Смерть Сталина в воспоминаниях заключенных: «Ура! Ура! Ура! Умер Тиран!»

Черноног Евгений Романович, 1916 г.р. Подполковник-артиллерист, слушатель Военной Академии им. Фрунзе. Арестован в 1950 г., осужден на 8 лет лагерей (ст. 58-10; Вятлаг) за негативный отзыв о фильме «Падение Берлина». Освобожден в 1954 г. Реабилитирован в 1956 г.

«Когда в Москве слезы лили и давились на улице, чтобы с ним попрощаться, у нас весь лагерь ликовал, все шапки вверх швыряли и кричали – усатый сдох, усатый сдох. Необыкновенное было, ликующее празднество. И охрана не вмешивалась, только злобно щурилась – вон фашисты радуются. Через год с лишним пришла в лагерь телеграмма освободить в 24 часа ввиду отсутствия состава преступления. Ребята пустили шапку по кругу, накидали мне кто что мог, даже какие-то полосатые брюки и парусиновые туфли нашли. Вот в таком костюмчике я и явился в Москву в Министерство обороны. Там просто все рты разинули – кто такой явился? Думал, вот сейчас мне все вернут, в Академии восстановят, но не тут-то было».

***

Жуков Александр Васильевич, 1925 г.р. Арестован в 1943 г., осужден в Буденновске Ставропольским военным трибуналом за «клевету на вождя народов Сталина и Советскую Армию». Приговорен по ст. 58-I «б» к 10 годам лишения свободы. Отбывал в ИТЛ Хабаровского края, работал на стройке № 500 им. Берия – ж.д. Комсомольск-на-Амуре – Совгавань. Освобожден 2 апреля 1953 г. Реабилитирован в 1966 г.

«Многоголосие, кто был в колонии крики – Ура! Ура! Ура! Умер Тиран! Какой тиран? – спрашивали друг друга заключенные. Однозначный ответ: Сталин! Потом стали кричать: – Свобода! Свобода!

Все были в надежде, что вот-вот скоро всех высвободят. Но не тут-то было. Так и отбыли приговоренные сроки ст. 58. Ведь по этой статье сидели в лагерях кроме настоящих изменников-палачей и хорошие люди за антисоветскую клевету на вождя народов СССР Сталина. Были люди, которые по нераспорядительности военных руководителей побывали в плену немцев и находились в лагерях лишь за то, что они попали в плен, да еще из-за отсутствия боеприпасов, которыми своевременно не снабжались, и другое.

Зэк Алексей Кравченко из г. Мариуполя принес нелегально в колонию бутылку водки, разлил по 100 гр. на каждого из нашей группы зэков, и мы выпили "за упокой его души". Предложил: кому скоро на свободу должны выпить стоя, а кому сидеть, выпить сидя. Выпили. Закуски не было. Да где ее взять?…Мы работали полуголодные.

На снимке я второй слева, стоя, в шапке грязной белой и в черном х/б грязном костюме. Он был у меня один, всегда и всюду на мне. Справа сидит в белой рубахе, в галстуке и шапке А. Кравченко. Он работал у нас парикмахером в зоне. Имел возможность ходить брить рабочих вольнонаемной охраны и начальство.

5 марта 1953 года. Ст. Ургал, Верхне-Буреинский район, Хабаровский край. ИТЛ. /Архив «Мемориала», 1-1-1693, мем., стр. 39/

Сфотографировал нас нелегально воспитатель колонны ст. лейтенант МВД, за что мы его очень и очень благодарили. Он нам сочувствовал, потому что он тоже какое-то нес наказание. Он был репатриант, вдали от родных и своей семьи. Жил одиноко на квартире. Говорил нам, что семья не хочет ехать к нему. Отказались. А там бог его знает. Может, он был среди нас, возможно, и другого назначения. Но мы верили ему. Всегда были открыты перед ним. Во всем делились. Думами хорошими и плохими. Он вселял в нас веру в хорошее будущее».

***

Ковальчук-Коваль Игорь Константинович. Родился в 1913 г. в Харбине, умер в 1984 г. в Москве. Арестован в 1943 г. после вступления советской армии в Харбин за участие в организации Национально-трудовой союз нового поколения (НТСНП). В 1946 г. приговорен к 25 годам ИТЛ. Отбывал срок в Инте, Темниковском ИТЛ. Освобожден в 1956 г. в числе «лиц, находящихся в заключении без гражданства».

«В "Правде" от 13 января 1953 года, статья о "евреях-отравителях"… нарушила спокойствие евреев нашего лагеря.

