Она заказала свое убийство

…В тот солнечный летний день пенсионерка Валентина Тарасовна решила повеситься. С утра прибралась, обошла родню и велела навестить ее вечером. «Зачем?» «Придете, узнаете!» – пообещала она загадочно…Эта «ненормальная» смерть удивила даже бывалого спецкора, и он поехал на место событий, чтобы разобраться, как все случилось.

В тот солнечный летний день пенсионерка Валентина Тарасовна (имена иных участников этой драмы изменены) решила повеситься. С утра прибралась, обошла родню и велела навестить ее вечером. «Зачем?» «Придете, узнаете!» – пообещала она загадочно. После отправилась в поселковую баню, помылась, переоделась в чистое. А когда возвращалась домой, дорогу перебежала черная кошка. «Плохая примета», – подумала Валентина Тарасовна, и настроение у нее немного испортилось, однако задуманное мероприятие откладывать не стала. Вынула из-под матраса заготовленную бельевую веревку и стала ее прилаживать под потолок на перекладину.

В прежние времена в своем небольшом поселке Красноборске Архангельской области Валентина Тарасовна была веселой, общительной женщиной. Но к восьмидесяти с небольшим годам ее согнули старческие недуги и в душе поселилась скорбь. Муж давно умер, дочь с зятем жили отдельно, а наша героиня обитала одна в большом деревянном доме, когда-то отнятом у иерея. Потому в доме было много старинных икон, иные даже в позолоченном окладе. Но несколько лет назад Валентина Тарасовна собрала те иконы да выбросила в Северную Двину, на крутом берегу которой и стоит тот древний поселок.

– Это же грех смертельный! – сокрушались родственники.

– Я смерти и желаю, – объясняла она свой поступок. – На кой эта жизнь, если здоровье все хуже. Не хочу, чтобы вы со мной возились. Когда руки на себя наложу, деньги вон там, в сундуке, заберете…

Самоубийства в Красноборске – дело обыденное. Архангельская область, по статистике, в числе передовых по этому показателю. Особенно модно вешаться. Родственники и соседи Валентины Тарасовны рассказывали мне потом такие истории.

Прасковья-пенсионерка внезапно исчезла. Думали, в город к своим уехала. А тут один паренек из армии дембельнулся, его девушка встретила, и пошли они с той девушкой в чащу, где соловей поет, чтобы кровь, так сказать, разогнать. Глядь, а там на суку еловом старушка болтается, и ботинок у нее один с ноги упал, черный палец из порванного чулка торчит!

А другая женщина в больницу пошла, говорит, вон тут чо-то у меня болит. Врачи посмотрели, пожали плечами, а одна санитарка сказала, что похоже на рак. Баба пришла домой, у соседки поплакала, а потом записку дочери написала: «С работы вернешься, поешь. Суп в сенцах. После зайди в дровяник». Дочка поела, пошла в дровяник, а мать там висит… Обидно, что вскрытие показало: никакого рака у нее не было. А уж сколько мужиков-то повесилось, счет потеряли! Один тут осенью яблоки на машине вез и перевернулся. Так чтобы не платить, пошел и повесился. А похороны не дешевле встали.

…Итак, в тот солнечный летний день Валентина Тарасовна, вернувшись из бани, наладила петлю на перекладине, встала на табуретку, подобрала волосы, и только бы сунуть голову, как в этот момент в избу вошла соседка…

– Черная кошка… Вот и не верь приметам! – ругнулась Валентина Тарасовна.

– Раз не получилось повеситься, в реке утоплюсь, как Нюрка недавно, – пообещала Валентина Тарасовна в тот день своим близким.

Родственники не советовали топиться, потому как тело в пучине вряд ли найдут и некуда будет на могилку сходить.

– Но ведь Нюрку-то нашли! – не унималась бабушка.

Какое-то время с Валентины Тарасовны не спускали глаз, прописали снадобья, и вроде бы та успокоилась. Но дальше события обернулись так, что ваш автор отправился изучать эту историю.

