Кровная месть в Украине. Разве не жива эта традиция и поныне?

Для многих их родня, непомерно разросшаяся и раздобревшая на казенных харчах, и есть нация Он не раскаялся. Хотя поначалу сознался. Что же тогда эти десять смертельных ударов ножом, если не грех? «Священная месть»? Россошанский-отец отомстил Ирине Ноздровской? За ее попытку отомстить его сыну, сбившему насмерть ее сестру?

Если суд вину докажет, то, как отнесутся к Юрию Россошанскому в его семье?  В той, большой Семье, где дядя – судья, и Бог знает, где в столице служат другие родственники, которых в пригородном Демидове может быть полсела? Морально осудят? Или он станет легендой, и потомкам будут рассказывать, что совершил он этот ужасный поступок ради любви к сыну?

А если виновен не он? Если просто покрывает того, кто для семьи ценнее, чем он сам? Кто он тогда? Альтруист, принесший себя в жертву?

Не спешите с плевками в лицо автора. Все мы и сегодня живем в древней парадигме, где справедливость – это месть. Не отсюда ли нездоровая страсть к самосудам? Или горячечная жажда закона о свободном владении оружием?

Испокон веков наши предки учились решать конфликты внутри семьи или между семьями, не привлекая посредником государство. По правилам еще времен Ярослава Мудрого, родные могли отказаться выдать семье жертвы убийцу, но платили большую сумму откупного.

Разве не жива эта традиция и поныне? Те, у кого есть деньги, выплачивают компенсации семьям, пострадавшим от «проказ» мажоров. Семья погибшего снимает все претензии, и наступает мир. Мы это видим сплошь и рядом. И как не убеждай, что это скверно влияет на общественную мораль, семье такой «договор на крови» выгоден: убитого не вернешь, а от тюрьмы убийце сыт не будешь. Россошанские готовы были, судя по всему, решить все «по-доброму». И муж Светланы Сапатинской (сестры Ирины), как видно, пошел на сделку. А Ирина отказалась. И не простила.

Что бывает дальше в таких случаях? Вендетта?

Ирина отчаянно боролась за семью и ее честь. Не только за наказание убийцы за рулем. Но и с бывшим мужем сестры – за опеку над племянником. Настолько отчаянно, что вся ее правозащитная активность в эти два семейных дела и вылилась. И это дало повод скептикам спросить: а можно ли назвать ее правозащитницей?

Ирина Ноздровская / Фото: Ірина Ноздровська

Ирина Ноздровская / Фото: Ірина Ноздровська

Судьи (пусть бывшего) Ирина за спиною не имела, но одинокой не была. СМИ пишут и о некоем сотруднике автобазы ВР и даже о поддержке со стороны Саакашвили, и о нардепе Татьяне Черновол, которая «по-семейному» определила Ирину в помощники депутата. С «корочками» вести войну за честь семьи легче. Куда районному судье тягаться с законодателями?

Она просила помощи у политиков, потому что не верила государству. Ее убийца тоже не нашел справедливости. И переступил черту.

Мы все сочувствуем Ирине. Не только как жертве. Она вела свою вендетту цивилизованно, а убийца (если это была месть) – по-средневековому.

А теперь отступим на шаг назад, чтобы увидеть за деревьями лес. И спросим себя: есть ли вообще грань, которую способен переступить современный человек, защищая ценности семьи?

Американский психолог Владимир Лефевр писал о том, что у выходцев из Совка, когда идет речь о «своих» и «чужих», моральные принципы немедленно размываются. Считается доблестью лжесвидетельствовать на суде в пользу «своих» и требовать сурового наказания «чужих» без суда и следствия. Спор о том, продавать ли душу дьяволу ради благополучия семьи, в нашей стране очень давний. Давать ли, например, взятку за операцию вне очереди по пересадке почки, если без нее близкий тебе человек умрет? Это вечный вопрос.

Ибо даже если это коррупция, то кто такую коррупцию в душе осудит?