– "Он" пошел против евреев, теперь ему конец! – говорили открыто. Правительственное сообщение о смерти Сталина будто подтвердило такое мнение. Лагерь волновался и зашумел. Высказывая свои новые надежды, заключенные удивлялись и посмеивались над нашим завстоловой зэком Михайловым, который громко плакал, когда Левитан объявил, что пятого марта сердце вождя перестало биться. Среди зэков были и другие сочувствующие, но они горевали более сдержанно» (Рукопись: Свидания с памятью: Воспоминания, с. 131.).

***

Львов Евсей Моисеевич. Юрист (более точные сведения не приводятся). Был заключенным с 1938 по 1953 г. В 1939 г. в Москве приговорен к 15 лет ИТЛ. Прошел Владивостокские и Магаданские этапы, с этапом заключенных инвалидов был вывезен в 1941 г. из Колымы в Находку, с приисков на сельхозработы. После освобождения в 1953 г. отбывал «вечную ссылку» в Красноярском крае. Реабилитирован в 1955 г., вернулся в Москву.

«5-го марта нам объявили о смерти Сталина. Пришел в барак какой-то начальник и сухим, бесстрастным тоном изложил содержание официального сообщения.

Все были ошеломлены. Никаких внешних проявлений отношения к событию не было. Думали и говорили о том, как смерть Сталина отразится на судьбе заключенных, их семей.

Станет ли лучше? Не станет ли хуже? – вот о чем думалось тогда» (Рукопись: Воспоминания, с. 56).

***

Пекарский Всеволод Михайлович, перед арестом – преподаватель филфака Северо-Осетинского университета. Арестован в декабре 1940 г., в марте 1941 г. приговорен к 7 годам ИТЛ. Отбывал срок в Безымянлаге под Куйбышевом в санчасти, в 1942 г. приговорен к расстрелу (по обвинению в восхвалении фашистского строя) – приговор заменен на 10 лет лагеря строгого режима. Досрочно освобожден 23 апреля 1953 г. без ограничения места жительства.

«И вдруг, как-то утром, сортируя карточки больных в санчасти, слышу экстренное сообщение – Сталин умер…

Всех взволновало это сообщение, но каждого по-разному. В санчасти все как-то притихли, поглядывая друг на друга, вздыхают, поглядывают по сторонам, не зная, что сказать… А вот открылась дверь, и входит Крутов, товарищ по несчастью. Не громко, но отчетливо он, пожимая руку мне, сказал:

– Поздравляю вас с огромным, невероятно радостным событием! Не разум, так смерть приносит нам жизнь и свободу!

Я скептически принял это поздравление… Умер Сталин, но он ведь не один! Не может быть, чтобы все вдруг изменилось только потому, что умер Сталин, подумал я. Уж больно много испытал я зла. Разве Сталин знал, какое зло творят его поклонники? Да ему и не снилось то, что делают повсюду! Все это зло заглушалось криками: "За Родину, за Сталина!" Другой товарищ по несчастью, комсомолец, доброволец армии, написал Сталину письмо с фронта о творящихся там безобразиях, и получил за это пять лет заключения… Я еще не знал тогда о том, как погибли Постышев, Блюхер, Тухачевский и многие другие, и думал, что Сталин не знал, что Сталин тут ни при чем… Что может сделать один, хотя бы и Сталин, когда кругом такое безумие!.. Один в поле не воин! Я не верю в чудеса!

И вдруг случилось чудо: "Не стало одного – и тихо стало всюду!"…

Притихли, притаились наши ненавистные мучители. Наш начальник лагеря… Да этот самый, что недавно, совсем недавно призывал не миндальничать, "поступать так, чтобы почувствовали"… так вот теперь он, этот изверг, притих, выжидательно притаился.

Недавно отбывших срок наказания отправляли в Сибирь, в глухие края… А теперь разрешают вдруг ехать к родным куда угодно…

28 апреля 1953 года освободили и меня. Я снял свою тюремную форму, оделся по-человечески и явился на вахту лагеря» (Рукопись: Воспоминания. За что? С. 85.).

***

Одолинская Нина Фоминична. Во время оккупации Одессы в 1942 г., спасаясь от голода, завербовалась на работу в Германию. В 1945 г. арестована СМЕРШем, приговорена к расстрелу, расстрел заменен 20 годами каторжных работ. Отбывала срок в женском лагере на ст. Надежда под Норильском, неудачный побег, в конце 1951 г. переведена в Речлаг (Воркута), с 1955 г. – Инта, Кожва, Ухта, Печора, Княж-Погост, Сольвычегодск. Освобождена в октябре 1955 г. с подпиской об отсутствии претензий к «учреждению» и «о неразглашении».