Вернулся солдат с войны

Василий Булдаков, уроженец сих мрачных мест, в свои сорок с небольшим лет вернулся из Израиля, где служил в последние годы в спецназе и воевал супротив арабов. Его боевое тело было порядком исполосовано осколками и скальпелями хирургов, а душа настолько зачерствела, что даже молодых продавщиц он частенько крыл матом за невежливое обслуживание клиентов: «Тебя бы, … твою мать, корову неповоротливую, в Израиле уборщицей бы в сортир не приняли!»

В Израиль Булдаков угодил просто. Женился (во второй раз) на русской еврейке с двумя детьми, а после всей семьей они подались на библейскую землю. Но со временем и второе семейное счастье лопнуло, желание воевать за еврейский народ пропало, и Булдаков вернулся на родину. Старший сын Булдакова (от первого брака) снимал комнатуху в старом пьяном бараке. У него-то, у сына, и поселился израненный солдат.

Нанимался батрачить на пилорамы, благо что их тут много. Часто закладывал за воротник, отчего не ладил с работодателями да и с прочими поселковыми. По юности Булдаков два раза сидел в тюрьме за хулиганку, потому в поселке его побаивались. Ни дружбы и ни порочных связей ни с кем он не заводил, презирая в открытую все тутошнее население за чуждые его духу нравы.

«Просто встретились два одиночества»

Валентина Тарасовна с трудом передвигалась до магазина, но никогда не брала для опоры палку, как это советовали родственники, дабы не выглядеть принародно старой развалиной. Но однажды она поскользнулась на мокрой глине. Рядом оказался Василий Булдаков и помог старушке дойти до дому. Так они подружились. Василий стал часто захаживать к соседке на чай и разговоры. Она подкармливала его супами, Василий помогал ей в хозяйстве. А когда сын Булдакова приводил вечером в свою общаговскую халупку юную гостью, отец оставался у Валентины Тарасовны ночевать, дабы не мешать молодым, а то ж побегут они в лес, а там же наверняка опять кто-нибудь висит.

Родственники Валентины Тарасовны советовали старушке прекратить дружить с Булдаковым, «поскольку от этого типа можно всего ожидать», а у Валентины Тарасовны приличная военная пенсия и запас деньжонок имеются. На что она лишь отмахивалась, и когда Василия долго не было, сама приходила к нему поболтать. А на деньги старушке (как и на жизнь свою) было решительно наплевать. Как-то в день пенсии к Валентине Тарасовне пожаловали цыгане, сняли порчу и незаметно поскребли по сусекам. Правда, цыгане оказались людьми исключительно честными – забрали только половину пенсии. Тогда по настоянию дочери Валентина Тарасовна заявила в милицию. Цыган приперли и украденное вернули. Но скоро другая и менее нравственная шайка цыган опять заявилась к бабушке уже под видом тимуровцев. Стырили все до копейки. На сей раз Валентина Тарасовна напрочь отказалась беспокоить милицию, пояснив родным, что цыганам надобно тоже на что-то жить. Вот таким она была человеком.

Приходящие к ней люди не раз видели картину, как Василий, когда бухой, обливаясь слезами, сидел за столом и рассказывал Валентине Тарасовне про свою горькую судьбину и жестокую бойню на арабо-израильском фронте. Говорил, что эта жизнь ничего не стоит что здесь, что там.

– А людей-то ты убивал? – спросила однажды Валентина Тарасовна своего гостя.

– А то!

Не будем домысливать их разговоры, ибо точно не знаем, какими словами Валентина Тарасовна принялась убеждать Василия помочь ей покинуть сей опостылевший мир.

Незнамо, и что говорил он в ответ. Из материалов уголовного дела известно лишь, что Василий долго не соглашался и уговаривал тетю Валю (в показаниях он ее называет тетей) пожить еще.

Пенсионерка долго искала киллера

Когда Валентину Тарасовну обнаружили мертвой, никто и не понял, что она убита. Бабушка лежала на диване со скрещенными на груди руками в чистой (после бани) рубашке. И только опытный врач при осмотре узрел небольшую ранку под сердцем.

Василия задержали в тот же день. По словам следователя Павла Власова и адвоката Николая Лукьянова, подозреваемый сразу во всем признался. Пояснял, что не хотел убивать, но тетя Валя уж так просила!

