Женские колонии в России: «лагеря смерти»

Участница Pussy Riot Надежда Толоконникова, отбывающая наказание в мордовской исправительной колонии №14, заявила о начале голодовки. Она отказалась и от работы в швейном цехе. Протест вызван массовым нарушением прав осужденных женщин: фактическим введением 16-часового рабочего дня, изощренными издевательствами в виде лишения возможности посещать туалеты и соблюдать элементарную гигиену.

Письмо-протест Толоконниковой обратило внимание общества на проблему содержания заключенных в лагерях пенитенциарной системы.

Член общественной наблюдательной комиссии (ОНК) Свердловской области по контролю за соблюдением прав человека в местах принудительного содержания Вячеслав Башков считает, что резонанс «дела Толоконниковой» – это повод публично поддержать осужденных женщин, отбывающих наказание в исправительных колониях Мордовии. Правозащитник в связи с этим обратился к уполномоченному по правам человека в своем регионе со специальным обращением.

«На наших встречах в ГУФСИН, когда обсуждалась смертность в уголовно-исполнительной системе, вы однозначно дали характеристику женским колониям в Мордовии как «лагерям смерти» – слишком много свердловчанок возвращается оттуда на родину в гробах. Как я понял, у вас есть письма, документы и личное мнение, что в женских лагерях Мордовии невыносимо тяжело, что надо сделать все возможное, чтоб свердловчанки туда не попадали», – говорится в обращении Башкова.

По словам правозащитника, многочисленные нарушения прав заключенных приходится фиксировать даже в образцово-показательных учреждениях, а что уж говорить об отдаленных колониях, в которых содержат осужденных на долгие сроки за тяжкие преступления.

«Не понимаю, почему в ИК-6 так мрачно, воздух словно пропитан безнадегой, все вокруг либо серое, либо белое. Очень гнетущее впечатление, а ведь это колония для «первоходов», там не рецидивисты сидят, а женщины, которые должны вернуться домой к семьям и друзьям. Из общения с заместителем начальника по воспитательной части понял, что «тут не там», не цацкаются. Мне почему-то казалось, что в женской колонии должно быть повеселее, чем в мужской, но оказалось наоборот, зечки запуганы и озлоблены, в отрядах обстановка напряженная», – написал Башков в своем блоге после посещения женской исправительной колонии №6 в Свердловской области.

Даже в «образцовой» колонии правозащитники при простом обходе помещений обнаружили массу нарушений: не предоставлялось условно-досрочное освобождение без справки от Госнаркоконтроля (хотя закон не предусматривает такого условия); в пунктах, функционирующих в режиме следственного изолятора, не было ни радио, ни телевизора; в ШИЗО и ПКТ было плохое освещение – надзиратели использовали темноту в камерах как дополнительное средство наказания. Защищать свои права заключенные боялись, опасаясь, как бы не стало хуже.

«Осужденные женщины смотрят на нас с недоверием, одна так и сказала, что после бесед с ОНК будет ШИЗО… И, к сожалению, она права; несмотря на устные договоренности с генералом Худорожковым не «прессовать» жалобщиков, фабрикация «дисциплинарок» после жалоб – обычное дело», – констатировал Вячеслав Башков.

Эксперт рабочей группы комитета по содействию ОНК и пенитенциарной системы СПЧ при президенте РФ Оксана Труфанова считает, что легенда про мордовские колонии на самом деле является преувеличением. «Мордовские колонии не самые худшие. Самые худшие – челябинские, омские и красноярские. И женские тоже», – отметила правозащитница.

По словам Оксаны Труфановой, мужские и женские колонии имеют серьезные отличия. Так, в мужских колониях правозащитникам приходится противодействовать пыткам и всевозможным унижениям человеческого достоинства со стороны администрации. Бичом женских колоний является конкурентная борьба за выживание в условиях заключения. Руководство колоний не только не препятствует, но и всячески «поджигает» противостояние.

«Конечно, они специально натравливают женщин друг на друга, используя ревность, присущую женскому характеру. Не дураки работают во ФСИН, они понимают, на каких слабостях можно «брать», они специально это делают, чтобы проще было «стадом» управлять», – уверена Оксана Труфанова.

Надежда Толоконникова решилась вступить в борьбу за свои права потому, что у нее небольшой срок заключения, считает Труфанова. Как заметила правозащитница, у женщин, осужденных на более длительные сроки, опускаются руки, и они прекращают борьбу за свои права.

«Я имела опыт защиты нескольких заключенных-женщин мордовской ИК-14, которые обращались для того, чтобы им помогли решить их проблемы – нарушение права на переписку, на свидание, на элементарные гигиенические мероприятия и т.д. Но однако впоследствии, когда инициировались проверки, сами женщины отказывались от своих жалоб, говоря, что они достигли согласия с администрацией», – рассказала Оксана Труфанова.

По замечанию правозащитницы, у большинства тех, кто сидит в мордовской исправительной колонии №14 – огромные сроки по тяжким статьям.

«Не хотелось бы сравнивать Толоконникову с Евгенией Хасис, которая сидит в той же колонии, но приходится. Я была у нее несколько раз, в 14-й колонии. Изначально Хасис тоже боролась, в первые два года, а сейчас человек понял, что ему 18 лет существовать в этой колонии, и как-то эта борьба сошла на нет. Я думаю, что нашли рычаги давления на нее, и, наверное, надоело и ей самой бороться, и повлияла на нее вся нехорошая ситуация, которая складывается в отношениях между женщинами-заключенными. Хотя и у нее тоже было достаточно сложно все вначале, как у Толоконниковой сейчас, даже еще сложнее», – отметила Оксана Труфанова.

По мнению правозащитницы, общественность, отреагировавшая на жалобы Надежды Толоконниковой, не должна ограничиваться только ее поддержкой.

Сейчас общество имеет шанс, защищая Толоконникову, обратить внимание на положение и других осужденных женщин – добиваться, чтобы они нормально, с соблюдением законности жили в пенитенциарных учреждениях, а не боролись за выживание.

Автор: Дмитрий Ремизов, РОСБАЛТ