Крымские татары не приняли российскую власть, и не собираются её принимать ни в какой форме

У правительства нет чёткой стратегии возврата Крыма, его реинтеграции, и каким образом вообще управлять «крымскими делами». Поэтому они создают то госслужбу по делам Крыма, то уполномоченного по делам Крыма, то ещё что-то. Но никак не могут создать полноценное министерство, которое будет заниматься исключительно крымскими вопросами – всё боятся чего-то. 

Корреспондент издания Belarus Security Blog встретился и поговорил с одним из активных членов крымскотатарской общины Украины о ситуации в Крыму и положении крымских татар в общем. Из соображений безопасности герой попросил не называть его имени – мы выполняем его просьбу.

«По отношению к коллаборантам действует молчаливый протест»

— Мы сейчас в Киеве. Сколько крымских татар покинули территорию Крыма после его оккупации?
— По данным Меджлиса крымскотатарского народа, речь идёт о восьми-девяти тысячах людей.

— И какими были основные направления эмиграции?

— Четыре основных центра, куда они переехали – это Херсон, Киев, Львов и Винница. Многие занимаются бизнесом так или иначе. Кто-то пошёл на гос. службу, в армию, правоохранительные органы. Но в основном это мелкий бизнес.

— Каким образом поддерживается связь с теми, кто остался на оккупированных территориях?

— Благо, сейчас есть Интернет, поэтому в основном через беларуский Viber   А так, конечно, есть каналы перемещения людей. Только часть людей не ездит туда, боясь, что их могут арестовать или ввести запрет на их въезд. В основном это те, кто работает в украинских правоохранительных органах, а также люди, которые принадлежат к различным религиозным организациям, которые в России считаются террористическими и запрещены, а в Украине — нет. Остальные же курсируют туда-сюда постоянно. Даже несмотря на проблемы с транспортом, люди организовались и теперь всё нормально.

— Что говорят о ситуации те, кто остался в Крыму?

— На самом деле, ситуация тяжёлая. Если посмотреть внутрь крымско-татарской общины, то мы увидим, что есть часть людей, которая считает, что те, кто уехал в Украину, испугались, покинули Родину, выбрали себе лучшую жизнь, предали всех, оставили других в оккупации. Другая же часть говорит, что они ни в чём не виноваты – они боятся за свою жизнь, своих детей, но их Родина – Крым, их корни там. Есть трения внутри общины. С другой же стороны сама община закрывается от всего внешнего влияния, становится очень маргинальной. Крымские татары не приняли российскую власть, и не собираются её принимать ни в какой форме.

Бизнес каким-то образом работает, некоторые люди работают в государственных органах местной власти. Но община всё больше закрывается в себе, понимая, что никто им не поможет, кроме них самих. Народ фактически ищет силы в самом себе. И все очень боятся. Страх парализовал народ настолько, что такого не помнят даже при Советском Союзе. Тогда были какие-то активисты, группы, встречи, митинги – сейчас этого нет. Я думаю, что это ещё состояние шока, которое длится уже полтора года. Если ещё год назад были какие-то надежды, что украинское государство вмешается в эту ситуацию, то сейчас их всё меньше.

— Как воспринимают тех, кто сотрудничает с российской властью?

— Сначала нужно таких разделить на две категории. Есть люди, которые не поддерживают российскую власть, но работают в государственных органах (без учёта карательных органов, конечно же) только для зарплаты и поддержания хозяйствования в Крыму на нормальном уровне, чтобы их населённый пункт жил. Они видят свою роль в том, чтобы представлять интересы крымских татар в органах власти хоть как-то.

С другой стороны есть чистые коллаборанты, которые сотрудничают с новой властью с первых дней. У них были разные мотивы, но их очень мало. В принципе, по отношению к ним действует такой молчаливый протест – их стараются обходить стороной на любых коллективных крымскотатарских мероприятиях. С ними не хотят иметь дело.

У нас уже был период в истории, когда в конце 60-х (тогда мы были ещё в депортации в Узбекистане) Советский Союз решил, что можно нас не возвращать в Крым, а дать нам автономию в узбекских степях. И тогда около пятидесяти человек из нашего народа согласились строить эту автономию. Их фамилии были записаны, и их знали в каждой семье. До сих пор люди помнят имена этих мудаков. И сегодняшних мудаков тоже знают, тоже есть список. Так что с этой стороны всё нормально, народ коллаборационизмом не заболел.

