Маршал Дмитрий Язов – солдат Советского Союза

Дмитрий Язов – о том, как Матиас Руст назначил нового министра обороны СССР, о полководческих способностях Маргарет Тэтчер, о роли Михаила Горбачева в карьере Джохара Дудаева, а также о том, как чуть было не началась третья мировая война. 

Командовал Дмитрий Язов и соединениями, и объединениями, и даже противостоял международному империализму на Кубе, когда судьба всего мира висела на волоске. А министром обороны стал благодаря юному авантюристу Матиасу Русту, которого потом еще долго называли «добрым ангелом Язова».

— Дмитрий Тимофеевич, 28 мая 1987 года история дала неожиданный вираж: на Красной площади приземлился Матиас Руст, маршала Сергея Соколова сняли — и освободилось место министра обороны…

— К тому моменту прошло только три месяца, как я находился в должности начальника главного управления кадров — заместителя министра обороны. Подняли с постели. Говорят: завтра в десять часов утра надо быть на Политбюро с данными на всех командующих армиями ПВО. Было ясно, что предстоит «разбор полетов». Докладывал первый заместитель министра обороны генерал армии Лушев, но Горбачев его одернул. Потом слово предоставили главному маршалу авиации Колдунову — между прочим, дважды Герою Советского Союза, — однако Горбачев и ему не дал договорить: «Хватит болтать, мы уже это слышали». Не стал церемониться генсек и с командующим Московским округом ПВО маршалом Константиновым. А под конец обращается к Соколову: «Сергей Леонидович, вам надо определиться, а все остальные свободны!» Члены Политбюро удалились в так называемую Ореховую комнату, а мы ждем в приемной. Минут через тридцать выходит заведующий пятым отделом ЦК Савинкин и берет меня за руку: «Пойдем». Маршал Куликов сразу все понял: «Вот повели нового министра…» Захожу в Ореховую комнату. Представился. Горбачев без всякой преамбулы: «Мы решили назначить тебя министром обороны». Для меня это было очень неожиданно. Отвечаю: «Я всего три месяца как в Москве, не знаю системы заказов и закупки вооружения, да и многих других вопросов тоже не знаю». — «Ничего, мы тебе для вхождения в должность дадим лишние сутки». Эта шутка почему-то очень развеселила Политбюро. Но лишних суток мне так и не дали.

Прямо из Кремля мы с Соколовым поехали в Минобороны, и я принял у него «ядерный чемоданчик», ключи от сейфа и некоторые документы. В этот же день на коллегии секретари ЦК Анатолий Лукьянов и Лев Зайков объявили решение о моем назначении.

— Как воспринял свое отстранение от должности маршал Соколов?

— Это был очень выдержанный человек, очень достойный и в высшей степени грамотный. Когда Руст долетел до Кремля, Соколов, кстати, вместе с самим Горбачевым и Рыжковым, был в Берлине, на заседании Политического консультативного комитета государств — участников Варшавского договора. Кроме того, войскам ПВО после инцидента с южнокорейским «Боингом» вообще запретили сбивать гражданские самолеты. Поверьте: Руста сбить было — как нечего делать… Здесь другая подоплека. На самом деле от Соколова, который был свидетелем одной очень неприглядной истории, просто избавились.

— Что случилось?

