Записки районного опера: показатели. Часть 1

Государству досадно, что некое количество граждан – обворовано, ограблено, избито, изнасиловано, убито. Но если бумажки свидетельствуют, что почти все воры, грабители, хулиганы, насильники и убийцы изобличены, пойманы и наказаны по закону, то тогда всё «Ок,ей!»: сыщики славно потрудились! Большинство милицейских начальников и (для разнообразия) некоторых из рядовых можно поблагодарить, поощрить, премировать и даже наградить. ВСЁ ХОРОШО!

Знаете ли вы, по каким критериям оце6нивается работа уголовного розыска? Полагаете – по количеству совершаемых на данной территории преступлений? О, как бы не так! То есть на бумаге такой показатель действительно учитывается, но в реальности за последние 5-10 лет преступность в нашей стране выросла, минимум, вдвое. Причём с уклоном в сторону преступлений тяжких и общественно опасных – убийства, тяжкие телесные повреждения, бандитизм, терроризм, хищения в особо крупных размерах и так далее. Объяви милицию ответственной за это – и почти всех людей в милицейской форме пришлось бы, сорвав с них погоны, ссылать на каторжные галеры. Чудом оставшиеся же на свободе – в ужасе разбежались бы во все стороны, как тараканчики. И кто б тогда охранял господ–власть имущих от жуликов, бандитов и просто недовольных итогами их правления? Власть не хочет оказаться наедине с облагодетельствованным ею собственным народом. А потому свою милицию от кадровой мясорубки бережёт…

Вот почему для благопристойной отчётности придумали замечательный показатель: «процент раскрываемости преступлений». То есть, допустим, в прошлом году на такой-то «территории» было совершено 2 684 преступления, а в этом году уже 3 211. Вроде бы плохая цифирь, рост более чем на 10%. Но раскрытыми в прошлом году числилось 49, 6%, а в этом году уже – 52, 2%. Рост раскрываемости за год почти три процента – отличный показатель! То есть государству – досадно, что некое количество граждан – обворовано, ограблено, избито, изнасиловано, убито и так далее. Но если бумажки свидетельствуют, что почти все воры, грабители, хулиганы, насильники и убийцы изобличены, пойманы и наказаны по закону, то тогда всё «Ок,ей!»: сыщики славно потрудились. Большинство милицейских начальников и (для разнообразия) некоторых из рядовых можно поблагодарить, поощрить, премировать и даже наградить, наконец.

Ну а кому хочется смотреться козлом, когда остальные выглядят красавцами? Вот руководство и суетится, накручивает, трахает во все дырки личный состав, понукая, понуждая, фактически заставляя нас «химичить» с показателями и давать наверх не ту цифру, которая в действительности есть, а ту, которая нужна. Какой велят нам процент раскрываемости установить – такой и покажем, такой и будет. Такое и изобразят отчёты, стекающиеся от лейтенантов и капитанов к майорам, от них – к полковникам, от тех – к генералам, генералитет докладывает министру, тот – Премьеру и Президенту. А Президент выступает с докладом в парламенте, сообщая: «Раскрываемость преступлений у нас почти что самая высокая в мире – 72%!..», парламентарии аплодируют, все ликуют. Газеты что-то варнякают про приписки и показуху, но кто их нынче читает, и уж тем более никто не вчитывается. Народ же – пьёт водку, в меру ворует, в меру безобразничает, и иногда только дивится результатам своих жизненных устремлений: «Ментов на улицах – полно, а как раньше воровали и безобразничали, так и теперь, нынче даже – больше…» Ну, со своим народом милиция всегда в состоянии разобраться, втолковать ему, что почём, и какой вкус у ментовских «зубочисток».

А вот эти, что с Запада на нашу жизнь смотрят и руками удивлённо разводят, варежки пусть захлопнут. Если ихнюю действительность сравнивать с нашими отчётами, то преступность у них вдвое больше нашей, а ловят преступников там вдвое хуже, чем у нас, и всё почему? Да потому, что хвалённая и прославленная Голливудом ихняя полиция нашему брату-менту в подмётки не годится! У них там прав – море, технической оснащённости – не мерено, оружием увешаны, как Терминаторы, а всё равно с преступностью не справляются. Нашенский же ментяра практически голыми руками всех одолел и поверг! Не верите? Читайте милицейскую отчётность, там – всё!