«Лидеры должны быть с народом, как бы там ни было»

— Ты говоришь о крымскотатарской общине. Что она из себя представляет на данный момент? Имеет ли она официальный статус и как это вообще работает?

— Даже в местах депортации у крымских татар была система самоуправления, хоть и подпольная. При Украине была построена система национального самоуправления – система Меджлиса Курултая. Помимо общественных организаций, которые создавали крымские татары, был и один орган, избираемый всеми на прямых выборах и представляющих общие интересы всех крымских татар. Когда мы говорим, что крымские татары имеют какое-то мнение, это значит, что так считает Меджлис, который их представляет. Это не общественная организация или партия – это выборный орган, можно сказать, правительство.

— Каково сейчас его влияние на территории Крыма и Украины?

— Теперь у Меджлиса сложное время, когда приходится перестраиваться. Россия изначально восприняла этот орган как враждебный, потому что в Росси не может быть второго парламента, второго правительства – ни национального, ни какого другого. Соответственно, меры, которые они предпринимают, направлены на подрыв влияния Меджлиса путём создания квазигосударственных структур. Но на самом деле у них ничего не получается, потому что их поддерживает меньшинство.

С другой стороны, у Меджлиса есть большая поддержка, но сейчас он переформатируется в структуру, которая сможет работать в подполье. Он становится ближе к народу, пытается перестроить свою деятельность из чисто политической в культурную, социальную, языковую, и объединять народ через это. Так как всё, что связано с политикой, чревато – в результате политической деятельности Меджлиса за последние полтора года мы получили 15 политзаключённых из числа крымских татар.

— Каким образом Меджлис прессует российская власть?

— Во-первых, лидерам Меджлиса запрещён въезд на территорию РФ, в том числе и в Крым: Мустафе Джемилеву, Рефату Чубарову и другим. В отношении пяти членов Меджлиса, которые находятся в Украине, возбуждены уголовные дела, и они не могут вернуться в Крым. Первый заместитель председателя Меджлиса уже год находится в СИЗО. В общем, Россия выбирает самые разные пути давления.

Просто в обычной жизни все члены меджлиса – это бизнесмены, члены каких-либо общественных организаций, специалисты в компаниях. К ним приходят ФСБшники и угрожают забрать у них бизнес, посадить и т.д., если они не прекратят свою деятельность в Меджлисе. Кто-то трусит и соглашается. Сначала ведь они хотели договориться с Меджлисом, как со структурой: «вы не лезете в политику, мы вас не трогаем, или же лучше вы нас поддержите». Меджлис не согласился, тогда российская власть начала давление на отдельных его членов с целью развалить структуру вообще. Кого-то запугивают, кого-то сажают.

— У тех, кто уехал в Украину, остались какие-либо рычаги влияния на ситуацию в Крыму?

— Пока это выглядит не очень эффективно. Собрания Меджлиса проводятся в режиме Skype-конференций. Но есть такое ощущение, что лидеры должны быть с народом, как бы там ни было. И у народа есть мнение, что не могут лидеры находиться в Киеве, а народ – в Крыму. Нужно сделать так, чтобы все были рядом. Пока общую рамку, канву задают конференциями, а имплементация мер идёт уже на местном уровне своими силами.

— То есть какой-либо дорожной карты, плана, что делать, нет?

— Пока это всё делается на ощупь. Взяли – блокаду сделали, организовали поездку. Но какой-то стратегии нет. С Россией тяжело сделать вообще какую-то стратегию в принципе, ты же понимаешь. Они придумают тебе ещё 25 стратегий, чтобы у тебя вообще желания не осталось что-либо делать.

«Крымские татары не готовились к вооружённому сопротивлению»

— Затронули тему про мусульманские организации. Те же «Хизб ут-Тахрир», «Джамаат Таблиг» и другие, которые в России считаются запрещёнными, раньше свободно работали в Крыму. В нынешней ситуации они не радикализуются и не примыкают к тому же «Исламскому государству»?

— У меня есть друзья из «хизбов», которые живут в Крыму. И у них очень серьёзное неприятие того, что называется ИГ. Они считают, что это какие-то исчадия ада, которые извратили идею халифата до неузнаваемости, поэтому с ними нельзя иметь никаких дел. По их мнению, ИГ позорит ислам и дискредитирует идею халифата.

Внутри крымскотатарского мусульманства, несмотря на разные течения начиная от «салафов», которые у нас тоже есть, и заканчивая «хизбами», радикализации нет. Даже те ребята, которые переехали на материк – в Виннице сейчас «салафы» живут – нормально ужились с местным населением, работают, всё хорошо.