— Речь о ракете «Ока». По Договору о ликвидации ракет средней и меньшей дальности мы и американцы обязались за три года уничтожить все комплексы данного типа и не иметь таких ракет в будущем. СССР должен был избавиться от разработанных в 50-х годах ракет Р-12 и Р-14, более современных РСД-10 и оперативно-тактических комплексов «Темп-С» и «Ока». США ликвидировали разработанные в 60-х годах ракеты Pershing-1A, а также новейшие Pershing-2 и BGM-109G (крылатая ракета Tomahawk наземного базирования). К июню 1991 года договор выполнен был полностью. Мы шли на значительные уступки. Но фронтовая ракета «Ока» с дальностью стрельбы до четырехсот километров ни до Франции, ни до Германии, ни тем более до Америки не долетала и абсолютно не подходила под этот договор. Но зато она была очень точной и эффективной. И госсекретарь США Джордж Шульц уговорил своего друга Эдуарда Шеварднадзе, который тогда возглавлял Министерство иностранных дел СССР, включить ее в список на сокращение. Начальник Генштаба Ахромеев и министр обороны Соколов были категорически против. Но позже выяснилось, что Горбачева якобы обманули: когда давали договор на подпись, сказали, что Генштаб и Минобороны будто бы согласны. А может, его и не пришлось обманывать… В любом случае я считаю, что именно эта темная история с ракетным комплексом «Ока» явилась главной причиной отставки маршала Соколова. Еще раз подчеркну: он был очень неудобным свидетелем.

— А вы потом не пытались отстоять «Оку»?

— Конечно, пытался — к тому времени только на уничтожение ракет, причем абсолютно безрассудное, было истрачено более четырех миллиардов рублей. Но все безрезультатно! Впрочем, тогда дело было уже не в «Оке». Когда началось уничтожение ракет малой и средней дальности, мы направили своих наблюдателей на два американских завода, а американцы заслали к нам проверяющих аж на 117 объектов! Прихожу к Горбачеву и говорю: «Нельзя этого делать, они и так о нас много знают, а теперь будут знать все». Он отмахивается: «Слушай, больше не ходи ко мне. Давай-ка мы сделаем так: создадим комиссию во главе с Зайковым, и ты все вопросы решай с ним». Кроме Зайкова, в комиссию вошли Шеварднадзе с Крючковым и члены делегации, которые вели переговоры с американцами. Председатель КГБ Чебриков, а потом и сменивший его Крючков были на моей стороне, а так называемые переговорщики вместе с Зайковым и Шеварднадзе обычно поддерживали американские предложения. Американцы переигрывали нас по всем позициям. Так, например, у нас основной ядерный потенциал сосредоточен в РВСН, а у них — на подводных лодках. Тем не менее они сумели вывести флот за скобки переговорного процесса и получили колоссальнейшее преимущество!

Потом история со стратегическим бомбардировщиком b-52, который может взять на борт или двенадцать ядерных бомб, или двенадцать ракет в ядерном снаряжении. Американская сторона предлагает рассматривать каждый b-52 как один боеприпас. Разве это нормально?.. Снова идем к Горбачеву, а он отсылает нас куда подальше: дескать, сами разбирайтесь. Брать на себя ответственность никогда не спешил. В конце концов выясняется, что уже не только Зайков с Шеварднадзе, но и сам Горбачев не имеет возражений против американской системы подсчета ядерных потенциалов. Вот в каких условиях приходилось работать.

По договору об обычных вооруженных силах в Европе мы должны были сократить двадцать четыре тысячи единиц бронетехники, а наши партнеры только шестьдесят единиц. По сути дела все наши дивизии на европейской части оставались без танков и боевых машин. И тогда я принял решение передать на каждый флот по одной дивизии. Такая возможность допускалась. Американцы, конечно же, сразу пронюхали, и тут я узнаю, что вслед за бывшим президентом США Ричардом Никсоном в Москву приехала Маргарет Тэтчер и хочет со мной побеседовать.

Встретились у меня в кабинете, в Минобороны. Причем «железная леди» прибыла не одна, а в сопровождении Елены Георгиевны Боннэр. И сразу же перешла в наступление: «Как вы могли передать дивизии на флот, не согласовав этот вопрос?» «А с кем, — спрашиваю, — я должен согласовывать, скажите, пожалуйста? Вот вы послали на Фолклендские острова целую эскадру, и мы вам по этому поводу никаких указаний не делали. Мне ваши указания, как распорядиться дивизиями, тоже не нужны». Тэтчер: «Как же мы теперь будет доверять друг другу?» — «При чем здесь доверие, если мы оставляем свои дивизии на европейском театре практически без бронетехники? Вы же вообще практически ничего не сокращаете!» — «Не сокращаем, потому что у нас сокращать нечего». — «Англии, которая не больше Ленинградской области, много танков, наверное, и не надо. У нас же граница протяженностью в шестьдесят тысяч километров…» В общем, так ни о чем и не договорились. Расстались, можно сказать, по-английски.

