ЗАО «Тюрьма»: рабы колоний

Катастрофическое недофинансирование системы исполнения наказаний привело к тому, что исправительные колонии стали зарабатывать самостоятельно, используя рабский труд заключенных. «Приезжающие к нам иностранцы даже немного расстраиваются, поскольку видят совсем не то, что себе представляли», — с гордостью говорит начальник Харьковской исправительной колонии №25 Виктор Хирный. Он демонстрирует нам годовалого львенка, о котором заботятся заключенные. В колонии, как в хорошем пионерском лагере советских времен, целый зооуголок: есть павлины, обезьяна и даже маленький крокодил в аквариуме. А еще зимний садик — с кактусами и пальмами. Эта исправительная колония (ИК) среднего уровня безопасности для граждан, неоднократно совершавших преступление (с 2004 года так именуются колонии строгого режима для рецидивистов), — образцовопоказательная.

Сюда направляют комиссии из Совета Европы, ООН и просто представителей пенитенциарных органов других стран. Коридоры устланы ковровыми дорожками, стены обиты резным деревом, в комнате длительного свидания есть даже детский бассейн. На этом фоне металлопластиковые окна уже не впечатляют. Бараки, которые сотрудники называют общежитиями, выглядят тоже вполне прилично. По всей территории колонии двигаются черные фигурки осужденных — кто метет, кто чистит дорожки, кто сбивает снег с ограды. В режиме дня полтора часа отведено на обустройство территорий.

При всех этих павлинах, коврах и показательных выступлениях для заезжих гостей 25-я колония Харькова в среде осужденных считается одним из самых мрачных заведений украинской пенитенциарной системы. Ее называют «топкой» — от слова «топтать». О том, как там расправляются с «отрицаловкой» (с теми, кто отказывается работать), по всему криминальному миру Украины ходят легенды. Мы могли бы привести много душераздирающих свидетельств, однако доказать вину администрации невозможно: в каждой колонии из осужденных вербуется с десяток свидетелей, которые подписывают любые показания. Как сообщила «Эксперту» судья одного из районных судов столицы, когда подсудимого приговаривают к лишению свободы, за то, чтобы его не распределили в ИК № 25 Харькова, родственники готовы платить чиновникам департамента исполнения наказаний огромные деньги.

Рыночная стихия

При вступлении в Совет Европы Украина обязалась вывести систему исполнения наказаний из МВД, демилитаризировать персонал, ввести гражданских специалистов и постепенно передать ее в ведение Министерства юстиции. Был создан Государственный департамент исполнения наказаний (далее — Департамент) в составе Кабинета министров со статусом центрального органа исполнительной власти. Но в бюджете страны не оказалось денег ни на содержание осужденных, ни на зарплату сотрудникам (к концу 90-х государство выделяло 50 копеек на душу осужденного в день).

Сейчас из госбюджета поступают деньги на зарплату персоналу колонии и на питание осужденных — менее 20 гривен в день на человека, чего совершенно недостаточно. Все остальное колонии зарабатывают сами. Начальники ИК добавили к своим служебным обязанностям руководство предприятиями. За счет производства они должны кормить осужденных, делать ремонт помещений, оплачивать коммунальные услуги, транспорт и др. Заработную плату занятого на предприятиях персонала (от первого зама до мастера цеха) начальник ИК также формирует из заработанных предприятиями средств.

В отсутствие госзаказов администрации колоний пытаются удовлетворить спрос частников, начиная с производства сельхозинвентаря для фермеров до изготовления крепежа для шахт. Когда заказы были небольшими и заказчик рассчитывался бартером, то начальники больше, чем мешок гречки или один телевизор из иностранной гуманитарной помощи, взять себе не могли. Основную часть заработанного во избежание бунтов они направляли на питание осужденных и создание сносных условий быта. «Если в бартерные 90-е годы доля теневого оборота в колониях не превышала двух процентов, то сейчас он составляет до пятидесяти процентов в каждом учреждении», — говорит глава наблюдательной комиссии Черниговской области Валентина Бадыра.