СДЕЛАТЬ ЕЩЁ ЛУЧШЕ!

Но начальство на успокаивается на достигнутом. Нельзя расслабляться самим и давать слабину личному составу. Если людей постоянно не дёргать – они ж, гондоны безответственные, завалят показатели, забросят внагляк работу, сопьются, разбегутся по халявам, вконец запаршивеют. Начальнички наши ведь когда-то тоже были рядовыми, все потаённые изгибы и нюансы ментовских душонок прекрасно знают и понимают: нашего человека ежели не оттрахать в разных позах и по-всякому не обозвать – он же, скотина, оборзеет вконец, и в ответ на твои требования даже дулю показать поленится с той печи, на которую сладко завалился. Единственный выход – постоянно давить на подчинённых, и прессовать их за милую душу…

Каждое ответственное совещание – заседание в районных и городских ОВД и УВД – это спектакль с заранее отведёнными ролями и всем хорошо известным сценарием, меняются только называемые цифры и фамилии, суть же неизменна и постоянна – вчера, сегодня, завтра. Вот, терпеливо дождавшись очереди, на трибуну взлетает следующий по званию и должности после предыдущего оратора милицейский чин, и начинает «полировать» в зад и перед всех нижестоящих сотрудников за недостаточно высокий (по мнению выступающего) процент раскрываемости вообще, и по многим отдельным видам преступлений – в частности: тяжкие и не-тяжкие, по линии угрозыска и по всем прочим службам. В том числе показатели раскрываемости по убийствам, по разбоям и грабежам, по кражам, а в числе краж, скажем – личного, государственного и общественного имущества, в числе же, к примеру, краж личного имущества – квартирные, карманные, автоугоны, и так далее. Цифры прыгают и скачут, разбегаясь по залу и нахально суясь в уши собравшихся. Общая схема такова: «Позитив есть (иначе чем же в истекший период занималось руководство?), но – недостаточный, в чём виноваты нижестоящие дауны. Лучше надо работать, ещё лучше! И всем – амбры в рот, если не будете стараться!»

Никого не смущает, что буквально вчера в интервью городской «Вечёрке» начальник горУВД эти же самые «недостаточные» цифры приводил в качестве иллюстрации к одержанным в последнее время под его неусыпным руководством победам над криминалитетом. То было для внешнего употребления. Теперь теми же цифрами нас хлещут по щекам и угрожают завтра же турнуть из органов в шею, если мы не сумеем добиться, достигнуть и реализовать всё то, чего хотят наши отцы- командиры.

Но добиться этого – невозможно. Нет на то ни достаточного количества сотрудников, ни должных средств, ни возможностей. Не те у нас для этого законы, народ не такой, да и страна, если честно – не такая… Но даже и будь всё это на необходимом уровне, даже и в самых идеальных условиях работы органов правопорядка преступность всегда была, есть и будет (иногда – больше, иногда – меньше, но в любой стране при любом строе в любые времена определённая часть населения идёт на нарушение законов). И никто, нигде и никогда не смог добиться стопроцентной или хотя бы близкой к этому раскрываемости преступлений.

Однако власть не желает знать правду, часть которой – это и правда о самой власти. О том, что сама она во многом – преступна, и является одним из главных источников преступности в стране. Стоит ли удивляться, например, что обнищавшие в последние годы массы стали больше воровать и жульничать? А ведь кто способствовал этому обнищанию? В этих условиях ложь «о решительной и бескомпромиссной борьбе с преступностью» и одержанных в ней «победах» неизбежна, и даже в чём-то оправдана необходимостью поддерживать существование и авторитет государства. И мы, рядовые исполнители, вынуждены лгать и выкручиваться, чтобы сделать большое державное враньё чуточку более правдоподобным, и хоть частично, но опирающимся на что-то реальное. Многое ведь, чего нельзя добиться в реальности, в конце концов можно просто изобразить на бумаге!

