Записки районного опера: агентура. Судьба сексота

…Задуманная оперативная комбинация с «Зябликом» могла получиться, а могла и сорваться: 50 на 50; в нашей работе не без этого. Но если всё сработает, то возьмём «Зяблика» за «хобот», раскрутим по полной, всё он тогда признает и подпишет, деться ему – некуда. Если повезёт, найдём на адресе у него что-нибудь из уворованного, начнём крутить и за это: «Срок тебе всё равно уже гарантирован – так колись и на кражи…» Взамен – бить не будем, а также и ширла подкинем в камеру, когда кумарить начнёт… Раскрутим его на «квартирные», причём – только на «родные», «левак» подкидывать не станем. И вот когда он подпишется под «чистосердечными», и на воспроизведении их подтвердит, тогда-то я и подброшу ему свою домашнюю заготовку: «Раз ты с нами – как человек, то и мы с тобою по-человечески… Снимем с тебя обвинения за ножик, одни кражи оставим. Так бы шесть лет тебе дали, а так – только четыре светит. Цени!..» Да он нам ещё спасибочки скажет, и в ножки за наше благородство поклонится.

Неписанные правила оперативной деятельности считают западло «закрывать» урку на основании сфабрикованных против него (в том числе и с помощью агентурных «подстав») улик и доказательств. Схема тут такова: припереть «фальсификатом» к стенке, и под давлением обстоятельств заставить признать своё, реально совершённое. За него потом и под суд он пойдёт. «Фальсификат» же на одном из этапов следствия из состава обвинения незаметно улетучивается… То есть если ОЧЕНЬ НАДО человека отправить в «зону», и ничего подходящего под рукой нет, то на худой конец сгодится и откровенная «химия». Но такая работа среди оперов считается «грязной», да и риск попасться на «фальсификации материалов дела» всегда слишком уж высок.

СУДЬБА СЕКСОТА

Сотрудничество с опером даёт возможность урке оставаться на свободе лишний годик-другой: он помогает ментуре раскрывать какие-либо достаточно тяжкие преступления. А в ответ угрозыск закрывает глаза на его собственные (не очень серьёзные) уголовно наказуемые деяния. Разумеется, если он натворит опасных делов, и будет уличён в этом опером не из своего «терротдела» – тогда ничто его не спасёт, и за всё придётся отвечать сполна…

Но в любом случае, судьба практически всех осведомителей – «зона»; рано или поздно им её не миновать. Я это знаю, и они про себя это знают. Но, во-первых, каждого из них заботит лишь день сегодняшний, и уж никак не некое отделено-туманное «завтра»… И, во-вторых, за решёткой с тоже можно жить по-разному. Одного без всяких видимых причин так дубинкой по почкам отполируют, что полгода потом кровью мочится, ещё и в карцер на трое суток кинут, на хлеб и воду, причем температура в карцере -градусов восемь, не более, а на нём – лишь лёгкая роба… Или швырнут в камеру, где на 10 посадочных мест – 32 человека, из которых два туберкулёзника, два СПИДоносца, а один – приставучий садист-извращенец… Ну а другой – регулярно на «профилактическую беседу» к «куму» в оперчасть ходит, там его кофейком балуют, иногда стопаря нальют, пачкой сигарет презентуют… «Друг органов» – не такое уж и почётное звание, но иногда лишь такая малость (и только она!) помогает не утонуть в бушующих волнах бытия, как-то справиться с напастями, выжить, выстоять… Никто не хочет умирать, что звучит удивительно, если присмотреться к тому, как живут многие и иногие…

ПУТЬ В ОСВЕДОМИТЕЛИ

У толково работающего опера должно быть много… не скажу – друзей, поскольку настоящих друзей у любого человека вообще раз-два и обчёлся, а – людей, чем – либо тебе обязанных. И потому согласных и готовых в случае надобности в чём-либо помочь. В том числе – и нужной информацией. Например, увели у старичка-ветерана автомобиль (не «Мерседес», даже не «Мазду», а простенький «Запорожец»), такой же ветхий и ржаво-мятый, как и его владелец. Старичка – заклинило, чуть ли не рыдал в моём кабинете; жалко его стало…