Можно бы заподозрить, что Василий убил старушку по какой-то другой причине и, чтобы облегчить участь свою, наплел, что «сама уговорила». Но даже родственники Валентины Тарасовны, включая и ее дочь, уверены: так все и было, как показывает арестованный. Еще до знакомства с Василием, рассказывали родные, она пыталась найти какого-то исполнителя, который смог бы ее убить за гонорар. С этим вопросом она к кому только не подходила, разве что объявление в газету не помещала. Бабушке объясняли, что киллеры в здешних местах не водятся. Но ведь, как говорится, кто хочет, тот всегда найдет.

Когда стороны наконец пришли к соглашению, Василий сказал Валентине Тарасовне, что ему перед этим следует хорошо напиться. Валентина Тарасовна дала с утра своему товарищу денег на выпивку и еще 5980 рублей (около 1200 гривен) положила на стол.

После сходила в баню, переоделась в чистое. Василия долго не было. Пошла к нему в общежитие. Потом Валентина Тарасовна вернулась к себе, а спустя некое время к ее дому отправился Василий, и за ним с интересом наблюдали все те же соседи. Согласно расследованию, Василий, войдя в жилище, применил боевой прием, чтобы лишить тетю Валю сознания. А после взял со стола ее кухонный нож и довершил дело. Аккуратно положил тетю на диван. По сусекам не шарил, ибо нигде на сундуках и комодах его отпечатков нет. В кармане кофты Валентины Тарасовны остались деньги на похороны – около 80 000 рублей (около 16 000 гривен). Василий только забрал со стола гонорар 5980 рублей, пачку макарон, гребешок убитой на память и нож. Так вот с ножом и макаронами на глазах у соседей он прошел через улицу к себе в общежитие…

На допросе Василий сказал, что, попроси о подобном какой другой человек, он бы ни за что не согласился. Но тетя Валя была для него как мать, потому что его жалела.

Дали Василию девять лет строгого режима.

Все душевные люди вымерли

С зятем Валентины Тарасовны пенсионером Павлом идем на кладбище. На могиле убитой тещи Павел немного всплакнул:

– Мама так всех жалела!

Открыл пластиковую бутыль пива. Не найдя могильный стаканчик: «Опять выпивохи сперли!» – плеснул пиво ей на могилу и положил конфетку. Такой тут языческий обычай – оставлять на могилах алкоголь и пищу, отчего на кладбищах полно забулдыг и бродячих собак, которые гадят прямо на погребения.

– Скамейку я тебе на зиму железными скобами укреплю, – пообещал Павел теще.

Когда здесь зимой копают могилы, воруют с других погребений все деревянное – скамейки, столики, кресты, чтобы разводить костры для оттаивания земли.

– А я жизнь люблю, – говорил Павел, – и работать люблю! Могу трактористом, плотником, дояром… Когда был колхоз, доярки, бывало, напьются так, что в корытах у коров валяются. А мне коров жалко, недоеные ревут. Как у доярок запой, я всегда их коров доил.

– И сейчас народ крепко пьет? – спросил я у Павла.

– Нынче уже не так. Нынче работать стали. А которые шибко пили, все теперь здесь лежат. Вон молодежи сколько! – Указал он рукой на ряды могил. – Бухалово было – одна отрава. По пять-шесть человек каждый день хоронили. Старухи шутили: во время войны в поселке столько похоронок не получали!

Но, с другой стороны, – рассуждал Павел, – народ-то как изменился. Раньше, когда все бедные были, дружили все, помогали один другому. Теперь вон сколько богатых. Дома построили, машин накупили, и дружбы не стало промеж людьми. Все душевные люди вымерли.

– Русь уходящая, – заметил я.

– Ага, – согласился Павел.

А тем временем сквозь поселок бесконечным потоком идут машины, груженные лесом. С разных сторон ревут пилорамы, повсюду строительство частных домов-дворцов. Заборы обвешаны деловой рекламой: «Продаем куриный помет! Обращайтесь в офис по адресу… Менеджер Галина». По улицам толпы молодых мам с колясками – участницы демографического почина. Их веселые разговоры отличаются громким матом. И всем решительно наплевать, кто там кого убил, кто там пошел повесился. Новое поколение не склонно к сентиментальностям…

Николай Варсегов, «Комсомольская правда»-Украина»