РФ глазами европейца: sputnik, siloviki, krysha – болгарский политолог об образе России на Западе

«В каком-то смысле Россия успела осуществить советскую мечту, построив общество без эксплуатации человека — государство эксплуатирует исключительно природу. Природные ресурсы приносят большие деньги, но европейцы не могут понять, как они появляются. Потому что для нормального европейца ты не можешь быть собственником газа. Это не то, что ты создал. Не то, что выдумал. Странная вещь. Как другая планета».

 Лекция болгарского политолога Ивана Крастева «Что думают о России на Западе?»

Мероприятие прошло в рамках цикла публичных дискуссий Cовета по внешней и оборонной политике (СВОП).

Куратор мероприятия, председатель СВОП Федор Лукьянов перечислил штампы, к которым, по его наблюдениям, прибегает западная пресса в публикациях о России — «страна в упадке, демографический кризис, экономика однобокая и недоразвитая, перспектив нет, политики внятной нет» — и спросил, боятся ли такой страны европейцы. Крастев в ответ привел данные прошлогоднего опроса об отношении к России в Болгарии, согласно которому 78% болгар относились к России положительно. Политолог отметил, что европейская элита как таковая сейчас не думает о том, что с Россией возможна война. Гораздо больше на континенте боятся, например, климатических изменений.

В европейском сознании нет подобного единого и четкого представления о России, какое было о Советском Союзе: «СССР боялись, потому что с ним все было ясно. Россию уже не боятся, но беспокоятся насчет нее, потому что теряют ощущение, что происходит в стране». Политолог описывает нынешнее европейское представление о России не как страх, а как абсолютное недоумение, непонимание жизни страны, озадаченность тем, с какой стати в России происходят те или иные политические события.

Это радикально отличается от восприятия России иностранцами после Октябрьской революции: «В двадцатые годы открыто любили или ненавидели Советский Союз. Но СССР выглядел как гость из будущего. Когда люди говорили о Советском Союзе, они говорили о будущем — будущем, которое они боятся или поддерживают. Это был разговор об абсолютно другой цивилизации».

Крастев напомнил расхожую фразу тех времен: «Самое интересное место в Советском Союзе — это Нью-Йорк», так как в двадцатые годы вся американская левая интеллигенция жила спорами о Москве и СССР. «С этой точки зрения СССР был глобальной цивилизацией», — заключил лектор и добавил, что такое же ощущение было повсеместно на Заваде и в 1960-х.

«После спутника было ощущение, что образ Советского Союза — не просто образ сильного государства, но чего-то совсем нового, совсем другого, из будущего», — сказал лектор.

Сейчас Россия не представляется европейцам как идущая в будущее страна. По многим классическим позициям — например, отношение к суверенитету — она напоминает европейцам их собственные государства десятилетия назад.

Проблема в том, что Советский Союз рассказывал миру универсальные, глобальные истории. Россия же отказалась от универсалистских нарративов. Политолог привел в качестве примера реакцию российского правительства на оказавшегося в Шереметьево Эдварда Сноудена: «Если бы я был российским правительством, я сделал бы две вещи. Сперва попросил бы правозащитные организации России посоветовать, дать ему право остаться или нет. Потому что это глобальная проблема.

Пригласил бы ведущих европейских журналистов и сказал: «Что делать с этим человеком, который сказал миру вещь, которая имеет отношение ко всем?». Не то случилось». Проблема суверенитета оказывается намного более важной для российского государства, чем история Сноудена. Политолог сформулировал позицию российских властей по этому вопросу: «Конечно, хорошо, что этот человек сказал нам т, что мы и так знали, — что американцы следят за всем. Что появился человек, который не готов служить государству».