Ради подобной чухни палец о палец не ударил, а так – подсуетился. На подобное старьё только неразумные малолетки и покусятся – ради запчастей, чтоб на базаре продать и пропить. Нацелился я на эту среду, походил по окрестностям, вынюхивая обстановку. Пробил одну молодёжную компашку, другую… На третьей вышел на некоего «Пику»-десятиклассника. Изловил, стукнул слегка, заставил отвести к родительскому гаражу и открыть двери… Точно, стоит «Запорожец»; ещё не успели и раскурочить! Старичок был доволен до слёз, лез целоваться… Ни о какой бутылке (минимум обычной платы за раскрытие!) в данном случае я и не заикался; с т а к о г о взять – потом судьба накажет. Однако случай этот в памяти сохранил- старик как бы остался передо мною в моральном долгу, на будущее это может пригодиться…

Проходит год или полтора. В подъезде, где обитает этот самый старичок, этажом ниже в своей квартире жёлтым шарфиком задушена 42-летняя домохозяйка. Вызванный с работы и примчавшийся на такси супруг рыдает над её хладным телом, видимых следов – никаких, подозреваемых – нет, версий – ноль… Соседями семья характеризовалась исключительно положительно, «жили как два голубка!» Но очень кстати вспомнил я про своего должника, слезливого ветерана, двинул к нему. Он, оказывается, уже и лицо моё подзабыл, недолговечна человеческая благодарность, уж я-то знаю… Но мне нетрудно напомнить, спросил прямо: «Как ваш «Запорожец» – ещё не угнали?!» Сразу старик всё вспомнил, растроганно захлюпал носом и вознамерился заключить меня в благодарственные объятия, но я ловко уклонился, перевёл разговор на убиенную и её безутешного супружника. А дед, оказывается, не такой уж и склеротик, многое кругом замечал и при надобности мог припомнить. Вначале, правда, нёс он ахинею. Но потом припомнил некие обстоятельства, из которых вытекало, что горе вдовца не столь уж беспросветно. Ибо второй год держит он на стороне молоденькую любовницу, рыжую парикмахершу Зинку. Хрен бы выудил я из старца подобные сведения, не пользуйся правом на его благодарность! Ну, дальше – дело техники. Пробили Зинку, точнее – гражданочку Подбельскую Зинаиду Павловну. Узнали адрес парикмахерской, где она стригла-маникюрила, равно как и координаты её 3-комнатной хаты и состав семьи… Папа, Павел Николаевич; мама, Виктория Михайловна; сынок от предыдущего возлюбленного, Феденька, и пёс дворовой породы по кличке «Шарик» уголовному розыску показались фигурами малоинтересными. А вот что это за братец родимый, Филя, освободившийся в прошлом году из колонии усиленного режима, и ведущий ныне не так чтобы слишком праведный образ жизни? Уж не он ли был исполнителем убийства, задуманного и осуществленного рвущимся соединиться в новый брачный союз полюбовниками? Проверили тихонько алиби Фили – нет у него алиби! Подвели к нему сексотов «Гордого» и «Витязя», напоили они Филю самогонкой за счёт милиции (как раз конфисковали пару ящиков, и часть добычи угрозыск не пропил сам, а пустил на оперативные надобности), окосел он да и расхвастался: «Да я – крутой!.. Да я недавно одну мочалку – собственными руками!..» Через час вдовца, Зинку и ее говорливого братца уже допрашивали. Начальник угрозыска лично рыжей парикмахершей занялся, она же первая на 48-й минуте душевного разговора и «поплыла», а за ней – всё остальные. Так была раскрыта эта мокруха, а без помощи «моего» ветерана она имела все шансы стать очередным «глухарём».

