Насчет бензина ошиблись. А насчет баб — нет

Какими хотели видеть себя наши предки. Изучаем содержимое всех известных вещевых «капсул времени». Собранные воедино предметы (и тем более отобранные специально — как важные, значимые) могут действительно нести в себе массу практической, а вовсе не художественной информации. О времени, об умонастроениях «закладчиков», о мечтах, о понтах, о нравах.

В фундамент Эмпайр Стейт Билдинга замуровали женскую шляпку, курительную трубку, шелковые чулки с резиновыми подвязками и клаксон от автомобиля. Все эти очаровательные предметы сложили в медную коробку и снабдили пояснительной запиской: «Если это здание когда-либо снесут, чтобы построить еще более величественное, люди того времени смогут ознакомиться с нашей эпохой».

Г-н Рокфеллер-мл. — идейный вдохновитель строительства и владелец здания — счел, что шляпка и трубка лучше всего опишут исчезнувшее время, «поскольку человеческая жизнь зиждется на мелочах, которые несут в себе бездну информации», и идея эта была очень и очень неглупа.

Эта будоражащая воображение причуда — замуровывать или хоронить в бетонных бункерах записки и вещи, одновременно посылая их в будущее, стала к середине XX века оглушительно популярна. Более тысячи капсул времени с письмами заложены в российские фундаменты (и большинство из них обращены к потомкам из 2017 года) — а вот «предметы быта» больше любят хоронить иноземцы.

Перед нами маленькие курганы и пирамиды XX века — но пирамиды, перевернутые с ног на голову, с основания на вершину, лишенные сакрального смысла или скорее исполненные новым религиозным трепетом. Не то чтобы могила властителя заполняется предметами, которые понадобятся почтенному покойнику в загробной жизни, — нет, мы помещаем в свои крохотные мавзолеи вещи и только вещи. Мы уверены в их праве на вечность. Шелковые чулки жили, живы и будут жить. Они расскажут потомкам о нашей счастливой повседневности.

Сама идея капсул времени занимает меня чрезвычайно.

Все эти «бомбы для потомков» всегда волнуют противоречием между величавой историей закладки, самой идеей письма, посланного в никуда и все же по конкретному адресу, замурованного и отправленного одновременно, подвижного в своей неподвижности (овеществленное течение времени), и если не ничтожностью, то предсказуемостью содержания.

Особенно это имеет отношение к письмам, посланным в 2017 год, — уж сами понимаете, что там понаписано. Какие громокипящие слова. С другой стороны, в их незначительности можно открыть бездны многозначительности. Потому что в самом глупом письме все равно сквозит лютая печаль уходящей жизни — «мы жили, мы были». Жили-были. Самое простое слово, донесенное до адресата необычным образом, может неожиданно взволновать. Но это мы о текстовых капсулах — не то вещевые.

Собранные воедино предметы (и тем более отобранные специально — как важные, значимые) могут действительно нести в себе массу практической, а вовсе не художественной информации. О времени, об умонастроениях «закладчиков», о мечтах, о понтах, о нравах. Вещевых капсул в мире две тысячи восемьсот. Ждут, сладкие, своего далекого получателя. Капсулы есть глупые и умные. Наборы — обдуманные и случайные. Лежат в фундаментах, в саркофагах, в замурованных комнатах. На орбите летают.

Над землей, в бриллиантовом космосе, крутится кукла Барби, работая земным символом и космическим мусором одновременно. Вместе с ней — пейджер, настольный молитвенник «для гостиниц и больниц», мужские трусы от Кельвина Кляйна (революция в философии мужского белья, самые мужественные трусы в мире), томик Бенджамина Спока «Ребенок и уход за ним» и банка кофе (наиболее часто покупаемый в мире пищевой товар).

В одном Нью-Йорке капсул не менее как семнадцать.

Пара капсул-фаворитов (известны всем, сто раз описаны) принадлежат компании «Вестингауз», и называются они вещевыми бомбами, или бомбами времени. Соответственно названию и оформлены — узкие, крылатые, летящие. Полет на месте. Стремительно неподвижны. Одну запустили в фундамент в 1939 году, а вторую скинули в сырую землю в 1964-м. Вторая даже и легендарнее, знаменита тем, что туда помещены чертежи атомной бомбы.

Предмет повседневного пользования, что ж поделаешь. Вместе с бомбой в этой бомбе хранятся кредитная карточка, противозачаточные таблетки, искусственный сердечный клапан, пластинка группы «Битлз» и кусок облицовки космического корабля «Меркьюри». Что ж, набор как набор. Не глупее прочих. Даже и характеризует — в основном состояние умственного хозяйства экспертов компании «Вестингауз». Эксперты оказались компетентны, конструктивны, но к делу отнеслись без огня и без чувства времени.