ОБОРОНА ОТ ЗАЯВИТЕЛЕЙ

Чтобы искусственно поднять показатель раскрываемости до определяемого директивами руководства уровня, перво-наперво надо регистрировать как можно меньше преступлений. Чем автоматически достигается и необязательная, но в принципе всё-таки желательная цель показать, что преступность у нас не так уж чтоб и большая, если не сказать, что – вообще небольшая. Во всяком случае, вполне терпимая и легко контролируемая, малюсенькая такая преступность!..

Начинается всё с дежурного в РОВД. Пострадавшие от рук преступников граждане прибегают в РОВД заявить о случившемся, но, пообщавшись с принявшим их человеком в форме, уходят обратно, так и не сумев уговорить его принять от них и зарегистрировать должным образом их заявления. Не думайте, что это просто, это даже совсем непросто. Наши лицемерные законы дают населению массу не всегда известных ему возможностей сделать бяку «чёрствому и неотзывчивому» дежурному, будто и впрямь он это виноват, а не подставляющее его государство. Маленько зевнул наш коллега, подставился, дал возможность и основания гражданину накатать квалифицированную жалобу – и выговор обеспечен, иногда – и «строгий». А в случае большого скандала – попереть из органов могут. Но есть, есть среди наших дежурных настоящие асы, умеющие не переступить грань, отшить совсем уж, казалось бы, «безнадёжных» заявителей!

Помню такой случай. Я как раз в дежурке торчал с группой товарищей. Дежурный на минутку отлучился по делам, и вдруг в райотдел вбегает женщина: жилетка разодрана, на ногах домашние тапочки, мордяха в свежих царапинах, волосы – торчком… «Меня только что сосед изнасиловал!» – вопит, как недорезанная. Мы от неожиданности остолбенели. Стояли с распахнутыми ртами, из любопытства поглядывая в её разодранный халатик (бабёнка вроде бы ничего, к мужским загребущим лапам ухватистая, но видно сразу, что – поддатая). А она –прёт, она – надрывается! Чуть ли уж и не за стулом один из нас хотел сбегать, чтобы расселась она поудобнее, а второй вроде бы уж и бумагу ей протянул, писать свою вонючую заяву. Но тут как раз отлучившийся дежурный вернулся. Капитан Масик, хитрованистый мужичонка, себе на уме, но без подлянок за душой, верный товарищ… Послушал он пару минут, как бабёха та надрывалась, а потом – вежливо взял её за рукав халатика: «Можно вас на минуточку…» Она, не переставая орать, попёрлась вслед за ним, ну и мы – следом. Привёл он её к самому порогу РОВД, кивая на каждый её крик или стон, а как до порога дошли – толкнул под пухлую задницу коленкой так, что вылетела из райотдела пулей, ещё и гаркнул в спину: «Вали отсюда, сучка, и чтоб духу твоего здесь не было! Ещё раз увижу – руки-ноги оторву и в амбре засуну!» Убежала… Больше мы её не видели! А не выпри её Масик – это ж сколько лишней работы пришлось бы операм да следакам сварганить! Пострадавшую – опроси, подозреваемого – допроси, свидетелей – найди и расколи на подробности, а легко сказать – «найди», «расколи»… И, главное, чтоб и на суде от своих показаний никто не отказался. А сколько анализов надо взять, сколько экспертиз провести! Куча обязательных и требующих вагон времени мероприятий, и это – в уголовном деле об изнасиловании; при том, что три четверти подобных дел кончаются тем, что потерпевшая полюбовно договаривается с насильником, и в обмен на энную сумму забирает своё заявление обратно. Вы, менты, паритесь, стараетесь вовсю, бегаете с высунутыми от усердия языками, а потом оказывается, что делалось это вами лишь для того, чтобы та шалава с мужика побольше «бабла» выкачала. И, если уж на то пошло, в чём этот самый насильник виноватый? По большому счету – лишь в том, что она перед ним распахнутым халатиком мелькала, а он был слегка подвыпивши, и, как на грех, ещё не окончательным импотентом. А не окажись у бедолаги деньжат, чтобы откупиться – ещё и в тюрягу запросто попадёт! И что мы имеем? Благодаря отличной работе дежурного куча хороших ментов сэкономила свои далеко не исполинские силы. А один тоже не очень плохой человек – остался на свободе. Браво, капитан Масик!