— А Елена Боннэр на этой встрече как оказалась?

— Насколько я понимаю, никакого статуса у нее не было. Не успела зайти, вытаскивает папиросу: «У вас пепельницы не найдется?» Я позвал адъютанта. Принесли пепельницу. Закурила. Пока сидели, молча выкурила папирос десять. Тэтчер, которая оказалась в дымовой завесе, все время кривилась, но так ничего и не сказала. Если терпела, то, наверное, Боннэр была на ее стороне.

— Горбачев разбирался в военных вопросах?

— Еще студентом он прошел подготовку на военной кафедре. Как-то вспомнил при мне, что во время сборов научился ходить на лыжах. Это все, что я от него слышал по поводу военной подготовки.

— Ну а что скажете о Павле Сергеевиче Грачеве?

— Я в нем до последнего не сомневался. Считал, что он на нашей стороне. Помню, когда Ельцин собрался в президенты России, ко мне пришли Ачалов с Грачевым и сказали, что могут сорвать его президентскую кампанию в Рязани. Я в этом большого смысла не видел, но они все-таки поступили по-своему, для чего специально для Ельцина организовали показное учение. Выглядело все очень эффектно: прямо у ног Бориса Николаевича приземляются две парашютистки и преподносят ему цветы. Появился повод — махнули по фужеру спирта. Потом само учение. «Как, Борис Николаевич, оцените?» — «Отлично!» Еще по фужеру… Короче говоря, Ельцин набрался так, что выступать вместо него поехал Олег Лобов, с которым они были дружны еще со Свердловска. Но эта встреча имела потом непредвиденные последствия. Когда в августе 1991 года в Москву ввели войска, Лобов уже по старой памяти приехал к Грачеву и разагитировал его. Дескать, Ельцин все равно победит и ты при нем будешь не на последнем месте… И Грачев переметнулся.

— Во время войны в Афганистане Павел Грачев считался одним из лучших комдивов. Откуда это его нелепое заявление о том, что Грозный можно взять одним полком за два часа?

— Потому что как десантник он был подготовлен к выполнению только определенных задач. Хотя историю военного искусства изучал и вроде должен был знать, что танкам в городе делать нечего — пожгут!

— И на все Министерство обороны не нашлось ни одного генерала, который мог бы дать такую консультацию?

— Конечно, такие были. Но, возможно, не смогли пробиться через заслон, который поставила вокруг Грачева его помощник по связям с общественностью Елена Агапова. Весьма волевая дама! Она тоже была генералом — Грачев позаботился! Впрочем, это их личные дела. В подробности вдаваться не хочу. Важнее отметить, что в лице Джохара Дудаева противник Грачеву достался очень сильный. Командир тартуской авиадивизии — сто двадцать стратегических бомбардировщиков Ту-22М, знаменитых «Бекфайеров», действующих на стратегических направлениях в интересах Балтийского и Северного флотов. Понятно, что абы кого на такие должности не назначали. Генерал Дудаев был не только отличным летчиком, но и очень сообразительным командиром, поэтому он учел все и не оставил Грачеву в Грозном практически никаких шансов.

Кстати, еще в 1991 году ранней весной ко мне на прием напросилась группа почтенных чеченцев с просьбой назначить Дудаева военным комиссаром Чечено-Ингушетии. Я отказал, поскольку понимал, что зовут Дудаева в Грозный не просто так. Кроме того, генерал Дудаев был носителем секретов государственной важности. И тогда чеченцы прорвались на прием к Горбачеву. Он мне звонит: «Чего ты жмешься, отдай им Дудаева!» Но я стоял на своем, и тогда Дудаева перевели в Грозный приказом начальника Генерального штаба, то есть мое мнение было проигнорировано.