— Сразу же после оккупации Россией Крыма велись разговоры о том, что РФ может получить там «вторую Чечню». Вооружённое подполье возможно?

— Такого точно нет. Во-первых, крымские татары никогда не готовились к вооружённому сопротивлению. Меджлис всегда декларировал, что мы достигаем своих целей путём мирных акций – никаких призывов к вооружённой борьбе не было за свою историю крымскотатарского национального движения. Кроме того, если вспомнить историю, то за 250 лет под владычеством России и СССР крымские татары никогда не поднимали вооружённых восстаний. Поэтому я думаю, что ожидания «второй Чечни» очень гиперболизированы. Основная задача – сохранять свои корни, культуру, язык, не давать нас разобщить. Однако вооружённого сопротивления никто оказывать не собирается.

— Как живётся в российском информационном пространстве? И как вообще это самое пространство относится к крымским татарам?

— Да никак не относится – оно их не замечает. Сейчас по российскому образцу построено крымское информационное пространство. Это совок: мы все разные, все равны, но русские самые равные и т.д. Впаривают там про три государственных языка, а на самом деле сокращают обучение и на крымскотатарском, и на украинском. Так что крымские татары нашли отдушину в другом – большинство поставило себе тарелки, и смотрят украинские каналы. И крымскотатарский канал АТR, который сейчас переехал в Киев. Сегодняшние технологии позволяют смотреть и читать любую прессу.

К примеру, у меня отец говорит, что даже не знает, что происходит в Симферополе, зато в курсе всех украинских событий – смотрит украинские каналы. Как он сказал, такое ощущение, что Крым никуда не делся, только что если идёшь в какой-то государственный орган, то видишь там российские флаги, на полках магазинов российские товары, и ходят российские деньги. А информационное пространство осталось то же. Но это касается тех, кто поставил тарелки.

«У правительства нет чёткой стратегии возврата Крыма»

— Про блокаду Крыма уже вспомнили, теперь давай подробнее о ней поговорим.

— Акция была придумана Меджлисом крымскотатарского народа совместно с украинскими патриотами: подтянусь представители добровольческих батальонов – Правый Сектор, Азов и другие. В украинском обществе есть такой тренд «крымчан надо наказать», но за исключением крымских татар. К примеру, проводились социальные поросы на тему «Как вы относитесь к крымчанам?» Большинство отвечало, что считают крымчан предателями, но не крымских татар – они хорошие, братья.

Были ожидания, что Крыму, который проголосовал на референдуме, надо перекрыть всё: воду, газ, свет, продукты. Но была дилемма, что делать с крымскими татарами: триста тысяч человек, которые поддерживают Украину. Решение вызревало очень долго, однако в конце концов решили пойти на блокаду. Это единственный путь, по которому можно ослабить давление на крымских татар внутри Крыма.

Не знаю, что из этого получится. Я летом был в Крыму – они фактически произвели товарозамещение: по крайней мере на полках магазинов российских и украинских товаров было 50 на 50. Очень много беларуских товаров, которые заходят через Россию. Стройматериалы, к примеру, уже полностью российские. Фактически украинские олигархи продавали товар даже не в Крым, а гнали его без таможни в Россию. И Крым оставался такой чёрной дырой, через которую украинские продукты попадали в Москву, Краснодар – да куда угодно. Фактически блокада это закрыла.

Возможно, что это и приведёт к каким-то положительным результатом. Украинское государство пока закрывает на это глаза, позволяет продолжать эту гражданскую акцию, не вмешивается.

— А крымские татары в оккупированном Крыму что думают на этот счёт?

— Они очень рады этому. Говорили, что уже давно надо было такую акцию начинать. Когда Крыму отключили воду, они радовались, говорили, что наконец-то, хоть какой-то шаг предприняли. Давайте, мол, ещё. Только это нужно было делать год назад, когда Крым ещё очень сильно зависел от материка.

— Про украинское государство. Есть ли в правительстве крымскотатарское лобби?

— На уровне президента есть. Есть понимание, что проблемы крымских татар нужно решать. Меджлис пошёл ещё дальше, и было принято решение, что если Крым вернётся в состав Украины, то он будет национальной крымскотатарской автономией. То есть это такой бонус за полную поддержку татарами Украины, даже во время оккупации. Украинская власть пока соглашается, говорит ОК. Возможно потому, что сама не особо верит, что Крым вернётся. Поэтому на сегодняшний день есть понимание, но действий не хватает.