Другой жизненный случай. Выпускник ПТУ Витенька, оболтус и разгильдяй (наподобие многим сверстникам), прогуливался по знакомой с детсадовских ещё времён улице со своим давним приятелем, Колей. Возле одной из 9-этажек Коля попросил Витю обождать маленько. А сам зашёл в подъезд, и вышел оттуда через 15 минут со стареньким телевизором «Рекорд» в ещё не утомлённых годами работы на производстве ручонках. Оный «Рекорд» не без содействия приятеля Коля отволок к себе домой. Мол, давал дружбану на недельку попользоваться, а теперь забрал обратно.

Назавтра выяснилось, что Коля грабанул чужую хату. Да ещё и оставил там по неопытности массу уличающих его отпечатков, следов и улик. Злые дяденьки-опера схватили его за жабры и уволокли в СИЗО. Впереди – тюремная баланда, суд и «зона».

Теперь деликатный вопрос: ну а как на языке закона квалифицируется поведение Витеньки? Является ли он пассивным свидетелем преступления (ничего не знал, не понимал, только присутствовал), или же он – деятельный соучастник (помогал уносить краденное!), и обязан нести свою часть ответственности за содеянное? Во многих злодеяниях грань между свидетелем и соучастником – тонка и неуловима. И от меня, опера, целиком и полностью зависит, нарисуется ли в материалах следствия Витенька просто присутствующим и ничего не ведающим (во что, по правде, поверить трудно, однако при желании за версию – сойдёт). Либо же выводы будут совсем другими, и суд сочтёт Витеньку «стоящим на стреме», а следовательно – достойным приговора и срока. Надо ли говорить, что ни сам юноша, ни его перепуганная родня вторым вариантом удовлетворится не вполне? Ставят ли они тебе бутылку, или же каким-то образом договариваются с твоим грозным, но отзывчивым к нуждам трудящихся начальством – это вопрос десятый. Никому из нас, чтоб вы знали, не в радость поганить без крайней надобности малолетку тюремным заключением – население «зон» и так множится день от дня… Короче, оформляем Витюху свидетелем, а Коляна отправляем мотать срок. Удачливый Витя, быстро оправившись от пережитого испуга, продолжает на свободе радоваться прелестям бытия, глотать водку декалитрами, трахать девочек поротно, и проводить лучшие минуты жизни на дискотеках и в кабаках.

И что же я, опер, оставлю его без своего присмотра и опёки? Никогда! Без моего чуткого внимания скурвится он аж бегом. Да и должок за ним перед мною. А долги, парень, надо платить!

Проходит время. Вызываю я однажды Витю в свой кабинетик, и без всяких дипломатий интересуюсь в лоб ещё одним давним другом его детства, Арменом Кесикяном по кличке «Кесик». Что малый после школы нигде не ишачит, и при этом третий год уж плотняком сидит на игле – не моё дело. Пусть участковый этим занимается. Но вот откуда «Кесик» «бабло» на «дурь» берёт? То ли это квартирные кражи, то ли уличный гоп-стоп, то ли той же наркотой по мелкому опту приторговывает… «Ты понимаешь, о чём я хочу попросить тебя, Виктор? Разведай! Не в службу, так сказать, а в дружбу…» Но тут неожиданно выясняется, что идти в мои разведчики Витенька не желает: западло ему, видите ли, шпионить за своим лучшим другом, «ни за что и никогда!» – так эта песня называется. Забыл он, оказывается, что бесконвойно по жизни лишь по моей милости шествует. Да ещё и дерзит мне, сучёнок, слюной брызжет, грозится влиятельным папенькой, а также – страшной местью со стороны дружественной ему кодлы. Ах как страшно! Терпелив и благожелателен я к представителям «племени младого, незнакомого», но всему же есть какой-то предел!

