Бытовой террор

В деле о взрыве пассажирского автобуса в Тольятти остался один подозреваемый — 21−летний Евгений Вахрушев. Именно он нес на себе самодельное взрывное устройство. Вахрушев не был членом преступной или националистической группировки. Бывший отличник вел замкнутый образ жизни. Единственный возможный мотив преступления — обида на жизнь. Если версия верна, то таких терактов в России до сих пор не было Взрыв в политическом заповеднике

Бомб, бомб, — шумел двухметровый финн, размахивая мощными, обильно татуированными руками. А ему всего-то предложили прогуляться по вечернему Тольятти.

— Сказал, что он слишком большая мишень для террористов, поэтому на улицу не пойдет, — сочувственно объяснила переводчица.

В тольяттинской гостинице «Жигули», кроме финна, остановились почти все участники международных соревнований по пауэрлифтингу. Сильным иностранным мужчинам уже сообщили, что неподалеку, рядом с городским парком, взорвали пассажирский автобус.

Утром 31 октября в 8.06 автобус № 2 стоял на светофоре на улице Гагарина в десятке метров от остановки «Кинотеатр “Космос”». Это одно из самых оживленных мест в городе. По маршруту «двойки» располагаются сразу три крупных университета: Волжский университет имени Татищева, Тольяттинский госуниверситет сервиса и Тольяттинский госуниверситет. Именно по этому маршруту едут на учебу в центр студенты из Автозаводского района города. В тот день зеленая «двойка» укладывалась в график, и водитель никуда не спешил. И тут прозвучал взрыв. Самодельная бомба сдетонировала между задней и средней дверьми. Погибли восемь человек, 60 — ранены.

Набор версий, первоначально выдвинутых следствием, был стандартным: «кавказский след», националисты, неосторожное обращение со взрывчаткой, криминальные разборки. Говорили, например, что этот взрыв является результатом криминального передела автотранспортного бизнеса. Мол, автобусные парки и владельцы маршрутных такси не поделили пассажиров. Но в Тольятти всякому известно, что маршрутки давно уже сильно потеснили автобусы и троллейбусы, и муниципальный транспорт им не конкурент. Была версия о том, что подрыв связан с попыткой передела на автомобильном рынке. Дескать, некие силы устроили эту провокацию с тем, чтобы под шумок выдавить чеченцев из города. Эта версия также оказалась несостоятельной. Чеченская диаспора действительно довольно широко и легально представлена в тольяттинском автомобильном и топливном бизнесе, их связи в предпринимательском сообществе весьма прочны, и одним только подрывом автобуса такую задачу решить невозможно. Кроме того, общеизвестно, что местное управление ФСБ и тольяттинская чеченская диаспора еще в 90−х заключили нечто вроде джентльменского соглашения: чеченцы обещали не допускать в городе терактов и ЧП на национальной почве, а спецслужбы в свою очередь — не предъявлять их бизнесу претензий сверх необходимого. Может, это, конечно, и миф, городская легенда. Но факт остается фактом: даже в пору самых жестоких криминальных войн мирные тольяттинцы могли спать спокойно. Только однажды, кажется, шальные пули задели прогуливающуюся супружескую пару — так об этом происшествии город с негодованием вспоминает до сих пор.

О «кавказском следе» говорили скорее по инерции. Предположение о причастности к взрыву сепаратиста Доку Умарова следствие сразу отнесло к разряду второстепенных. По крайней мере, чеченской диаспоры оперативно-разыскные мероприятия не коснулись. Даже в национально-культурный центр «Ирс» никто из оперативников не зашел. Чеченцы, кажется, даже немного обиделись.