Медреформа ввела в обиход термин «семейный врач». Но разве его не было раньше? Просто подразумевали другое – что хорошо бы иметь врачом кого-то из родни. Только так ему можно доверить свое здоровье и жизнь. Могли бы и Ричарда Докинза процитировать: чем больше у вас с врачом общих генов, тем меньше вероятность, что он вас зарежет, расчищая место для собственных наследников.

Семейный врач – это важно. Не менее важен семейный адвокат. А еще лучше – семейный судья или прокурор. Семейный глава обладминистрации – вообще прелесть! Чем больше у человека вес – тем дальше простирается родство. Для кого-то и семейная фракция в ВР не предел.

«Не надо политизировать дело об убийстве в Демидове!», – упрашивал журналистов какой-то полицейский чин. Ну как тут «не политизировать», когда в деле уже прозвучали имена известных политиков, и мы до сих пор не знаем, как далеко тянется нить распутываемого следствием клубка?

Отступим еще на шаг и взглянем на нашу жизнь глазами стороннего наблюдателя.

Захарченко, Янукович, Пшонка

Захарченко, Янукович, Пшонка

Семья + политика – это тысячи деталей повседневной жизни. Это – громкие свадьбы с участием первого лица и госохраной, отгоняющей назойливых журналистов. Это перекрестные крестины и разветвленное генеалогическое древо взаимного кумовства. Это братские объятия крутых политических перцев. Это позаимствованное из советских времен подобострастное «Папа» в разговорах подданных и челяди о своем державном патроне. Это обмен дорогими подарками, это «кредиты» под честное родственное слово. Это мир, где богатые жены содержат «нищих» мужей-чиновников, а одинокие двоюродные тетки владеют загородными особняками на сто комнат, в которых ютятся бездомные племянники.

Это надежный тыл, потому что родственников в твоем офисе никто не сможет обязать доносить на тебя в НАБУ – сие высокое право гарантировано семье 63 Статьей Конституции.

И это вечная, незаметная нам подковерная борьба фаворитов.

Борьба каинов и авелей за право первой жертвы божеству и торговлю первородством за похлебку. Тяжбы за госсобственность, как за наследство покойной бабушки. Раздел властных полномочий, похожий на дележ детей при разводе. Споры политиков, смахивающие на семейные ссоры вокруг того, как тратить семейный бюджет: на поход в спа-салон или на вечеринку с пивом и друзьями?

Мы так рьяно и красочно пропагандировали ценности семьи, что они стали кровью от крови нашей политики.

И когда мы, публицисты, пишем слово Семья с прописной буквы, то это не дань уважения общественному институту. Это нечто другое. Это признание за семьей (одной или несколькими) уникальных властных полномочий. Именно по этой причине мы пишем с большой буквы – «Верховная Рада» или «Кабмин».

С началом е-декларирования выросли в цене «дальние родственники», которых антикоррупционерам уже не достать. А если попытаются – границы родства раздвинутся еще шире.

Для многих их родня, непомерно разросшаяся и раздобревшая на казенных харчах, и есть нация.

И вот мы уже отступили почти за горизонт, и деревья, с которых мы начали свой рассказ, кажутся совсем незначительными.

Но зато виден весь исторический ландшафт – начиная с позднего украинского средневековья, когда круговая порука семьи проистекала из коллективной ответственности. И за преступление одного весь род мог быть проклят, лишен земли, привилегий и был обречен на вымирание.

В долгие столетия безгосударственности именно украинская семья хранила идентичность, язык, традиции. Но вместе с ней из поколения в поколение передавалась матрица этой круговой поруки, племенной ограниченности, внутривидовой борьбы, кровной мести.

Времена изменились, а мы по-прежнему живем вне государства. И с нашего молчаливого согласия продолжает выстраиваться семейная вертикаль, обескровливающая как параллельная кровеносная система украинскую нацию.

Связанные кровными узами политики и чиновники удивятся, что мы называем это коррупцией. Какая коррупция, воскликнут они! Ведь никто никому никакой мзды не платит. Все строится на светлых чувствах – сыновнем, отцовском или братском долге. Если мы одна семья, то я помогу твоим детям – устрою в вуз и на работу, отмажу от армии и тюрьмы… Бесплатно и безвозмездно. А ты – поможешь моим.