Европейцам также крайне трудно представить себе Россию географически. Так, в Болгарии живет восемь миллионов человек, а в Красноярском крае – три, хотя его территория сопоставима со всей площадью Западной Европы. «Проблема пространства! Ты все думаешь, что другой — как я. Значит, Россия побольше Болгарии, но все-таки то же самое», — сказал политолог, однако оказывается, что Россия — не то же самое. В частности, «это совсем другое отношение к другим регионам». «Проблему расстояний нам очень трудно понять», — признался Крастев.

Настолько же трудно европейцам вникнуть в проблему нефти и газа. В каком-то смысле Россия успела осуществить советскую мечту, построив общество без эксплуатации человека — государство эксплуатирует исключительно природу. Природные ресурсы приносят большие деньги, но европейцы не могут понять, как они появляются. «Потому что для нормального европейца ты не можешь быть собственником газа. Это не то, что ты создал. Не то, что выдумал. Странная вещь. Как другая планета», — сказал политолог.

При этом США, также являющиеся крупным производителем нефти и газа, не воспринимаются в Европе в качестве собственника ресурсов. Европейцы высоко ценят США как технологическую державу — в том же ключе, как относились к СССР после запуска спутника.

Лектор обратил внимание, что в последние годы в Европе сильно изменилось восприятие Путина. Первые два срока даже его критики говорили: «Знаете, может, он нам и не нравится, но мы понимаем, почему русские его поддерживают: потому что он строит государство. Конечно, в России выборы… особые… но даже если бы они были честные, все равно выбрали бы Путина». Иными словами, раньше верили в политику Путина как процесс государственного строительства. «Протесты поменяли мнение о Путине. Как-то он очень долго», — сказал политолог, сравнив президента России с «очень сильным фильмом»: «Когда каждый вечер этот фильм видишь, это не так уж вдохновляюще».

«И самое главное — его рокировка. Это было что-то эстетически нехорошее», — отметил лектор.

Также политолог удивился, почему, если у Путина очень верная оценка людей — «он правильно знал, что Медведев проблемой не будет, он правильно знал, что Ходорковский будет» — он, тем не менее, постоянно разрушает институты, которые сам создал. «Ты создаешь «Единую Россию», потом создаешь «Общероссийский народный фронт». А после этого будет «Космический фронт». Не хватает институциональной стабильности. Если он государственный строитель, почему так получилось?» — выразил недоумение Крастев, уточнив, что бренд Путина в следующие два года не сможет удержаться на том же уровне, на каком был шесть лет назад.

В заключение лектор обратил внимание на то, какие русские слова существуют в иностранных без перевода: sputnik, glasnost’, perestroika, siloviki, krysha. «Это что-то говорит о России», — подчеркнул Крастев.

Ранее Крастев писал в «Русском журнале», что Россия находится в процессе определения своей идентичности: «Россия переживает своего рода постимперский период нацстроительства. Никогда прежде она не была нацией-государством. Поэтому в России все чаще задаются вопросом: «Кто мы? Какое мы государство?». Россия постоянно сравнивает себя с Европой и Западом в целом».

«Россия – это не классическая растущая держава. Я бы назвал Россию увядающей державой, переживающей временный подъем. Для России очень важен вопрос нахождения баланса между своим нынешним видным положением и своими амбициями, которые в немалой степени обусловлены обидой на то, как обошлись с ней после окончания холодной войны».

Иван Крастев – политолог, аналитик по социально-политическим и международным вопросам, председатель Центра либеральных стратегий в Софии, постоянный научный сотрудник Института наук о человеке в Вене. Основная тема исследований – проблемы демократии в современном мире, кризис привычных институтов, ситуация в посткоммунистических государствах. В 2008 году занял 85-е место в списке ста ведущих публичных интеллектуалов мира, разработанном британским журналом Prospect и американским журналом Foreign Policy. Автор книг The Anti-Corruption Trap (2004), In Mistrust We Trust (2013). В настоящее время в соавторстве с американским правоведом Стивеном Холмсом заканчивает книгу о российской политике.

Автор: Станислав Наранович, Русская планета