«В начале 1953 года Нина работала в основной зоне. Их водили на расчистку подъездных путей железнодорожных и автодороги. Работать было тяжело. В конце зимы выпадает много снега, пурги срывались одна за другой. Автодороги превращались в траншеи с трехметровыми стенами – <нерзб.> снег не успевали.

И вот в один из таких дней объявили о болезни, а потом и о смерти Сталина. В то утро по радио передавали тихую, приятную музыку. И вдруг прервали концерт и объявили о смерти Сталина. Нину охватило чувство радости. Самой откровенной, такой, что она и не собиралась скрывать. Донбасские и ростовские женщины изобразили горе. Одна даже заявила, что надо начать собирать деньги на венок. А другая по-деревенски завыла, приговаривая: – Ой, что же теперь будет! На кого ты нас покинул! – а сама хитрым взглядом косит: как оно, стоит или не стоит выть? Украинки-западенки сдержанно загудели между собой. Соседка Нины по нарам латышка Аустра Лапиньш закрыла рот ладошкой, а в глазах у нее светилась радость. Шла мимо Нины одна из ленинградок, а Нина ей тихонько:

– Люди холопского звания
сущие псы иногда,
чем тяжелей наказание –
тем им милей господа.

– Тихо, не надо, – показала ладонью на ту, что выла, – косит женщина глазок на них, хочет слышать, о чем шепчутся. Не услышала.

Но работать надо было – мела пурга и заносило дороги. И поэтому, когда предложили женщинам поработать возле экскаватора – то Аустра и Нина изъявили желание. Здесь хоть немного руки отдохнут от лопаты – решили они. Но рукам все равно досталось – надо было к экскаватору таскать ведра с углем, его ненасытная утроба поглощала уголь в огромном количестве.

Пришел начальник в белом полушубке. Влез на экскаватор, что-то сказал, и машина остановилась. Нина с Аустрой сразу же уселись на кучу угля, хоть немного отдохнуть. Начальник из дверцы экскаватора громко сказал: – Почтим память Иосифа Виссарионовича минутой молчания! – И потянул за рычаг гудок. – А вы чего сидите? А ну, встать! – крикнул он женщинам. Аустра дернулась было встать, но Нина осадила ее рукой и громко, внятно ответила начальнику: – А я за это сижу. И не встала» (Рукопись: Советские каторжники. Воспоминания. С. 169).

***

Евсеев Иван Михайлович (1890 – ?), бывший политкаторжанин, в 1936 г. товаровед в Баку. Арестован в октябре 1937 г., в декабре 1938 г. Закавказский ВТ вынес приговор о 7 годах ИТЛ. Вятлаг, перевод в Унжлаг, продление заключения на 3 года. В конце 1948 г. отправлен на жительство в Петропавловск-Казахский. Новый арест в 1949 г. по обвинению в дискредитации Сталина, приговорен к 10 годам тюрьмы. Тайшетлаг. Досрочное освобождение в 1954 г., реабилитация в 1956 г.

«5 марта 1953 года "сыграл" в сосновый бушлат Сталин – "родной отец". В это время я работал мастером в тарном цехе. Многие заключенные были настолько наивны, они в то время еще верили, что Сталина ввел в заблуждение Берия, и узнав о его смерти, многие пролили немало слез. Это меня крайне возмутило. Я не стерпел и сказал:

– Дураки, зачем плакать, ведь теперь домой поедем.

Эти мои слова "стукачи" передали оперуполномоченному. Как только мы пришли с работы в зону лагеря, я был вызван к нему. При входе в его "куток" я сказал:

– Здравствуйте.

Вместо взаимного "здравствуйте" он обложил меня отборным матом:

– Фашист! Мат… Ты обрадовался смерти великого Сталина… Что молчишь… Мат.

Я ответил, что радоваться – не радуюсь, но и плакать не собираюсь.

– Сгною в карцере такого контрика! – завопил он и тут же отправил меня в карцер без отопления на 7 суток» (Рукопись: Вид на жительство. Воспоминания. С. 63 – 64).

***

Домбровский Вячеслав Вячеславович. Сын врача В. Р. Домбровского и Г. Д. Левитиной – редактора ленинградских журналов «Чиж» и «Ёж» (оба репрессированы в 1930-е гг.), до ареста в 1951 г. – студент Политехнического института Ленинграда, во время ареста содержался в «Большом доме» и «Крестах», приговорен к 5 годам ссылки как «социально-опасный элемент». Ссылка в Бердске Новосибирской обл. Возвращение матери из лагерей в 1955 г. (помощь Шостаковича в сокращении ей срока).

