаПорту», чем живёт город. Неделю назад она приехала в Харьков.

Ирина (фамилию она попросила не называть — ред.) в шутку называет себя «радисткой Кэт», потому что работала на своё издание всё время, которое провела в оккупации. «Прошла школу подпольной жизни», — смеётся она. Впрочем, изданию «МедиаПорт» Ирина больше рассказывала о жизни явной — можно ли в Горловке сейчас вызвать «скорую», работают ли магазины и сколько людей всё ещё верят в идеалы так называемой «Новороссии». В этой истории комментарии излишни. Дальше — рассказ от первого лица. 

Что заставило уехать

Очень долго мы с мужем думали, что никуда не уедем, как-то это всё дело переживём, что можно будет выжить. Но потом стало понятно, что это очень сложно. Мама живёт в центре города, я живу в одном из жилмассивов, это 10 километров от центра. В городе пропала связь. Обстреляли город — и ты не можешь дозвониться маме, узнать, жива ли она.

Выехать помог хороший друг. Уходили буквально огородами, в сторону Глубокой, Фенольной и Новогродовки. Последний блок-пост — на улице Стожка у школы номер 48, потом слышали где-то близко автоматные очереди, пережидали, объезжали уже пустые окопы, а Новогродовка — это территория, подконтрольная украинской армии.

О разрушениях

Если заедете в город, то, может быть, тотальных разрушений не увидите. Но они есть. В центре немало разрушенных домов, во многих выбиты стёкла, встречаются следы пожара, можно увидеть разбитые остановки. Но больше всего страдают окраины.

В городе периодически нет воды и света, не работают телевидение и Интернет, нет связи. Дворы буквально завалены мусором, который некому вывозить. Люди вынуждены устраивать туалет под кустами. Если нет ветра, стоит тяжёлый запах. К тому же город горит. Всё время дым, причём дым техногенный. Например, горит шахтный склад, а там шпалы, пропитанные нефтепродуктами. Горят пластиковые окна в домах. Воздух войны — горький…

Об обстрелах

Есть люди, которые уверены, что город обстреливает Национальная гвардия, а есть люди, которые уверены, что нас обстреливают боевики. Но вот несколько аргументов: когда обстреляли частный сектор в посёлке Аксёновка (там сгорело около десятка домов и погибли люди), сразу после обстрела приехала группа российских журналистов. И в «Твиттере» житель города написал: всё, город может спать спокойно, обстрелов больше не будет. Так и было: пока работали журналисты, создавали картинку для российских СМИ, обстрела не было. Это факт, который, на мой взгляд, можно интерпретировать только в одну сторону.

А ещё у людей появилась примета: если боевики появились на улицах, то сюда стрелять не будут. К тому же нет никаких сведений о том, чтобы во время обстрелов погиб кто-то из боевиков. Это похоже на случайность? Хотя думаю, что, наверное, что-то летит и от  Нацгвардии, не могу утверждать, что этого нет.

Не могу сказать, что видела тяжёлое вооружение боевиков, но люди, которые в городе живут, видели и рассказывали об этом. Видели «Град», видели гаубицы, видели оружейные склады, видели склады боеприпасов, мне остаётся только верить своим информаторам, что это так. Своими глазами видела разбитый джип в камуфляжной окраске и с открытым кузовом, в котором, как в тачанках 1917 года, стоит станковый пулемёт, а возле него — бородатый боевик. Они так патрулируют город.

По разным источникам, в городе много боевиков и очень много боеприпасов. Думаю, уходить они не собираются, пока их не используют. Горловчан это очень пугает.

О потерях среди мирных жителей

Много, к великому сожалению, мирных людей погибло. Я не могу назвать официальную цифру, но я думаю, что это не меньше 50 человек и более 100 раненых.