— Как у Дудаева оказалось столько оружия?

— После событий в Азербайджане и Армении все ядерные боеприпасы для 4-й и 7-й армий по моему распоряжению были перевезены на хранение в Кабардино-Балкарию. Обычные вооружения, предназначенные для 295-й и 23-й дивизий, тоже надо было вывозить из взрывоопасного региона. А поскольку хранить его вместе с ядерными боеприпасами не полагалось, все отправили на склады в Грозный — там тогда еще было относительно спокойно. Ну а потом все это оружие оказалось у Дудаева. Так что вооружен он был хорошо. Даже очень.

— Иначе говоря, склады Грозного просто ломились от оружия! Ну а Грачев или Шапошников об этом знали?

— Ничего они не знали. Сначала я сидел в тюрьме, а потом меня уже никто ни о чем не спрашивал. А Дудаев именно этим оружием и уничтожил наши танки. Можно ли было сразу вывести оружие в другой регион? Если бы знать заранее… Но тогда мы этого не сделали, потому что на случай развертывания вооружение и боеприпасы должны были находиться недалеко от дивизий. Правда, был еще один вариант — учебная дивизия Закавказского военного округа, расположенная под Тбилиси. Но случилось 9 апреля, и в Грузии тоже стало неспокойно. Помню, как раз приехала международная комиссия, чтобы установить — использовались ли при разгоне митинга отравляющие вещества…

— Так использовались или нет?

— Так называемых отравленных набралось что-то около полутора тысяч человек. Долго искали следы ОВ. Но ничего не нашли, кроме порошка от тараканов, которым кто-то посыпал цветы на месте гибели демонстрантов. Других «доказательств» не было и быть не могло, потому что отравляющие вещества не использовались. Несостоятельными были и другие обвинения… На самом деле разогнать митинг распорядился первый секретарь ЦК Компартии Грузии Джумбер Патиашвили, а свалили все на Игоря Родионова, который тогда командовал Закавказским военным округом.

— А саперные лопатки?

— Лопатками солдаты прикрывались от камней, которые в них летели. А потом на съезде Патиашвили вдруг заявляет, будто бы солдат бежал с лопаткой за старухой аж три километра… В общем, сделали Родионова крайним. Страсти накалились настолько, что я предложил Горбачеву срочно убрать его из Тбилиси. Он как будто ждал: «Давно надо было этого убрать!» Я оторопел: «Михаил Сергеевич, неужели вы верите тому, что говорят?» — «Как не верить, если первый секретарь ЦК Компартии Грузии докладывает!» Я возмутился: «Но Патиашвили сам дал Родионову команду разогнать митинг». После чего Горбачев в моем присутствии позвонил и убедился, что Родионов действовал на основании решения бюро ЦК Компартии Грузии. Говорит: «Все равно его надо убрать из Тбилиси от греха подальше». Родионов немного на меня обиделся, когда его назначили начальником Академии Генштаба, но я считаю, что это было правильное решение. Останься Игорь Николаевич в Грузии, его рано или поздно подкараулили бы и убили.

— Ну а вы сами покушений не боитесь?

— Ничего такого пока не было. Единственный раз пришел милиционер и предупредил, что некоторое время у нас в подъезде подежурит их человек. Якобы то ли латыши, то ли литовцы собирались со мной расправиться.

— За Вильнюс и Ригу?

— Туда я ни разу не ездил. Ездили Горбачев и Яковлев.

— Так кто же все-таки дал указание штурмовать телецентр в Вильнюсе?

— Я не давал. Телецентр брали кагэбэшники. Отдать такое указание мог только Крючков, который подчинялся непосредственно Горбачеву и обычно без его указаний ничего не предпринимал. Что касается армейских подразделений, то у них была одна задача — обеспечить охрану порядка. Но по людям мои подчиненные не стреляли. За это я отвечаю… Хотя в Литве тогда действительно погибли четырнадцать человек. Но кто знает, от чьих пуль! Литовская сторона почему-то не дала обследовать тела погибших. Наверное, было что скрывать.