Суть теневой схемы в том, что на один заказ есть два исполнителя: реальный — предприятие колонии и фиктивный — частная фирма. Работу выполняет первый, а деньги получает второй. Участвуют в схеме только родственники и близкие друзья начальника, его первого заместителя (начальника оперативно-режимной части), иногда заместителя по производству. Родовые кланы среди сотрудников системы — обычное явление. «У нас на Буче (Бучанская ИК №85 в Киевской области. — «Эксперт») начальником был Кондратюк, другой Кондратюк, его брат, был начальником управы (областного управления департамента. — «Эксперт») и третий Кондратюк, дядя Вася, — завхозом лагеря», — рассказал бывший осужденный. Официально заказы оформляются в маркетинговом отделе областного управления департамента, и исполнителем выступает уже предприятие колонии. Заказы могут быть самые различные: от индивидуальных наборов для каминов до оборудования для тяжелой промышленности. Так осужденные Макеевской ИК №97 изготовили подвижной упор для прокатного оборудования для металлургического завода «Истил», а женская Черниговская колония №44 обеспечивает матрасами всю госкомпанию «Укрзалізниця». Действительные объемы заказов, сроки их выполнения и денежные потоки проходят по бухгалтерии частных фирм. У бухгалтерий колоний совсем другие отчеты, и по ним администрации отчитываются перед департаментом, а тот уже перед Кабмином и контрольными органами. В результате картина в целом по системе вполне соответствует законодательству. Предприятия при колониях неприбыльные — значит, правильно, что от налога на прибыль освобождены. Себестоимость продукции, как заявил «Эксперту» и. о. заместителя начальника Донецкого областного управления департамента Михаил Матангин, завышенная, поскольку администрация обязана дополнительно начислять осужденным на их заработную плату половину ее размера, которые направляются на нужды колонии. Официально работает только 30% осужденных, а на самом деле все с точностью наоборот.



Оплата труда зависит от норм выработки, а те устанавливаются в зависимости от объемов и сроков выполнения заказа. «Самый ловкий из нас за семь часов шил полторы тысячи капроновых мешков, а дневная норма три тысячи восемьсот. Как ни работай, больше тридцати процентов не сделаешь. И деньги за эту треть нормы направляют на колонию как плату за коммунальные услуги», — рассказывает один осужденный. «Когда минимальную зарплату подняли с трехсот шестидесяти до четырехсот восьмидесяти гривен, начальник сразу увеличил норму сменного задания с тридцати трех кирпичей брусчатки до сорока четырех. Выполнить эту норму не могли даже селяне, привыкшие к тяжелому физическому труду», — добавил другой.

Конкурентоспособность продукции обеспечена бесплатным трудом осужденных, которые работают с понедельника до субботы по восемь-двенадцать часов в день. Это позволяет реализовать продукцию по ее себестоимости «на воле». Тех же капроновых мешков, рассчитанных на вес до 50 килограммов, двести человек шьют 160 тыс. штук. Даже если осужденному платить минимальную заработную плату 515 гривен и мешки реализовать по их себестоимости «на воле» (от 70 копеек за штуку), то все равно предприятие будет приносить более ста тысяч гривен дохода в день. По словам осужденных, работавших в этой колонии, зарплату «на мешках» не платят, поэтому себестоимость мешка — чуть больше двух копеек. «Мешки — это бизнес хозяина. Главврач, начальник санчасти, без его разрешения по болезни не освободит. Так что на мешках больных не бывает», — говорит осужденный.