По самым скромным подсчётам, из города выехало около двух третей населения, но не менее ста тысяч ещё в Горловке. Очень много женщин и детей и очень много брошенных стариков. Стариков, которые не получают два месяца пенсию, которым нечего есть. По возможности люди им помогают, но мне кажется, первое, что нужно будет делать, когда Горловку освободят, это подворный и поквартирный обход. Нужно выяснить, что со стариками. Подозреваю, что очень плохо…

О людях, которые остались в городе

Это парадокс, который должны объяснить психологи. Вот многоэтажка. Стою на балконе, смотрю вниз. Огромный двор, восемь домов вокруг. Гуляют дети без мам, кто-то побежал — может, на рынке вынесли помидорчики окрестные бабушки из частного сектора, вот привезли воду, вот полетела над головой стая из «Града». Посмотрели в небо — а, это не на нас. И побежали дальше…

В многоэтажке чувствуешь себя мишенью, потому что не знаешь, когда и откуда прилетит твоя смерть. Но с этим мы тоже свыклись. Ложишься спать и думаешь: «Ну что, мишень, проснёшься или нет?». И говоришь себе: «Спи, потому что ничего не можешь сделать». И спишь, чутко прислушиваясь, как где-то что-то погромыхивает…

Идти в бомбоубежище? А смысл? Там нужно жить не выходя, потому что неведомо, когда и откуда будет обстрел. Ждать — это тяжело психологически. Люди нервные, злые. Не понимают, что происходит, постоянно обсуждают все эти проблемы, ссорятся, говорят какие-то гадости, временами переходят на мат. Дети плачут… Выдержать это невозможно.

То, что люди делают вид, будто войны нет — это какое-то истеричное спокойствие, которое выливается в жуткие вещи. Боевики привезли как-то к нам в жилмассив пожарную машину воды. Выстроилась очередь. Кто с бутылками из-под «колы», а кто с баклажками на двести литров. Началась драка, потому что стало ясно: последним воды не хватит. Говорят, боевики даже забирались на машину, стреляли из автомата в воздух, чтобы хоть как-то всех успокоить, но толку от этого было мало…

У многих глаза открываются на происходящее, многие начинают понимать, что «ДНР» — это ошибка. Но далеко не все. У меня много знакомых — обычные шахтёрские семьи. Среди них было процентов 70, которые поддерживали «ДНР». Сейчас остались процентов 40-50, но всё ещё остались. Есть люди, которые до сих пор рассказывают, что завтра «ополченцы» пойдут на Киев.

О врачах и пожарных

Из города уехало много врачей. Осталась третья или четвёртая часть примерно. Да, они имеют право уехать, увезти детей. Но они должны увозить детей и возвращаться, потому что они давали клятву Гиппократа. Некому оказывать помощь. Те врачи, кто остался в городе — это герои, им нужно премии выдавать и памятники ставить. Они под бомбами и пулями людей лечат.

Скорая помощь практически не работает, она выезжает, как врачи говорят, только на огнестрел, только на ранения. И то не всюду может доехать, потому что боевики Безлера сделали, на мой взгляд, самое страшное, что могли сделать — они уничтожили мосты в городе. А поскольку город это холмы и балки, то отдельные районы города остаются без связи. Туда сложно дождаться «скорую помощь», сложно дождаться пожарную машину.

МЧСники, которые в городе остались, делают всё, что могут. В них и снаряды попадали, но они всё равно выезжают, пытаются гасить пожары. У них осталось мало машин. Самое страшное, что нет бензина. А ещё страшнее для МЧСников, что нет воды. Поэтому куда они ездят набрать воду — это только они знают. Это очень далеко.

О боевиках

Я воспринимаю это как оккупацию во время Второй мировой. Вспомните фильмы о войне. Есть гитлеровцы, скажем, есть эсэсовцы, а есть полицаи из местных, которые иногда помогают местным. Вот «ополченцы» из местных и в Горловке иногда помогают: привозят хлеб и воду, отвозят раненых в единственную оставшуюся у нас больницу № 2.

А те, которые неместные — это совсем другой расклад. Это больше похоже на СС. Они чётко говорят: если «правосек», будем стрелять сразу. Как они определяют, «правосек» это или нет — вопрос сложный. К пленным солдатам-срочникам относятся вроде как по законам военного времени, более или менее нормально.

Машины по городу ездят в основном их (боевиков «ДНР» — ред.), окрашенные в «камуфляжку» и без номеров. Как говорят горожане, «отжали всё, что могли». Всё такое побитое, видно, что «гоцают» где-то по полям. Какие-то сетки висят на машинах, мрачная такая экзотика…

О преступлениях

Очень часто по городу находят трупы. Часто видно, что это молодые мужчины. Иногда в камуфляже, иногда в бронежилетах. Неопознанные ребята. По номеру «102» отзывается только «ДНР», они же выезжают и даже фиксируют где-то эти события. Но вот о расследованиях потом ничего не известно. Регулярно, ежедневно, информация есть о том, что пропадают люди. На страничке «Наша Горловка» «ВКонтакте»  вывешены портреты и данные людей, которые пропали. Пропадают бизнесмены и обычные люди — вышли, с работы шли, за хлебом шли, шли по воду и не вернулись.