Но теперь допустим, что не сумел дежурный отбить атаку, преодолел зловредный потерпевший первую полосу обороны, прорвался через дежурного. И вынужден был тот не то чтобы принять и зарегистрировать заявление (спешить не надо, торопыги всю жизнь ходят с искусанными локтями), но – признать право данного гражданина быть внимательно выслушанным компетентным товарищем – оперуполномоченным.

Теперь моя, опера, задача на данном этапе – определиться, что за человек перед тобою, и в какую сторону с ним целесообразнее всего работать: уговорить ли его всё же не подавать заяву, либо принять заяву и накатать по ней потом отказной материал. Либо же, наконец, принять заяву и честно ею заняться.

Первое – предпочтительней. Культурно послал гражданина на хрен, вытолкал в шею из кабинета, забыл про его существование. Но это же и чревато: начнёт жаловаться, слюной во все инстанции брызгать, оно мне надо? Нельзя перегибать палку, лучше лишнее отработать, чем лишнюю оплеуху от начальства получить…

Поэтому первым делом обращаю пристальное внимание на личность и характер заявителя, – как себя ведёт, что из себя представляет, чего хочет, что с ним случилось, наконец? В зависимости от этого применяю те или иные методы воздействия – в нужную мне сторону. Чутко улавливая реакцию собеседника и быстренько перестраиваясь на ходу, начни ситуация обостряться…

Идеальный вариант – когда собеседник интеллигентен, легко внушаем и сам толком не знает, чего хочет. Это вернейший признак того, что вопросик у него пустяшный, и его с чистой душой можно похерить.

«Вы знаете, я даже не могу сообразить, как мне поступить. Вот, пришёл к вам посоветоваться…» – мямлит он. А совет у меня может быть только один: пошёл в жопу!.. Но я это не сразу говорю, и не в лоб. Сперва выслушиваю его внимательно (многим легче становится уж от одного того, что кто-то их терпеливо дослушивает до конца), потом – втолковываю как маленькому, что он не в ту степь ломится, «При чём тут угрозыск? С гражданско-правовыми вопросами в районный суд надо обращаться, вот адрес… Вот когда вас обворуют, ограбят, изобьют или даже, не приведи Господи, убьют – тогда милости просим к нам. Всё побросаем и толпой помчимся вязать ваших обидчиков и в упор стрелять их из крупногабаритной гаубицы. А пока –извините! – вопрос не нашей компетенции…»

Но допустим – припёрся он как раз по адресу, совершённое над ним злодеяние вписано в мои служебные обязанности заглавными буквами – и тогда уж начинаю разводить его по-всякому.

Жалуюсь т е р п и л е на свою судьбу: «Знаете, сколько дел мне одновременно приходится вести?!. О-о-о! Вот сейчас ещё пять минут переговорю с вами – и мчусь на адрес, там – зверское убийство, какой-то обезумивший маньяк целую многодетную семью порубал на кусочки кухонным топориком. Представляете, если я сегодня же его не вычислю и не найду, то завтра, чего доброго, он и в вашу квартиру постучится!»

Внушаю ему сомнения в том, что он – не осел: «Но, может, вы сами наручные часы намедни на пляже потеряли, а потом просто-напросто забыли про это. И теперь вам кажется, что их у вас в трамвае склямзили. Знаете, сколько таких случаев!»

Осторожненько пугаю: «Эти вымогатели – злопамятные люди! Узнают, что вы обратились в милицию за помощью – и… вы меня понимаете?»

Льщу и подыгрываю самолюбию: «Братан, ты такой клёвый и крутой весь из себя, в натуре, подумаешь – разок врезали тебе по чайнику, оторвали пару пуговиц, и твою новую куртку вместе с тобою швырнули в канаву… Ты ж тех вражин и без нас сумеешь прекрасно из-под земли отыскать и на клочья порвать, верняк?!»