Над начальником никого нет

«Колония — это стеклянный сосуд, и у держащего его начальника руки всегда мокрые. Судьба осужденных полностью в руках администрации: можно просто сказать Ивановой, чтобы она надела длинную юбку, а можно записать дисциплинарное нарушение формы одежды. Три раза Иванова вышла в юбке выше колен, и шанс на УДО (условно-досрочное освобождение. — «Эксперт») потерян», — объясняет Валентина Бадыра. Более того, возникает возможность завести уголовное дело по статье 391 «Злостное неповиновение требованиям администрации исправительного учреждения», за что предусмотрено лишение свободы на срок до трех лет. Но в чем состоит «злостное нарушение», в законе не определено: все на усмотрение начальника. Суд здесь — простая формальность, поскольку судья рассматривает дело, которое прокурор возбуждает по материалам, представленным администрацией ИК. «Теоретически выиграть суд против администрации можно. Только оно того не стоит — обрекаешь себя на регулярные дисциплинарные наказания», — считает бывший офицер СБУ, отбывающий наказание в Менской ИК №91 Черниговской области для сотрудников правоохранительных органов. По словам ее начальника Николая Плевы, у него за год 2 300 жалоб на 423 осужденных и по две-три проверки в день. Бывшие судьи, прокуроры и милиционеры умеют отстаивать свои права, но предпочитают это делать внутри системы.

«Без нарушений не бывает: вышел за линию строя, криво пришил бирку с именем на одежде, опоздал на завтрак. Как-то даже отказ выйти на перекур во время работы мне записали как нарушение», — говорит осужденный. Ни в Уголовно-исполнительном кодексе, ни в ведомственных документах департамента не указано, за какие нарушения предусмотрены наказания в виде помещения в дисциплинарный изолятор (ДИЗО) или помещение камерного типа — все опять же на усмотрение начальника.

Пользуясь этими намеренными недоработками в законодательстве, администрация заставляет осужденных работать, не требуя за свой труд платы. Но и примерная работа гарантии сокращения срока по УДО не дает. Есть случаи, когда по 391-й статье скольку начальник не хотел терять ценного специалиста (например, кузнеца или фрезеровщика).

«Черные зоны», где власть над преступным сообществом принадлежала авторитетам, широко распространились в послевоенное время. В условиях острой нехватки работоспособного населения на ГУЛАГ были возложены крупные инфраструктурные проекты: восстановление шахт Донбасса, строительство каналов и дорог, производство оборудования для тяжелой промышленности. Тогда центр спрашивал с начальника производственный план, а его масштабы вынуждали администрацию договариваться с криминальным сообществом. Воровские авторитеты добивались смягчения режима содержания тюремного братства в обмен на обеспечение производства рабочей силой — «мужиками».

Потребность в договоре с криминалом для начальников ИК отпала вместе с необходимостью выполнять производственный госплан. Колонии стали своеобразными ЗАО, а бесплатная рабочая сила обеспечивает коммерческий успех. К примеру, в Харьковской ИК №25 делают по заказу Харьковского тракторного завода автомобильные прицепы, выпускают и много другой продукции — от мебельных гарнитуров до сувениров для магазина при колонии.

Оборот наличных денег в ИК запрещен. Сотрудники администрации колоний утверждают, что зарплата осужденным идет на их лицевой счет, и те по талончикам отовариваются в лагерных киосках. В них цены устанавливает сама администрация, она же контролирует качество товаров. Там можно купить банку растворимого кофе «Галка» за 70 гривен, которая на «воле» вдесятеро дешевле, или бракованные сигареты. На самом деле осужденный с помощью денег может определить для себя границы дозволенного. «У каждой звездочки своя цена. У начальника отряда за двадцать гривен можно откупиться от ДИЗО за легкое нарушение: например, вышел на зарядку, но не делаешь ее. Не выйти на зарядку уже потянет гривен на пятьдесят. Откупиться от работы стоит сто гривен в месяц. Деньги либо передают с воли через ту же администрацию, либо в карты выигрывают. Выиграл тысячу гривен, пятьсот — на доставку наркотиков (если договоришься с администрацией), еще пятьсот — начальнику отряда,чтобы организовал ремонт барака, а ты получил за этот ремонт поощрение. А за пятьсот гривен начальник отряда не то что ремонт сделает, стриптиз станцует», — рассказывают осужденные. Бывают ситуации, когда сотрудники администрации при обысках изымают мобильные телефоны, а потом берут деньги за их возврат. Выкупить телефон в разных ИК стоит от 50 до 150 гривен.