— Насколько было оправданно применение армии в бакинских событиях 1990 года?

— Вместе со мной в Баку должны были полететь министр внутренних дел и председатель КГБ. Но они по каким-то причинам увильнули и послали своих заместителей. Член Президентского совета Евгений Примаков, который уже находился в Азербайджане, сразу же сказал, что он не полководец и вообще это не его дело. По должности выходило, что вроде бы, кроме меня, так и некому. Тогда пригласили первого секретаря ЦК Компартии Азербайджана Абдул-Рахмана Везирова и председателя президиума Верховного Совета республики Эльмиру Кафарову, и я объявил решение: войска в город вводим в три часа ночи с трех направлений… Вопрос о руководстве решился сам собой.

…Стреляли в городе буквально из каждого окна, поэтому я приказал не открывать люков и не высовываться. В Сальянских казармах, например, снайперы сразу же положили шесть человек. Пришлось врезать по чердаку, откуда стреляли, из БМП. Артиллерийским огнем ответили и на обстрел наших кораблей, которые эвакуировали семьи моряков Каспийской флотилии. Еще был эпизод, когда поймали наших солдат и на кладбище привязали их проволокой к крестам. Расправиться не успели только потому, что подоспела помощь.

— Согласен, тогда Баку совсем даже не был похож на застигнутый врасплох мирный город. И все-таки жертвы среди горожан по советским меркам были чудовищно большими: более ста тридцати человек погибших, более семисот раненых.

— На следующий день после ввода войск в Баку я зашел к председателю Совета министров Азербайджанской ССР Аязу Муталибову. Сидит в своем кабинете и плачет. Весь в слезах. Спрашиваю: «Не верите, что наведем порядок?» — «Мне жалко, что столько людей побило». — «А сколько погибло?» — «Больше ста человек». Действительно, на горе, где раньше стоял памятник Кирову, вырыли сто десять могил. А похоронили сорок девять человек… На этом эпизоде я еще раз убедился, что в политике нет ничего святого. Дело в том, что накануне ввода войск в полуторамиллионном Баку две недели, пока продолжались армянские погромы и митинги, было не до похорон. Естественно, оказалось много непогребенных тел, которые потом представили жертвами. Просто и цинично.

— И все поверили?

— На волне эмоций кто-то, возможно, и поверил. Сторонников у Народного фронта Азербайджана тоже было немало. Но многие все понимали и откровенно выжидали, чем дело кончится. Вспомнить хотя бы историю с массовым выходом бакинцев из КПСС: четыре человека несли через центральную площадь города простынь, и в нее, как в мешок, грудами летели партбилеты. Так вот, я потом попросил верных людей занести эту простынь ко мне в штаб. Стали разбираться — а там одни обложки, партбилетов насчитали не более десятка…

Знаете, я как-то обратил внимание на национальный состав Героев Советского Союза. В списке из более чем одиннадцати тысяч человек представлены практически все народы страны. Это показывает, что воевали все! И не только воевали, но и трудились хорошо. В то время на Германию работала вся Европа, тем не менее мы сумели выпустить танков и самолетов больше, чем они, — 115 тысяч самолетов и свыше 100 тысяч танков. Разве эти цифры ни о чем не говорят? Не нравится мне только то, что в статистике Великой Отечественной войны появился национальный акцент, чего прежде не было. Даже потери стали подсчитывать по национальному признаку. Что тогда говорить о русских, которые положили на этот алтарь двадцать миллионов жизней! И среди военных потерь доля русских самая большая.

— Хорошая память. Тренируете?

— На память никогда не жаловался. Как-то оказался на одном прогулочном катере с Василием Лановым. Москва-река, много людей, праздничное настроение, и он начал читать наизусть восьмую главу «Евгения Онегина», но забыл текст и остановился. А я продолжил — «Евгения Онегина» до сих пор знаю от начала до конца. Он удивился: откуда? Все очень просто. В госпиталях особенно читать было нечего, а у меня всегда был с собой томик Пушкина. Вот и выучил.