Один из моих очень близких знакомых, таким образом, попал в подвал. Если бы мне не помог кое-кто из горсовета, боюсь даже представить, что с ним могло бы быть. Его взяли в одиннадцать вечера, когда он с работы шел да ещё с фотоаппаратом (работает в компании-провайдере, и фотоаппарат у него  — рабочий инструмент), посчитали его «правосеком». Угрожали: «На органы мы тебя разберём, колени мы тебе прострелим». А вокруг сидели люди, с мешками на головах, ему тоже мешок надевали, потом сняли. Он пробыл в подвале меньше суток и, как только его освободили, сразу уехал из Горловки, потому что у парня стресс: «Я думал, что моя жизнь уже закончилась…»

У боевиков несколько подвалов. Есть подвалы в УБОПе, есть подвал в УВД, теперь ещё есть подвал на железнодорожном вокзале. У них и ещё есть подвалы, о которых мы не знаем. Сказать, сколько людей «арестовано», даже если ты в один подвал попал с кем-то, невозможно. По городу постоянно бегают люди, кого-то разыскивают. Есть даже горячая линия «ДНР» в Донецке, можно позвонить, назвать имя пропавшего человека. Они регистрируют всё, очень даже, надо сказать, дотошные ребята. Могут сказать даже: «У нас по спискам таких нет» или «У нас такой в списке есть». Но все ли попадают в эти списки? Вряд ли, что все.

О «принудительной мобилизации» в «ДНР»

Я слышала много о том, что мужчин из города не выпускают, но мои источники этого не подтверждают. Слышала, что боевики могут остановить автобус, который едет в Донецк, вывести мужчин, заставить их укладывать мешки с песком или копать окопы. Автобус минут 40 стоит и ждёт. Но потом все едут по назначению. Иногда кого-то берут, но так, чтобы это было массово и никого не выпускали — такого нет.

Принудительной мобилизации, такой, чтобы выловили всех мужчин — нет. Мы как-то посчитали: 100 тысяч человек в городе. Пусть даже 20 тысяч из них мужчины. А ну, поставьте этих 20 тысяч под ружьё! Это ж надо их одеть, обуть, вооружить. Это нереально…

О магазинах и мародёрстве

Иногда бывает так, что боевики «ДНР» привозят хлеб и даже бесплатно. Иногда продают его по 5-7 гривень. Это не решает проблем, но случается.

В нашем районе никакие магазины не работают. В центре города работает, например, «Брусничка», работал всё время «Эко-маркет». Работает ли сейчас, не знаю. Когда уезжала, ещё можно было заехать в магазин. Полки, естественно, полупустые, но что-то можно было приобрести.

Мародёрства со стороны боевиков хватает. Они берут всё, что им нужно и в любом месте. Как только бомба попала в «Фуршет» возле автовокзала, начался пожар, приехали сразу и всё выгребли. Люди говорят: «Нам что-нибудь оставьте». А они: «Нам есть надо», — и всё вывезли. И еду и всякие моющие средства. У них сегодня есть одно понятие: «Это военное время и нам это необходимо». Но если кто-то помимо них это делает, считают мародёрами и могут расстрелять на месте.

О себе

Собираюсь вернуться в Горловку. Потому что это моя родина и не представляю, что смогу жить где-то ещё. Потому что в городе много людей, которые меня ждут. Потому что в городе много работы, которую нужно будет сделать. Ведь нужно будет восстанавливать мирную жизнь. Нужно будет помогать старикам и детям, которые вместо «пионерского лета» три месяца провели в подвалах под бомбами. Нужно будет мириться всем: и тем, кто бегал на «референдум», и тем, кто защищал украинский флаг. И заново учиться жить вместе. И учиться не мстить, а прощать и понимать друг друга, как бы трудно это не было.

Да, пока не хочу называть своего имени, потому что не уверена в том, что будет с Горловкой и что меня там ждёт по возвращении. Но хочу верить в лучшее и… хочу домой!

Фото: сообщество «Наша Горловка!» «ВКонтакте». 

Автор: Григорий Пырлик, Медиапорт

You may also like...