Всей нашей коррупцией движет вечный и не погашенный семейный долг.

И суть не в общности фамилий или антропологической схожести. «Семейственность» – бранное слово, пришедшее из СССР, и означает структуру отношений, основанных на патриархальном рабстве, беспрекословном подчинении, строжайшем запрете выносить сор из избы. Если ты готов к этому, ты – в Семье.

А теперь повернемся к «пейзажу» спиной и заглянем вперед, в туманное будущее. Что нас ждет с таким квази-государством?

…В китайском языке (узнал из книги Мирослава Поповича) есть аж 274 термина, обозначающих разную степень родства. Сложив их как кубики, каждый китаец может узнать, кем ему приходится любой из миллиарда китайцев. Весь Китай – одна огромная семья, с причудливой иерархией, у которой один Отец – император, генсек, Кормчий. Он всемогущ и всезнающ. На этом и зиждется хваленая устойчивость китайской цивилизации.

Владимир Путин / Фото: ТАСС

Владимир Путин / Фото: ТАСС

А рядом подрос новый народ со своим Отцом-недомерком – русский. Только подходящего иероглифа для трутня еще не подобрали.

На наше счастье (или на беду), у нас нет привычки целовать подошвы каждого, кто назвал себя Отцом. Мы уже не сборище бесправных малолеток. Но еще и не демократия. Мы – многоотцовщина и многосемейщина. Где бесконечные украинские монтекки и капулетти отчаянно рвутся на вершину власти и стремительно, обескровленные борьбой, теряют ее.

Они там, на Западе, думают, что у нас горит в глазах патриотизм? А это сверкает воинственная патриархальность и патернализм. Они ищут у нас свободолюбие? А здесь бурлит борьба продажности с непотизмом…

Если мы не остановимся, если не договоримся, что ценности Нации важнее, чем ценности семьи, нас ждет столетняя война междоусобиц. Пока Семьи друг друга не перебьют. Или пока, как тот Маклауд, не «останется только один». Он и станет богом и Отцом – безжалостным, но несущим покой.

Наша ли это судьба?

Путь к пониманию того, что твой дом – не загородный особняк, и даже не хатынка, а вся Украина, а нация и есть твоя семья – это долгий путь.

Мир Нации не так уютен, как согретый мифами мирок семьи. Он холоден и рационален. Ведь нация – не Божий дар, к чему приучили нас историки-«патриоты». Это творение рук, это собрание институций, свод законов и правил. С общего согласия принятых и одинаковых для всех.

Но и оно, это творение, требует любви, а порой и отречения от семьи. Что значит отречения? Это когда ты сознательно идешь на фронт защищать Родину, зная, что можешь оставить семью без кормильца. Когда видишь в детях своих не исключительно свою кровь («я тебя породил, я тебя и убью»), а в первую очередь – граждан своей великой страны. И даже, если ты, будучи чиновником, плюясь и ругаясь, но все-таки публично и легально продаешь бизнес или особняк собственной жене (а такое недавно случилось!) – это тоже шаг к осознанию себя гражданином. И это значит – ты уже не один из 274 оттенков патриархальной серости. Ты уже нечто новое.

Случай в Демидове, казалось бы, не имеет ни малейшего отношения ко всему, что я тут нагородил. Где, мол, государство – а где печальная судьба двух сестер…

Но в нашем мире все взаимосвязано. И если бы в стране царило право, а не обычай, то две враждующих семьи не сошлись бы в клинче. Если бы мы позаботились, чтобы у нас было универсальное демократическое государство, а не родоплеменной строй, то оно – без напоминания взяло бы на себя роль посредника в конфликте и защитника интересов каждой стороны.

И не нужно было бы тогда Ирине Ноздровской с таким надрывом и таким трагическим концом бороться за справедливость. И не было бы возможности у ее убийцы мстить. И не множились бы беды и смерти.

Автор: Евгений Якунов. Киев, УКРИНФОРМ

You may also like...