И беру я со стола специально приготовленную для педагогических целей книгу («Комментарии к Уголовному Кодексу» она называется), и без лишних слов с размаху бью гадёныша ею по макушке – аж искры из его глаз посыпались! Стало светлее от тех искр в моём кабинете, прояснело и в его мозгах – сидит он, башкой тряся, и поверить не может, что это всё с ним происходит, а не в каком-нибудь голливудском триллере. А я объясняю ему, как бы даже морально и подавленному, что стоит только мне шепнуть пару слов усталому следователю – и уже закрытое дело о телевизоре вмиг снова откроется «ввиду ново-открывшихся обстоятельств». И тогда не то что соучастником, а и главарём шайки при желании можно Витеньку изобразить: послал-де свою «шестёрку»-Коляна на адрес, а сам в стороне ждал результатов… «Если бы ты только знал, Виктор, как хочется мне эту пару слов следаку шепнуть!» Но продолжаю после долгой театральной паузы (со своими желаниями я как-нибудь справлюсь): «Так что живи, Витя, дыши полной грудью, и до гробовой доски помни, кому счастьем своим обязан! Но только «Кесика» мне, на блюдечке, отдай… Хорошо? Очень тебе рекомендую, Витёк, с этим не медлить, а не то я тебя… Да ты и сам понимаешь!»

И никуда Вите от меня, доброго и неуёмного, не деться. Ещё пару раз бью его кулаком под ребро, потом угощаю сигаретой из непочатой пачки, рассказываю пару анекдотов, успокаиваю, одобряю, подбадриваю, окрыляю, чётко формулирую вопросы… Открывает Витя рот для чистосердечного ответа – и отправляется его лучший друг «Кесик» в «зону» на 5 лет. Да ещё и с конфискацией принадлежащего ему лично имущества…

С Витюхой я больше не контактирую. Наилучших дружков своих он уже сдал, а в постоянные информаторы не годится: болтлив, мало информирован, характер с гнильцой, сообразительности – как у табуретки. О такого лучше лишний раз не мараться. Ещё какое-то время отъестся вольных хлебов – и в армию, пусть панкует в казарме… Может, суровая армейская школа жизни и сделает из него человека. Хотя – вряд ли, что казарма, что «зона» – одни нравы. Многих знавал я, из кого армия сделала зверя, но чтобы наоборот – про такое покамест не слышал ни разу.

МАЛОЛЕТКИ

Малолетки – самый неудобный для вербовки в агенты материал. В мозгах – опилки, куча подростковых комплексов, типа: «Своих – не сдаём!», «Менты – сволочи!», «Я – такой крутой, что ничего со мной не сделают!»… И вот попадается мне такой сопляк в составе некой преступной группы, нужны его правдивые показания, чтобы засадить остальных подольше за решётку. В обмен обещаешь, что сам он отделается «условняком», а то и вовсе удастся его отмазать и представить как невинного свидетеля. Короче – обычная и выгодная лично для него сделка. Диктую её условия, объясняю, как с моей помощью он может спрыгнуть со статьи и избежать «зоны». Благодарности не жду, очень мне нужна его благодарность! Но нужна готовность к сотрудничеству. А вместо этого заношистая сопля ещё и петушится: «Да я!.. Да вы!.. Да ни за какие коврижки!» Тьфу… Повожусь с таким, из одной только к нему жалости, потом – плюну, возиться некогда. Как-то выкручиваюсь, «закрываю» всю группу, как положено, ну и этого… гонористого. Возвращается он из колонии через пару лет: осунувшийся, измученный, глаза навек перепуганные. Меня на улице заметит – шапку с головы за квартал срывает: «Добрый день, гражданин оперуполномоченный!» М-да… Так стоило ли ему тогда выкаблучиваться?