В автобусе сработало самодельное безоболочное взрывное устройство. Именно этот факт заставил подозревать, что преступление — дело рук националистов. Ведь аналогичный взрыв произошел в прошлом году на Черкизовском рынке в Москве. Его эпицентром стало вьетнамское кафе. Под обломками его кровли погибли 13 человек, и еще 47 получили ранения. За несколько дней до взрыва на рынке один из его организаторов, Илья Тихомиров, написал в своем дневнике: «Сейчас я планирую провести крупномасштабную террористическую акцию. Цель — убить несколько сотен врагов и остановить приток иммигрантов». Безоболочные взрывы не раз гремели в общежитиях и корпусах МГУ. В ноябре 2006−го — в здании на Воробьевых горах, в лифтовом холле третьего этажа общежития (на девятом этаже саперы обнаружили еще одну бомбу). В январе 2007 года — на кухне общежития МГУ на улице Шверника: по данным следствия, там сработало изготовленное студентом устройство мощностью 50 г в тротиловом эквиваленте. Через две недели — новый взрыв, на этот раз в общежитии на Воробьевых горах: обрушилась часть стены, вылетели стекла на пяти этажах, но обошлось без жертв. Конструкция этой бомбы тоже оказалась идентична черкизовской.

Но версия с националистами тоже зашла в тупик. Националистических организаций в Тольятти нет. Тольяттинские нацболы представлены, по сути, единственным активистом, да и тот сидит в тюрьме. Корреспонденты «РР» нашли по наводке на истфаке ТГУ одного наголо стриженного юношу, который считается в Тольятти чуть ли не рассадником инакомыслия. В качестве достопримечательности интересующимся могут предъявить еще аспиранта, который ездил на «Правый марш» и находится под следствием.

А разговор со скинхедом у нас состоялся примерно такой:

— К вам приходили?

— Странно, чего-то все не идут.

В первые два дня после взрыва следователи активно работали с личными делами студентов ТГУ, в особенности исторического и химико-биологического факультетов. Логика понятна: если и искать подрывников среди студентов, то там, где химичат с историей.

Политические экстремисты? В Тольятти безраздельно царствует «Единая Россия». На вопрос, а нет ли у вас, к примеру, коммунистов или, на худой конец, «Патриотов России», тольяттинцы скорбно отвечают, что они все уже умерли.

Дестабилизировать обстановку в регионе? Для этого понадобилась бы серия взрывов, рассуждают лишенные политического разнообразия тольяттинцы. Вообще говоря, при ближайшем рассмотрении оказалось, что Тольятти, несмотря на все свои прошлые криминальные войны и нынешнюю репутацию жесткого города, оказался в своем роде оазисом спокойствия.

Подрывник-одиночка

Дольше всех не могли опознать 21−летнего Евгения Вахрушева. Его никто не искал, и, казалось, у него нет ни родственников, ни близких людей. Да и от тела остались только голова и часть ноги. Его мать, Надежда Павловна, узнала о случившемся от милиционеров, которые пришли к ней в квартиру на Ленинском бульваре с обыском. На второй день после взрыва стало известно, что в квартире Вахрушевых были обнаружены металлические предметы, визуально схожие с теми, которыми, предположительно, было начинено взрывное устройство. В то время как тела других погибших уже отдали родным, останки Вахрушева все еще держали в милицейском морге.

Евгений Вахрушев приехал с матерью в Тольятти 15 лет назад. Жили вдвоем в маленькой квартирке. Евгений — поздний ребенок. Его отец умер, когда Евгений был еще маленьким, мать набожна. Учился в школе рядом с домом. Потом поступил в социально-педагогический колледж, на факультет иностранных языков. Учился хорошо, а по основным предметам — на «отлично». Интересовался иностранными языками, в основном немецким. Кроме того, говорят, увлекался химией. Книги — сплошь мировая классика. Ремарк, Пушкин, Колридж, Сэлинджер, Ионеско, Ирвинг, немецкие романтики и интернет были, по сути, его лучшими друзьями.