* * *

А вот самая удачная, самая точная вещевая капсула времени была вскрыта этим летом в городе Тулса, штат Оклахома. Триста девяносто тысяч жителей. Солнце, небольшая толпа умеренно взволнованных людей. Привет из теплого полдня века, из великолепного шестидесятого года. Пятьдесят лет эта капсула считалась одной из самых больших — в бетонном саркофаге был замурован автомобиль. И какой автомобиль! «Плимут Бельведер Спорт Купе», не машина, а мечта. Овеществленное желание всех мужчин мира.

Еще его называли Gentleman’s Muscle Car (автомобиль брутального джентльмена, супермужчины): в нем был установлен исполинский двигатель Commando, и только ветер шумел в проводах, только сверкали из витринных окон аптек девичьи взгляды. Вдумайтесь, не супермена, а супермужчины. И это был первый автомобиль, который так беззастенчиво продавал мужественность в кредит.

В принципе весь набор из Тулсы просто пропах временем. Пропах концом пятидесятых — началом шестидесятых, а время было переломным, важным. Может быть, именно вот эта компактность идеи — привет из шестидесятого в 2010-й (капсула была послана всего на пятьдесят лет) — и обеспечила набору безошибочность? Обеспечила, так сказать, атмосферу. Потому что каждая вещь в наборе стоит разговора. Что приложили к «Плимуту»?

Десять галлонов бензина — на случай, если в XXI веке не будет бензина. О чем это говорит? О том, что в шестидесятые было время необеспеченных надежд и счастливых ожиданий, веры в будущее, веры в нас; мы же эти ожидания проели и профукали. Как же, нет у нас бензина. Мы за него все еще и воюем, солнечные вы наши. Мы на нем сидим и с него едим.

В «Плимут» также засунули упаковку пива Schlitz. А пиво указанной марки — это тоже легенда, особенная история. В пятидесятые годы это милуокское пиво занимало первое место в мире, продавалось лучше и больше других. Прославилось тем, что впервые использовало в своей рекламе понятие «чистоты» и «легкости».

О феномене Schlitz часто пишут в бизнесовых пособиях. Пишут о чудной находке рекламы, разделившей напитки на «чистые» и «нечистые», умеренно греховные и отчасти добродетельные. О том, что впервые в конце пятидесятых появилась философия «прозрачной», открытой выпивки. Публичной и нестыдной — потому что напиток «чистый», «правильный».

И, наконец, к «Плимуту» приложили дамскую сумочку с типичным для того времени содержимым. В сумочке лежали: четырнадцать заколок для волос, полиэтиленовый капюшон, жвачка, пачка сигарет со спичками, куча носовых платков и бутылочка антидепрессантов. Ну просто «вау!»

Мужчина — автомобиль, а женщина — сумочка. Говорящая сумочка. И как много говорит-то! Капюшон — чтобы не испортить прическу. И заколки туда же — прическа важна. Она сложная. Волосок к волоску, даже если это не бабетта.

Потому что — никакой распущенности, никакой естественности. Красотка пятидесятых — это вам не хиппующая менада шестидесятых, луговая жена, и в ней еще ни капли тяжелого грамотного феминизма семидесятых (в семидесятые началось — далее везде), этой обдуманной естественности жизни «для себя», «во имя себя».

Нет, аккуратная и сложная прическа, и дерзкие (но в рамках респектабельной моды, естественно) шорты или бриджи, и чудесный «остроконечный» лифчик пятидесятых, и туфли на гвоздиках — все для мужчины. Все для витрины. Так сейчас одеваются отечественные красавицы — всегда секси, всегда слишком продуманно.

Вот она, эта прелестная молодая женщина (только-только вышла из мужниного «Плимута»), сидит на высоком стуле в аптеке, тянет через соломинку содовую с мороженым. Повертелась, закурила сигаретку — еще можно, еще не стыдно. Еще разрешается курить во всех-всех общественных местах; сигаретка еще входит в образ элегантности.

Но в сумочке — платочки и антидепрессанты. Значит, сексуальная революция не за горами. Шестидесятые — семидесятые ох как пройдутся по консервативной семье.

Перед нами действительно прекрасный, умный набор повседневных вещей. Потому что прозрели будущее. Насчет бензина ошиблись. А насчет баб — нет. В шестьдесят третьем американская феминистка Бетти Фридан напишет свое знаменитое: «Я стану вашим голосом, сестры из пригородных коттеджей — живущие в достатке и мертвящем покое, мы вырвемся из клаустрофобного брака, с принудительным материнством и вынужденным целомудрием!» И все, время пойдет, и «свобода нас встретит радостно у входа».