Но самой главной статьей коррупционных доходов является плата за УДО. Если осужденный хорошо работал и имел поощрения, то для его досрочного освобождения родственникам достаточно передать деньги или стройматериалы на ремонт помещений или телевизор в колонию. Для УДО без наличия поощрений — совсем другой прейскурант. Разные источники называли «Эксперту» одну и ту же таксу — тысяча долларов за каждый год досрочного освобождения. Единственный внешний контроль — прокурорский надзор — не работает. В областной прокуратуре за каждой колонией закреплен спецпрокурор. Со всеми жалобами, которые осужденные ему высказывают на личных встречах, он дает указание разобраться самому начальнику колонии. Даже при желании прокурор не может получить достоверную информацию — у него нет возможности провести оперативную работу. Расследование проводит начальник колонии и его заместители по внутренней безопасности и оперативно-режимной работе. Если жалоба попадает в Генпрокуратуру, ее направляют в департамент, а оттуда через областное управление пересылают начальнику колонии. По такой же схеме действует и омбудсвумен Нина Карпачева.

Наследие ГУЛАГа

Эффективность исправительной системы во всем мире оценивается по количеству отбывающих наказание на 100 тыс. населения, доле рецидива (повторных преступлений) и доле тяжких преступлений в общей структуре криминала. Все годы независимости доля рецидива в Украине стабильно составляет около 50%, то есть половина отсидевших вскоре вновь возвращается в колонию. По количеству осужденных на душу мире — 398 осужденных на 100 тыс. человек, тогда как в странах ЕС этот показатель составляет 80–120 человек. Количество преступлений, за которые предусмотрено пожизненное лишение свободы, у нас с каждым годом увеличивается на три сотни. Проще говоря, исправительная система продолжает воспроизводить преступность. Причины кроются в сохранившемся с советских времен отношении к заключенным как к дармовой рабочей силе, которая не только должна сама себя содержать, но и приносить доход.

Трудовые лагеря молодая советская власть опробовала во времена красного террора как способ восстановить экономику за счет массовой бесплатной рабочей силы. ГУЛАГ изначально не предполагал исправление преступных элементов общества, напротив, он превращал человека в раба. Насильственный и несправедливо оплачиваемый труд никогда не приводил к улучшению нравов и отношения к обществу. Даже в США, где довольно жесткие условия содержания заключенных, работа — это привилегия и возможность заработать для жизни «на воле». Осужденным необходимо предложить программы ресоциализации, которые помогут им стать законопослушными гражданами. В этом случае работа будет поощрением для тех, кто демонстрирует желание исправиться. Для этой цели и могут использоваться предприятия в колониях. По данным Государственного департамента исполнения наказаний, из госбюджета в этом году предполагается выделить 1,450 млрд гривен, в то время как департамент запрашивал около 2,9 млрд (что составило бы лишь 1,45% сводного бюджета Украины). При этом 20 млрд гривен на выплату по вкладам в Сбербанк СССР и «Укргосстрах» правительство Юлии Тимошенко найти может.

Однако эффективное освоение средств из госбюджета не гарантировано, если попрежнему останется внутриведомственный контроль. Необходим мониторинг со стороны различных государственных органов, которые сегодня почти не имеют влияния на ситуацию в колониях: от Генпрокуратуры до Минздрава и Минобразования. Кроме того, мировой практикой является привлечение общественности к контролю над соблюдением прав осужденных. Согласно факультативному протоколу к Европейской конвенции о правах человека, с сентября прошлого года в Украине должны быть созданы независимые экспертные группы, которые получили бы право изучать ситуацию во всех колониях. Отказываясь полновесно платить и контролировать содержание и перевоспитание своих оступившихся граждан, государство этим порождает проблемы. А за их разрешение ему придется платить во много раз больше.