По словам директора колледжа Александра Ноженко, здесь Евгений Вахрушев проучился два с половиной года и был отчислен по семейным обстоятельствам: мама сама пришла к директору и попросила отчислить сына. Почему — непонятно. По словам его соседки, Галины Горовой, Евгений бросил учебу, чтобы пойти работать и помогать матери. По другой версии, его — очкарика, ботаника и заику (еще в школе он серьезно заикался, даже проходил курс лечения) — загнобили сокурсники. По крайне мере, это могло стать причиной его ухода, говорят девушки из параллельной группы. Сверстникам не нравились его рвение к учебе, любовь к книгам, замкнутость в себе. То есть Вахрушев — типичная «белая ворона». Возможности успешно социализироваться у него не было вовсе, и он ушел во «внутреннюю эмиграцию» — к своим любимым книгам и интернету.

Его фотография — кажется, для паспорта — быстро появилась в газетах. Все остальные версии как-то сразу отошли на задний план. Вот он, типичный разночинец: худосочный, желчный, глаза горят презрением и испугом.

— Странный был мальчик,— говорит его соседка. — Друзей и подруг не было, не пил, не курил, все время с папочкой какой-то ходил. Поздоровается всегда, но в глаза не посмот­рит. И сразу — шмыг в квартиру, как мышь.

Непонятный мотив

Маршрут автобуса № 2 проходит мимо колледжа, в котором учился Вахрушев. Мог ли он везти бомбу туда, чтобы отомстить? Спустя два года? Откуда и куда он вез рано утром эту самодеятельную смесь, которую может состряпать любой, кто когда-либо интересовался химией и имеет доступ к несложным реактивам? Конечно, нитроглицерин давно синтезируется подростками — «для опытов» или даже для битв «стенка на стенку», но такого у нас еще не было.

Вахрушев зашел в автобус с большой матерчатой сумкой на той остановке, где вышли студенты ТГУ. Подрыв произошел почти сразу после этого. Если он ехал мстить, почему не довез бомбу? Из-за неосторожного обращения с неустойчивой взрывчаткой? Тогда зачем ему был нужен именно нитроглицерин, да еще в таких опасных количествах? И как он его все-таки собирался использовать?

Самоубийство? Но демонстративные самоубийцы крайне редко уходят из жизни, не оставив объяснения своего поступка.

— Теракт, который труднее всего расследовать, а тем более предвидеть и предотвратить, — тот, цели которого обществу непонятны, смысл которого неясен, причины которого неизвестны, — говорит Алексей Левинсон, руководитель отдела социокультурных исследований «Левада-Центра». — Обычно такие теракты совершают одиночки, которые не видят для себя иных выходов в общество. Этим самым ужасным из способов они посылают миру свой месседж, но мир не может его расшифровать. Акт приобретает вид абсолютно иррационального, а с иррациональным, необъяснимым мы не умеем ни взаимодействовать, ни бороться. Можно вспомнить Чехова, который в записках с Сахалинской каторги описывал мужиков, которые взяли и зарубили всю свою семью. Теперь такие берутся за автомат или взрывчатку.

При обыске в квартире Вахрушева обнаружили массу любопытной литературы: от «Дневника Тернера», настольной книги известного оклахомского убийцы, и «Молота ведьм» до ваххабитской литературы для башкир. Так, по крайней мере, утверждает источник «РР» в следственной группе. Если это правда, то к такому набору можно привязать хоть сатанизм, хоть исламский фундаментализм.

Террористы-одиночки у нас уже были. В январе 2006 года 20−летний москвич Александр Копцев пришел в главную московскую синагогу на Большой Бронной улице и с ножом напал на ее прихожан. Прежде чем его сумели скрутить, Копцев тяжело ранил восемь человек. Впоследствии выяснилось, что молодой человек страдает шизотипическим расстройством, а к преступлению его подтолкнуло чтение антисемитской литературы и интернет-сайтов. Дома у него было найдено большое количество соответствующих книг и символики, при этом ни к каким организациям Копцев не принадлежал.

19−летний террорист — участник организации взрыва на Черкизовском рынке — в своем личном дневнике демонстрирует набор вполне обычных подростковых проблем с самооценкой, с желанием доказать, что он не «вошь» и имеет право быть мужчиной. Он писал: «Но я понял, что у меня нет воли и характера, я не могу ударить первым, я боюсь драться. Странно, что я не гей, хотя характер пидорский». Нацистские идеи здесь — всего лишь прикрытие вполне обычных, до безумия обостренных подростковых психологических проблем. Теперь мы, вероятно, столкнулись с терактом, который не имеет идеологического прикрытия. Терактом как таковым.