Наконец, самым бессовестным образом обманываю: «Даю вам честное слово… Памятью дедушки-буденновца клянусь, что если вы сейчас пойдёте нам навстречу и своим заявлением не покорёжите всю нашу месячную отчётность, то со следующего месяца я буквально все прочие свои дела отодвину, и буду заниматься исключительно вашей пропавшей брошкой… Что, вы мне не верите?! А в Бога? Вот ей крест, мамаша, гореть мне адским пламенем, если я не переверну весь район верх дном, и не успокоюсь, пока не найду ворюг тех наглющих. А тогда – заставлю их на коленях молить у вас прощения!»

Короче, годится любой вариант и любая лабуда, лишь бы т е р п и л а усохся, испарился, исчез бы из моей жизни, как кошмарный сон. И так дел – три вагона и маленькая тележка в придачу, а тут ещё и он суётся…

Но, допустим, заявитель попался упёртый, фиг его отошьёшь. И по харе видно – зловредная сучара, аж натруженна мозоль на указательном пальце – от постоянного писания жалоб во все инстанции, начиная с ЖЭКа и кончая Генеральной Ассамблеей ООН. Такого голыми руками не возьмёшь, тут нужен тонкий подход.

По закону, в течении 10 дней после поступления заявления от пострадавшего (либо, другой вариант, рапорта сотрудника органов о произошедшем) я, опер, как орган дознания, обязан определить, имеются ли основания для возбуждения уголовного дела. И, соответственно, передачи материала следователю либо прямиком в суд. Если я таких оснований не вижу, то пишу так называемый «отказной материал». В котором аргументировано доказываю, что заявитель – тля безмозглая, а сброшенная им в райотдел поганая бумаженция – сплошная фигня, лепет белой горячки, сумрачный бред параноика, выдумка фантазирующего бездельника, короче говоря – мираж! Но халтурно здесь не сработаешь; законность отказного материала позднее проверяет районная прокуратура, а в случае жалоб – прокуратуры города, области, страны. Поэтому «режу» заяву на корню исключительно грамотно и технично, чтоб комар носа не подточил. Чтоб прокурорские – уссались, пытаясь подловить меня по статьям «сокрытие преступлений» и «фальсификация материалов следствия».

Для понятности приведу конкретный пример. Некая гражданочка Алфёрова притарабанила в РОВД заявление насчёт состоявшейся у неё квартирной кражи. Наорала на пытавшегося завернуть её обратно дежурного, и не поддалась моим персональным уговорам и попыткам запудрить ей мозги, пугануть или наобещать с три короба. Делать нечего, выехал на адрес, осмотрелся…

Вроде бы фактаж заявы («двери взломаны, магнитофон марки «Маяк» украден») налицо: у дверей действительно повреждённый вид, и магнитофона в квартире (а обшарпанная хата-то, между прочим) наблюдается. Но когда ж кражонкой этой заниматься, если в «глухарях» на мне – мокруха и два разбоя, не считая кучу прочей мелочёвки. Н е к о г д а. Кроме того, что-то больно уж неприглядной показалась личность заявительницы: лицо испитое, глазёнки мутноватые, в квартире – хоть шаром покати. Сделал поквартирный обход соседей, выяснил: Алфёрова всех достала – постоянно пьянствует, скандалит с соседями, явно не в порядке у неё с головушкой. И что очень характерно – на трезвую голову обычно совершенно не помнит, что говорила и делала в нетрезвом состоянии. Нашёл и таких, кто захаживал к ней в дом; видели они у неё старенький «Маяк», стоял на серванте. Но – давно видели, в последний раз – недели две тому. А потом – уже и не видно его было, только отпечаток в слое пыли на серванте остался, как раз там, где «Маяк» стоял… «Чудненько!» – думаю. Потом пришёл к Алфёровой, и под её диктовку от её имени со своими хитрыми поправочками к тексту составил объяснительную. Да так, чтобы было видно: заявительница – с тараканами в башке… Сделать это в подобных случаях совсем не трудно: надо просто записывать дословно то, что заявитель тебе говорит на посторонние темы, потом даёшь ему на подпись. Алфёрова, к примеру, умудрилась сообщить, что её сосед по лестничной площадке – чеченский террорист («а может – и не чеченский, по паспорту он-то грузин, но ведь они там, на Кавказе, в душе все – чеченцы!»), по ночам выкатывает из своей квартиры какие-то металлические бочки, лифтом свозит их вниз и грузит в некий фургончик. Что в бочках – Алфёрова, естественно, не знает, но сильно подозревает, что – гексоген! Заминирует басурман здание мэрии и подорвёт, ему это – раз сморкнуться, «не знаете, мне орден за эту информацию полагается?»

