Информационные войны стали обыденностью нашего времени

Красивым термином "информационная война" мы стали описывать разнообразные операции влияния, направленные на индивидуальное и массовое сознание. Причем принципиальной новизной этого применения стало то, что аппарат принуждения, который был столь важен в религиозном и идеологическом воздействии, постепенно оказался спрятанным.

 Мир во многом перестал подчиняться красивым формулам прошлого, поскольку в него вторглись элементы архаики, характерным для которых является использование агрессивных методов взаимодействия. 

Все это — следствие принципиального усложнения мира, когда системы управления начинают запаздывать по отношению к разрешению нового типа проблем, поэтому на первое место выходит чрезвычайный инструментарий — агрессивный по своей сути. Но сегодня он должен прятаться и посему реализуется не в физическом, а в информационном пространстве.

Т.н. информационные войны стали обыденностью нашего времени. Их целью является влияние во всех областях, значимых для человечества. Это финансы, экономика, политика, бизнес, международные отношения. Все значимые и обсуждаемые события последнего времени создаются с помощью подобного информационного инструментария. Это Брексит, выборы Трампа, аннексия Крыма. Везде здесь информационный инструментарий перестал просто описывать события, как это было раньше, а стал создавать их. Во всех этих случаях самостоятельная роль человека ослабевает, поскольку ему противостоят мощные информационные машины, задающие все нужные интерпретации.

Это и 11 сентября — как яркий пример того, как информационные последствия оказываются сильнее самого физического события. Это, в принципе, характерно для современного терроризма, который после событий 2001 г. активно осваивал этот инструментарий. Террористы создают свои события для воздействия на массовое сознание.

Красивым термином "информационная война" мы стали описывать разнообразные операции влияния, направленные на индивидуальное и массовое сознание. Причем принципиальной новизной этого применения стало то, что аппарат принуждения, который был столь важен в религиозном и идеологическом воздействии, постепенно оказался спрятанным. По сути, все стало мягкой силой, которая, по определению создателя этого концепта Дж.Ная, не принуждает, а привлекает. Можно пойти даже дальше и сказать, что если раньше аппарат принуждения находился вне человека, то теперь он находится внутри человека. При этом людям кажется, что все свои решения они принимают сами.

Три фактора повлияли на эту смену базового инструментария воздействия на человечество. Первый — переход от книжно-вербальной цивилизации к визуальной. Это усилило воздействие, но ослабило мозги. Второй — это Интернет и социальные медиа, создавшие контекст множества источников по порождению информации с одновременным уничтожением или минимизацией редакторского сопровождения нового информационного потока. Третий — размывание религиозно-идеологических "каркасов", удерживавших общества прошлого в определенных рамках поведения.

Прошлые общества всю свою историю лелеяли рациональный подход, в основе которого были знания и просвещение. Сегодняшние общества, наоборот, строятся на эмоциях и развлечениях. Добавив сюда приоритет визуальности, можно понять как потерю критического мышления, так и замену романов телесериалами в качестве характерной черты нашего времени.

Информационная война имеет два принципиально разных представления, стоящих на разных "китах". Это — информационно-техническая и информационно-гуманитарная модели. Примером первой являются кибератаки, примером второй — операции влияния. И то, и другое направлено на управление нами, но разными способами. 

Техническое представление об информационной войне диктует нам базовость "защиты" в виде стены, не позволяющей врагу приблизиться к нашим ресурсам. Даже юридически уже выработано право на вооруженный ответ на кибератаку, если она привела к человеческим жертвам. Но основные действия базируются именно на приостановке враждебной коммуникации.

Гуманитарное представление об информационной войне ставит во главу угла контент. Гуманитарная модель не может базироваться на строительстве "стены", поскольку от информации и знаний практически невозможно закрыться в публичном пространстве, а именно оно является ареной информационной войны в современном мире.

В свое время Д.Арквилла, работая на тот момент в корпорации РЭНД, предложил различать в информации два аспекта, которые сегодня и проявились в виде разных вариантов информационной войны: аспект передачи, идущий от модели Шеннона—Уивера, и аспект структуры, под которым он понимал значения, лежащие в основе структуры. Когда мы меняем такие базовые значения, в результате меняется и структура. При этом каждая структура имеет такой базовый набор, лежащий в ее основе. Перестройка меняла, например, такие базовые знания, чтобы иметь возможность перейти к иной структуре.

Сегодня Украина закрыла свои информационное (Интернет) и виртуальное (кино) пространства от российского влияния, чтобы уйти от чужих интерпретаций сегодняшних событий и чужих пониманий событий прошлого, которые вступают в конфликт со своими интерпретациями и пониманиями. Но она применила для этого инструментарий из иного типа войны — информационно-технического, поскольку "стена" как инструментарий приходит именно оттуда.

Это вызывает определенное напряжение, которое на сегодня оправдано военной ситуацией. Но на любом следующем этапе, когда войны не будет, этот инструментарий уже не будет работать, поскольку станет неадекватным.

Любая страна в своем публичном поле контролирует функционирование информационного и виртуального пространств и жесткими, и мягкими формами. Публичное пространство, как нетехническое, контролируется созданием своего собственного виртуального и информационного продукта, что позволяет "оттеснить" чужой продукт на периферию, если он конфликтует с этой базой. Например, Китай, Израиль, Россия имеют подразделения (военные и гражданские), которые заполняют социальные медиа "правильными" сообщениями. Государства создают мощные интерпретационные машины, которые могут "переваривать" любой факт в свою пользу. Сегодня в этой роли выступает телевидение, реинтерпретируя тактические факты в пользу стратегического их понимания.

Человек, попавший в сплетение информационных и виртуальных потоков, не способен им противостоять. Если раньше его держала за руку сначала религия, потом идеология, то теперь его держит за две руки информация, которая подталкивает его к правильному поведению, делая вид, что это его собственное решение. Социальные медиа и телесериалы наполняют его эмоциями, делая это столь же системно, хотя и незаметно для него, как это происходило при наполнении его информацией и знаниями в школьный и университетский периоды.

Социальные медиа и телесериалы стали машинами эмоций, которые включили человека в индустриальный процесс их получения. Индивидуальные процессы получения эмоций не могут конкурировать с индустриальными, поскольку индивидуальные — слабые и нечеткие, а индустриальные — яркие и мощные. Теперь мы думаем одинаково не потому, что так проповедует религия или идеология, а потому что так диктует телесериал или "телеполитолог" с экрана.

Человек видит мир так, как ему диктуют определенные информационные решетки. Это — язык, выделяющий значимые аспекты мира. Это и коммуникации, рассказывающие о событиях этого мира то, что важно для коммуникатора. Но самым значимым для сегодняшнего дня стало объединение информации с эмоциями, как это делают, в частности, телесериалы. "Карточный домик", например, стал учебником того, как делается политика. Именно поэтому В.Путин советовал С.Шойгу посмотреть сериал. То есть неправильное поведение становится правильным, если так его задает информационная решетка, сквозь которую нам показывают мир.

Автор: Георгий Почепцов, ZN.ua

 

You may also like...