— Сколько раз были ранены?

— Дважды. Первый раз через месяц после прибытия на фронт — обычная судьба командира стрелкового взвода. Кстати, госпиталь располагался в помещениях цементного завода на станции Пикалево, ставшей теперь знаменитой на всю страну.

— А в период Карибского кризиса уже полком командовали?

— Совершенно верно, отдельным мотострелковым полком, но усиленным — две с половиной тысячи человек. Всего же наших полков на Кубе оказалось четыре. Мой стоял вблизи американской базы Гуантанамо.

Американцев мы тогда напугали здорово. Но если бы они решились воевать, то уничтожили бы нас всех — до последнего человека. И вероятность войны была очень велика. Но вот что получилось.

Американский президент Джон Кеннеди собрал экспертную группу и спросил у командующего тактическим авиационным командованием ВВС генерала Уолтера Суини, может ли он гарантировать уничтожение всех советских ракет на Кубе. Уже тогда авиация США была сильнейшей в мире, но Суини гарантии не дал. Он считал, что одна-две ракеты могут уцелеть, и если мы их запустим, не станет как минимум двух американских городов. Поэтому Кеннеди принял решение не воевать, а ввести морскую блокаду. Но американцы всего не знали. Они полагали, что у нас на Кубе была 41 ракета, а на самом деле их было 262, и все стояли на боевых позициях. А с воздуха Кубу прикрывали две дивизии ПВО — Сталинградская и Иркутская, на вооружении которых имелись ядерные боеприпасы. Так что легко расправиться с нами американцам тогда вряд ли бы удалось. А если бы еще и блокады не было…

— Но и американцы могли нанести ядерный удар?

— Конечно. У них были и ракеты, и бомбардировщики B-52 с ядерным оружием на борту. Так что Хрущев был большим авантюристом. Но иногда это срабатывает. По крайней мере Куба как независимое государство существует по сей день.

— Красная армия была всех сильней. А что наша, российская?

— Сравните. У нас в Советском Союзе было 207 дивизий, а сейчас 85 бригад! Разве для такого большого государства этого достаточно?

— Зато сегодня армия не выезжает на картошку.

— Не буду разбирать по косточкам экономику социализма. Но рабочих рук действительно не хватало, поэтому армии и приходилось заниматься хозяйственной деятельностью. И не только в собственных интересах. Например, порядка пятисот строительных отрядов работало в промышленности, два железнодорожных корпуса строили БАМ и обустраивали Тюмень — практически все дороги к нефтяным вышкам проложены солдатскими руками. Целый корпус строил дороги в Нечерноземье, а отдельная бригада прокладывала магистраль Центр — Дальний Восток. Были «рисовые» батальоны… Ну и что! В сельском хозяйстве тоже была проблема с кадрами. Скажу больше: помимо «рисовых» батальонов в Куйбышеве мы имели целую «рисовую» дивизию — такое было время…

В свое время в Даурии я командовал дивизией, которую принял в палатках, а сдавал уже полностью обустроенной, даже свой хлебозавод был. Иначе говоря, пришлось много заниматься хозяйственными делами, но и о боеготовности не забывали: по команде дивизия выходила в запасной район за пятьдесят минут!

— Не так давно вас наградили орденом «За заслуги перед Отечеством». За критику, наверное?

— Надеюсь, что мои слова — не пустое сотрясание воздуха. А вообще-то после отставки мне дали два ордена. Один вручил Владимир Путин, а другой — Дмитрий Медведев.

— Стало быть, нынешняя власть на вас зуб не держит?

— Во всяком случае никто меня не грызет. Хотя всем маршалам дали по «БМВ», а мне только «Форд». Но это такая ерунда…

Олег Одноколенко, Итоги 

You may also like...