Я печально развожу руками, типа: очень жаль, но как раз сейчас временно кончились награды в спецнаградном фонде! Потом – мчусь в РОВД и строчу «отказной»: так и так, мол, пропила свой магнитофон гражданочка, тут же забыла про этот прискорбный случай, схватилась с бодуна любимого Леонтьева послушать, а «Маяк» – тю-тю… Ну и шарахнулась: украли! А что дверь квартиры повреждена, так меньше надо было с пьяных глаз головой о собственные двери колотиться, пытаясь её открыть без помощи утерянного ключа. От таких безответственных квартиросъёмщиков жилищному фонду только вред. И с такими надо по справедливости поступать жёстко: лишать городской прописки и – в деревню, на сельхозработы, коровам хвосты крутить. Пущай городское относительно культурное население своим внешним обликом не позорят…

А то ещё был случай: притащилась бабка из частного сектора, слезится: «Помогите, сынки – коза пропала!» М-м-м… Нет, о козе не будем, ну её… Во, тётка из частного сектора заявилась и жалуется: неизвестные-де лица спёрли с верёвки во дворе сушащееся там белье. Ну и где ж ты тех лиц искать теперь? Подумаешь – пару трусиков-комбинашек оприходовали! Тут вон «мерсы» со двора угоняют, и то!.. Исхитряюсь я, опер, и бац – справку из метеослужбы: в тот день и час, оказывается, в вышеуказанном районе дул сильный прерывистый ветер. Мог этот ветрюган сорвать вышеуказанное тряпьё с верёвки, утащить в сторону близлежащего водоёма и бесследно утопить в нём? Мог! А значит – и утопил. Бездоказательно? Ну а где доказательства обратного?! Нет их! Так в «отказухе» и пишу: «…ввиду п р е д п о л о ж и т е л ь н о г о утопления белья в водоёме и невозможности засвидетельствовать обратное…» На ветер многое свалить можно, и что характерно – он моих утверждений никогда не опровергал и от своей виновности не отрекался!

И с козой – тоже… смешно получилось. Ладно, расскажу всё-таки! Короче, рыдает бабка: «Машка моя, козочка, 8 месяцев ей, любимица, туточки вот стояла во дворе, а потом смотрю – нету её…» Жаль старушку, какая ни ветошь, а – живой человек. У меня у самого куча престарелых родичей. Но что ж я могу, если куча делов на моей шее, а ту «просто Марию» давно уж, наверняка, пустили на шашлыки лакомые до чужого лихоимцы… Обхожу соседей, узнаю всё про козу, оказывается: норовистая была, с придурью, могла и, подкравшись, рогами под зад шугануть. На основе этих показания сочиняю свою версию произошедшего: козлина-монстр, долгие месяцы терроризировавшая окрестных мирных обывателей, окончательно взбесилась. И, добежав до проходивших мимо железнодорожных путей, с провокационной целью и жутким воплем бросилась под поезд. Останки же её, зацепившись за локомотив, были уволочены им в неизвестном направлении. Правда, до тех путей от покосившегося домика старушки километра два, но что это для обезумившей твари?! Хо! Промчалась на полусогнутых, как спринтерша…

(Продолжение следует)

Владимир Куземко, специально для «УК»

P.S. Републикация материалов Владимира Куземко, возможна только с разрешения автора!