У правительства нет чёткой стратегии возврата Крыма, его реинтеграции, и каким образом вообще управлять «крымскими делами». Поэтому они создают то госслужбу по делам Крыма, то уполномоченного по делам Крыма, то ещё что-то. Но никак не могут создать полноценное министерство, которое будет заниматься исключительно крымскими вопросами – всё боятся чего-то. Россияне создали его в первые же дни после оккупации, и только недавно его закрыли, так как считают, что процесс интеграции или аннексии полуострова закончен. А наши всё как-то стесняются. И если б не было давления общественности и Меджлиса, то неизвестно, были бы созданы вообще какие-то органы по Крыму.

— А Меджлис занять место этих органов не может? То есть предложить ту самую стратегию и план её реализации?

— Может. Он фактически и является актором в этом процессе. Проблема в том, что у Меджлиса не хватает потенциала сейчас это сделать. Нужны люди, которые бы взяли, сели, разработали. Меджлис бы это принял и передал правительству. Вся почва для начала такого процесса есть, но вот потенциала нет, и пока это всё достаточно хаотично.

«Кючук-Кайнаджирский мир никто не отменял»

— Про действия России и Украины поговорили. Очень интересует ещё вопрос влияния Турции и её позиции.

— Она-то официально не менялась, но на самом деле за последнее время в позиции Турции изменения были. Фактически на оккупацию Крыма Турция ничем не ответила. Сказали протокольную фразу, что Крым – это Украина, и они за территориальную целостность. Но мы же понимаем, что в торговом балансе России Турция занимает первое место. Не ЕС, не Китай, а Турция.

Кроме того, Турция питается российским газом и полностью зависит от его транзита. Поэтому турки не рискнули открыто поддержать Украину и крымских татар в этом всём бардаке. Единственное, когда Путин посетил мероприятия, связанные со столетием геноцида армян, это вызвало в негативную реакцию. И сейчас мы видим, что Турция начинает отдаляться от России по всем вопросам, в том числе и экономическим. А тут ещё и Башар Асад. То есть турок злят.

Видно, что турки активно ищут альтернативу России. Соответственно, они иногда начинают педалировать крымскотатарскую тему. В этом пасьянсе они свою роль могут сыграть. Пока они только пытаются помогать – хотят помочь построить Соборную мечеть в Симферополе, дать денег крымским татарам, которые переехали на материк, чтобы они могли обустроиться. Но всё это хаотично. Нельзя сказать, что Турция играет большую роль в судьбе крымских татар.

— Каким образом выделяются эти средства? Это делается централизованно?

— У них есть организация типа USAID, только на турецкий манер. Она называется TIKA и работает во всех постсоветских странах, где есть тюркское население, такой условный пан-тюркизм. Они и раньше работали в Украине – выделяли деньги на поддержку крымских татар и гагаузов. Строили мечети, школы, выкупали дома для малоимущих.

Помощь крымским татарам выделялась с одобрения Меджлиса и правительства Украины. Сейчас это происходит в таком же формате. Однако объём помощи уменьшился с момента оккупации Крыма. Напрямую помогать тем, кто остался в Крыму они не могут, поскольку территория оккупирована и действия всех агентств и организаций прекращены. В то же время, в Крыму работает турецкий бизнес. Он, как и китайский, работает на любых территориях: оккупированных, аннексированных, спорных, каких угодно.

— Может ли измениться позиция Турции в случае полного разрыва с Россией – сейчас мы видим явное ухудшение отношений двух этих государств.

— Турки даже вспоминали одну очень интересную вещь. Дело в том, что по условиям Кючук-Кайнаджирского мирного договора России и Турции 1774 года, когда Россия впервые оккупировала Крым, было оговорено, что если когда-нибудь Крым станет независимым, то он становится частью Турции, в каком бы состоянии она ни находилась. Крым фактически две недели был независим – с 16 марта по 1 апреля. Турция могла предъявить все права. Но Турция этого не сделала. Хотя Эрдоган в одной из своих речей сказал, что Кючук-Кайнаджирский мир никто не отменял, и Турция, хоть и уважает право на территориальную целостность Украины, имеет права на Крым. В принципе, Турция может поучаствовать более активно в крымских делах, при условии, что Эрдоган не будет таким аккуратным в отношениях с Россией.