Слава тебе, тулсинский саркофаг! Жаль только, что все эти посланные нам вещи погибли. В мавзолей попала вода. Погиб, проржавев насквозь, чудесный «Плимут» — лучше бы не хоронили в бункере, оставили на ходу. Вот у нас «копейки» семидесятого года производства еще бегают. Погибли заколки, антидепрессанты, носовые платки. А пиво Schlitz скисло.

Вещевые же наборы «границы веков», 2000 года, показались мне здорово приблизительными. Они отправлены вперед на сто, кажется, лет — напомним ли мы о себе, о настоящих, с помощью этих вещичек? Почувствуют ли нас? Газета «Нью-Йорк таймс» в начале 2000-го организовала материальное послание к потомкам с понятной целью: рассказать людям далекого будущего о жизни простого человека на пороге XXI века. Составляли посылку жители трех маленьких городков — Фонтейн (штат Колорадо), французского местечка Монте-ля-Жан и поселка в Бразилии.

Собралась вот такая вещевая компания: сотовый телефон, обручальное кольцо, таблетка «Виагры», пульт дистанционного управления от телевизора, знак «Парковка запрещена», набор кулинарных рецептов, книга Сент-Экзюпери «Маленький принц».

Ну «Маленький принц» — это, скорее всего, заслуга местечка Монте -Ля-Жан; вряд ли этой милой сказкой в штате Колорадо бредят, в целом же все очень понятно. Таблетка и кулинарные рецепты — даже и остроумно, скорее всего, именно то, что нужно. В том же году и с той же целью газета «Известия» опросила жителей маленьких российских городов — Кудымкара, Кумен, Бугульмы и Ивантеевки. Саму посылку известинцы не собирали и не отправляли — так, простой опрос.

Набор получился следующий: Пушкин, чайник, детская погремушка, набор для консервирования, лопата, автомашина «Жигули».

Описывает ли этот набор девяностые годы? Предположим, он послан на десять лет, уж пришел — описывает ли? Пушкин с чайником? Да, это правдивый набор, и показывает он правду.

Маленькие города к 2000 году «окуклились», замкнулись, перешли на натуральное хозяйство. Обратите внимание, кроме чайника, нет ни одного предмета «для удовольствия» — это потому что страшно и потому что удовольствия остались только самодельные. «Покупного», гламурного еще ничего нет. Цель существования и опора — семья. Свистит чайник, сынок или дочка размахивают погремушкой. Подрастут — ну дадим им Пушкина помацать. Надо же хоть чему-то в школе учиться. Хотя главная наука, наука выживания — она вся дома. В сенях стоит лопата; папа поездит-поездит на «Жигулях» и, глядишь, набомбит денежек. Вот вам и вещевая бомба. А мама закатает огурцов, и будет нам главная русская капсула времени — банка с огурцами. Послана самим себе месяца на три.

А последние десять лет вещевые наборы почти что и не собираются — отпраздновали мы миллениум, и ладно. Мода на капсулы времени как-то побледнела, истерлась. Да и вещей слишком много вокруг — как тут выберешь главные вещи двухтысячных? Десятилетие выдалось мещанским, достаточным, товарно-вещевым.

Что посылать? Айпод? Да бог с ним. Обручальное кольцо однозначно нет: с браком все не очень хорошо. Хотя в последние десять лет появилась новость — «помолвочное» кольцо. Оно должно быть с камушком. И девушки в миг предложения ожидают «помолвочное» кольцо, а уж как в ЗАГС — гладкое, венчальное.

Это мы приникаем к общемировым, так сказать, традициям. «Виагра» — как-то не по-нашему, мы любим натуральные лечебные продукты. Пожалуй, фиточай с кукурузными рыльцами для подъема мужской силы «Русский орел». Ключи от железной двери, пульт от телевизора? Это скорее важные детали городской культуры конца девяностых, а не нулевых. Телевизора в нулевые стало меньше. Кулинарные рецепты — да, да, да! Вот это модное, моднейшее удовольствие. Знаете, сколько в Рунете сайтов с рецептами? Они на втором месте после порносайтов — а это о чем-то да говорит.

Заглянем в дамскую сумочку. Что там? Ну, во-первых, пачка сигарет «Гламур». Мы не Европа, нас так быстро не отучишь. К тому же это сигаретки «легкие и чистые». Мы все еще верим в рекламную чистоту — ту самую, которая родом из 60-го. Что там еще? Баллончик с газом, скидочные карточки, бумажная иконка (их еще называют «автомобильными», благочестивые пацаны прикрепляют такие к ветровому стеклу внутри салона). Это принято носить с собой на всякий случай. Как бы чего. Не дай бог. Пусть все идет как идет, только не было бы хуже.

Нет, пожалуй, ничего интересного в дамской сумочке не отыщешь. Разве что бутылочку с антидепрессантами.

Автор: Евгения Пищикова, Новая газета

You may also like...