«Известие о смерти Сталина застало меня в конторе. Не заходя в общежитие, я купил водки и отправился на правый берег Оби, в Бердск, где в общежитии радиозавода в отдельной комнате жил мой брат. Мы быстро и без лишнего шума "организовали" закуску из вареной картошки, хлеба и банки консервов, но не успели еще произнести первого тоста, как в дверь постучали. Это был сослуживец брата из немцев Повольжья, спасшийся от высылки в урман (тайгу) в 1941 году тем, что его жена приходилась родней какому-то местному начальству. "Ребята, – сказал он, – я должен выпить сегодня. Но дома мне не дадут это сделать из страха. Можно, я выпью с вами?" И он достал из кармана шубы поллитровку» (Рукопись: «Совсем обычная жизнь» – автобиографическая повесть. С. 102 – 103).

***

Баканичев Анатолий Ефимович, 1920 г.р. Московский инженер-конструктор, уроженец подмосковного с. Глазово, из семьи передового рабочего завода «Красный пролетарий». В 1939 г. поступил на биологический факультет МГУ, призван в армию в 1939, участник Великой Отечественной войны. Попал в плен 6 июля 1941 г., содержался в СтаЛаге-7, СтаЛаге-10, рабочем лагере Штайерберг (под Ганновером), побег из лагеря в марте 1945 г. во время пешего марша заключенных после ликвидации лагеря, в июле 1945 г. отправился в советскую зону, возвращение в Москву, поступление в Тимирязевскую академию. Арест в феврале 1948 г., обвинение в «фашистской пропаганде и избиении военнопленных», в мае – суд, 4 свидетеля в пользу Баканичева, приговор – 15 лет каторжных работ. Отбытие срока в Норильске, неудачный побег в 1949 г. Освобождение по амнистии в октябре 1955 г. Реабилитация в феврале 1965 г.

«Кажется, в конце февраля 1953-го года по радио сообщили о болезни Сталина, которому тогда было 74 года. Весть о смерти Сталина я встретил в буквальном смысле в "глубине сибирских руд". Мы рыли котлован под административное здание завода, имеющее в названии номер. У нас был не большой по площади котлован глубиной приблизительно до 10-ти метров.

Наверху котлована был закреплен вороток, и рядом находился мой напарник по работе. Я, внизу котлована, долбил киркой, ломом, зубилом грунт вечной мерзлоты и лопатой накладывал его в бадейку, которую мой напарник время от времени поднимал воротком наверх. Эта работа при такой примитивной технике продвигалась крайне медленно.

Вдруг, мой напарник сверху крикнул мне: "Толь, вылезай, черт подох!" Я сел в бадейку, и мой напарник поднял воротком меня наверх, где было уже много людей. Я спросил, откуда он узнал об этом. Сведения были получены от вольнонаемного мастера, кроме того над Норильском мы увидели в нескольких местах траурные флаги. У всех было радостное настроение, это можно было заметить по лицам, по шуткам, которыми обменивались зэки. Нельзя было не заметить, что и вольнонаемные мастера и прораб были также рады этой вести, работу от нас в этот день уже больше никто не требовал.

Рассказывают, что в одной бригаде после этой вести кто-то крикнул "ура!" Большинству было ясно, что наступил новый период в нашей истории. Но каков он будет? На этот вопрос не все могли тогда правильно ответить. Но большинство говорили, что среди руководства страны начнется борьба за власть. Газеты и радио сообщали о трауре в столице. <…>

Смерть Сталина довольно скоро оказала свое влияние и на положение зэков в лагерях здесь в Норильске. Первым крупным изменением было решение властей платить политическим зэкам деньги за выполненную работу. Это существенно улучшило продовольственное положение зэков в лагерях: за деньги в ларьке можно было купить хлеб, а иногда и другие продукты. Взамен 12-часового рабочего дня был введен 8-часовой. Были разрешены выходные дни. Разрешено было носить, в основном, теплую одежду, которую зэки могли получать посылками. Разрешено носить волосы. В Норильске фактически перестали существовать ГОРЛАГ-и, то есть почти не стало никакой разницы в режимах между ГОРЛАГ-ами и ИТЛ, хотя территориально все шесть ГОРЛАГ-ов продолжали существовать, они сыграли решающую роль в предстоящих событиях в Норильске.

И наконец, самым крупным изменением после смерти Сталина впервые за всю историю существования сталинских лагерей было то, что началось освобождение политических зэков, некоторые из них полностью реабилитировались. Правда, сначала эти освобождения были незначительными, но они шли беспрерывно» (Рукопись: Воспоминания каторжанина: Документально-биографическая повесть. С. 121 – 122.).

Источник: «Мемориал»