И ещё один недостаток малолеток, чисто прагматично: они в большинстве ненаблюдательны и нелюбопытны. Скажем, побывала компания подростков на притоне, разжились к о с я ч к о м, провели там минут двадцать. Возьмёшь потом одного из них в разработку, начнёшь выяснять, что и кого он там видел, кто на том притоне чего из себя представляет, и какие ключики к нему можно подобрать. А этот телёнок, оказывается, ничего и рассказать толком не может, кроме как «д р а п был ништяк!» и: «у Янки Фроловой я бы «взял», но уж больно она поддатая и всем «даёт», ну её…» Это уж потом, набрав годков и жизненного опыта, тот же любитель к о с я ч к а на притоне будет автоматом замечать всё: из какой нычки достают товар, что рассказывают о своих поставщиках, можно ли через неосторожную речь вычислить имена поставщиков и, связавшись с ними напрямую, получать товар по более низкой оптовой цене, где прячут выручку, нельзя ли её стырить, и так далее… Что человек узнает для самого себя, то через некоторое время я смогу вытянуть из него. А если он сам ничего не знает, не помнит и не усекает, то и мне пользы от него – никакой.

РАНЕЕ СУДИМЫЕ НАРКОМАНЫ

Ну а идеальный кандидат для вербовки – это ранее судимые наркоманы. Раз он сидел – значит, уже знает, какие страшные вещи может при желании сотворить с ним слепая державная мощь. И потому заранее трепещет передо мною, как перед её полномочным представителем. Такой от предложения о сотрудничестве если и откажется, то деликатно, с весомыми отмазками. Да и побоится отказаться: до конца жизни втравлено в него, что тля он бесправная и беспомощная перед родным государством, способным прихлопнуть его в любой момент!

А раз наркоман – стало быть, нуждается постоянно в «дури». Достать которую трудно, и – лишь за большие бабки. У опера же наркота есть всегда и бесплатно. Ну то есть, не совсем бесплатно, тоже придётся платить – информацией, своим посильным соучастием в борьбе с криминалом. Держава не даёт нам ныне средств на матстимулирование агентуры (подразумевается, что она в силу своей политической зрелости, гражданской сознательности и пламенной любви к Отечеству сексотничает задарма). Но чем-то ещё, кроме прощения мелких грешков, надо же поощрять своих гнилушных помощничков. И «дурь» – самое удобное для этого средство. Именно в заботе об агентуре любую крупную партию конфискованной наркоты опера «половинят», указывая в документах лишь часть изъятых нарковеществ. Образовавшиеся же таким образом излишки делят между собою, прячут по секретным нычкам в подвалам и на чердаках. И затем, по мере необходимости, расплачиваются ими за услуги с сетью осведомителей. На языке закона сие называется «незаконным хранением и сбытом нарковеществ». Удайся доказать, что мы этим занимаемся – и длительный срок любому оперу гарантирован. Но из известных мне оперов таким занимаются практически ВСЕ. Иначе – как? Иначе – нельзя. Да, кстати, индульгенция сексотам за их собственные, не очень крупные прегрешения – тоже подсудное дело: «сокрытие преступлений» – вот как это называется. Так что каждый из борющихся с преступностью оперативников фактически сам – преступник. Кто в этом виноват – судить не мне; я лишь констатирую факты.

Ещё одна причина, по которой уголовному розыску сподручнее сотрудничать именно с наркоманами: по сути своей все они – гнилые люди, ничего святого. Мыслями постоянно крутятся вокруг себя, драгоценных… Когда к у м а р и т, и денежки на «дурь» нужны позарез, такой без зазрения совести обкрадёт родную матушку, любимую сестричку за дозу отдаст в руки насильников, единокровного братца зарежет, снимет с него дешёвый свитер и загонит на рынке. А выручку – тут же исколет. И понятно, что т а к о м у во имя личной выгоды с т у ч а т ь даже на самых близких и доброжелательно настроенных к нему людей – вполне допустимо, возможно и оправданно: «Я же не виноват, что мне каждый день ш и р я т ь с я надо!» И – постукивают, перестукиваются слаженным хором, принося пользу отечественному правосудию. Мы их всё равно не любим (в нашем понимании любой наркоман – не человек, а животное!), но – отдаём должное, по своему – ценим. И понимаем, что, с одной стороны, наркомания увеличивает преступность, а с другой – сильно помогает в борьбе с нею!

(Продолжение следует)

Владимир Куземко, специально для «УК»

P.S. Републикация материалов Владимира Куземко, возможна только с разрешения автора!

You may also like...