От фелонии к мисдиминору

В прошлую пятницу состоялось заседание расширенной коллегии Государственного департамента исполнения наказаний, на котором все присутствующие словно окунулись в атмосферу двадцатилетней давности. В отчетном докладе руководителя департамента внимание акцентировалось, в частности, на том, что «… в соответствии с утвержденными планами в прошлом году дополнительно создано 4,3 тыс. рабочих мест для заключенных в таких перспективных отраслях, как швейная — 27%, деревообрабатывающая — 23%, изготовление кирпича и добыча камня — 18%…». В результате этого было приобретено «22 километра спирали из колючей проволоки ”Егоза”, 165 специальных приборов для оперативных подразделений», а также введено в строй 529 дополнительных мест для отбывания наказания. Однако ощущалось и веяние капитализма: «… на строительство режимного корпуса Киевского СИЗО были привлечены инвестиции в размере двух миллионов гривен».

Между тем сами генералы и полковники прекрасно осознают, что в первую очередь нужно заниматься реформой системы исполнения наказаний, а не трудоустройством осужденных. Перевоспитание насильственным трудом — это удел тоталитарных государств со свойственной им нехваткой дешевой рабочей силы и необходимостью держать тех, кто на воле, в вечном страхе. Нынешний подход к наказанию — как минимум три года общего режима или штраф — приводит к тому, что значительная часть проступков, направленных против общества, остаются ненаказуемыми. Украинское государство знает, как ловить и на сколько сажать виновных в филонии (убийствах, изнасилованиях, бандитизме), но что делать с совершившими мисдиминоры — преступления, не представляющие большой общественной опасности, никто толком не понимает. Мелкое хулиганство, мелкое воровство, семейное насилие, побои и незначительные увечья, в конце концов, грубые нарушения правил дорожного движения или контрабанда и неуплата налогов в небольших размерах — в общем, все преступления за которые предусматривается наказание меньше трех лет, сегодня выпадают из поля зрения пенитенциарной системы. Сейчас большая часть таких правонарушителей, если их деяния подпадают под Кодекс об административных нарушениях, а не под Уголовный кодекс, или вообще избегают наказания (с ними никто не хочет возиться, в том числе и милиция), или их наказывают условно (штраф в несколько десятков, сотен или тысяч гривен). Между тем в некоторых странах пересечение двойной осевой линии приравнивается к покушению на убийство. С одной стороны, государство можно понять — сажать на три года за воровство палки колбасы в магазине (кража до суммы 500 гривен считается мелкой и не подпадает под Уголовный кодекс) или проезд на красный свет глупо, а других способов наказать нарушителя законодательство не предусмотрело. Люди, совершившие мелкие преступления, подпадающие под действие Уголовного кодекса, либо откупаются небольшой суммой (средний тариф тысяча долларов за год отсидки), либо вынуждены сидеть «за четыре мешка картошки» три-пять лет. В результате в Украине много нарушителей, несправедливо и сурово наказанных (после отбывания срока они нередко совершают более серьезные преступления), и еще больше тех, кто вообще не отвечает за такие проступки, как избиение жены или хулиганство.

На прошедшей коллегии обсуждались проект закона «О внесении изменений в Уголовный и Уголовно-процессуальный кодексы касательно гуманизации уголовной ответственности» и законопроект «О внесения изменений в некоторые законы Украины касательно создания службы пробации (уголовный надзор за преступником со стороны органов милиции по месту жительства, в частности, реанимация ”детских комнат милиции”. — ”Эксперт”)». Оба проекта направлены на более широкое применение наказаний, не связанных с лишением свободы, — общественные работы, запрет на профессию, лишение специальных прав (водительских тоже), и так далее. Обсуждалось также предложение вернуть арест, в том числе и классический — на 15 суток. Однако руководство департамента подчеркивает, что шансов на прохождение законопроектов через переживающий кризис парламент очень мало. С уходом правительства Виктора Януковича — большого знатока этой проблематики — реформа уголовно-исполнительной системы застопорилась. Все заняты реформой Конституции.

Игорь Лавриненко

Ирина Гасанова, Эксперт

You may also like...