Опаснее ваххабитов

За несколько лет противостояния северокавказским экстремистам российские спецслужбы приобрели большой опыт борьбы с ними. Преступления, совершенные с помощью взрывчатки, сегодня успешно расследуются, а чаще всего и пресекаются еще на стадии подготовки. Спецслужбы поименно знают потенциальных заказчиков и исполнителей терактов; им хорошо известны места возможных атак, а также тип используемой взрывчатки и способ приведения ее в действие.

Ваххабиты и северокавказские сепаратисты, например, предпочитают одну и ту же, так называемую арабскую систему подрыва. У всех диверсантов из этой категории были одни и те же учителя — инструкторы-арабы, приезжавшие в Чечню в середине 90−х.

«Арабская» бомба предполагает использование подручных материалов: селитры, которую еще недавно можно было купить в любом магазине удобрений, и наполнителя, в качестве которого подойдут сахарный песок, мука или алюминиевая пудра. Взрывчатка перемешивается с болтами и гайками, укладывается в ведро или пластиковую бутылку и заливается сверху строительной монтажной пеной. Взрыв инициируется с помощью армейского электродетонатора, а ток к нему подается от аккумулятора, вмонтированного в бомбу мобильника. С помощью сигнала с другого телефона обеспечивается и дистанционное управление бомбой.

«Арабская» схема долгое время безнаказанно использовалась террористами, но сегодня спецслужбы прекрасно знают, как расследовать и предотвращать подобные взрывы. Например, селитру в магазине уже не купишь, как 5 лет назад. На болты и гайки, которыми начинена бомба, обязательно отреагирует металлодетектор, а они сегодня установлены едва ли не во всех местах массового скопления людей. На особо охраняемых объектах работают системы подавления сигнала мобильной телефонной связи, делающие невозможным инициирование взрыва. Наработаны и специализированные оперативно-следственные методы раскрытия «арабских» терактов.

Сегодня для специалистов не составляет труда и вычислить потенциального террориста из так называемой радикально-националистической тусовки. Все члены нацистских экстремистских группировок состоят на «профучете» в соответствующих ведомствах, и о большинстве затеваемых ими акций с использованием взрывчатки спецслужбы узнают еще на стадии подготовки. Кроме того, «славянские» экстремисты обычно используют для терактов штатные боеприпасы времен Великой Отечественной войны, добытые близкими им «черными» копателями, или выплавленный из этих же снарядов тол. Копатели и все их клиенты, в свою очередь, тоже «под колпаком».

А вот бороться с доморощенными бытовыми террористами спецслужбы еще не научились. Эти люди не заявляют публично о своих проблемах и методах их решения, которые они наметили. Они не фигурируют в сводках милицейских задержаний и не состоят ни на каких профилактических учетах. Такие бомбисты не вызывают подозрений в обществе, на садящегося в автобус сутулого скромно одетого русского паренька с рюкзачком за плечами вряд ли обратит внимание даже самый строгий милиционер.

Террор — это всегда бессмыслица

Если будет подтверждена версия террориста-одиночки со смутными идейными мотивами, значит, к нам пришла беда, о которой мы до сих пор знали только из сводок американских новостей. Массовые расправы «проблемных подростков» в школах США стали почти привычными. А 16 апреля этого года студент Чо Сын Хи устроил настоящую бойню в стенах Вирджинского университета. Тогда погибли 32 человека. Студент тоже был «проблемным», об этом знали университетские психологи, но такого предвидеть не могли. В полицию потом поступило множество звонков, в которых неизвестные грозились превзойти «подвиг» вирджинского убийцы. Насилие, каким бы отвратительным оно ни было, имеет свойство становиться примером для нового насилия.

Серия «чеченских» терактов в 1999–2004 годах стала образцом для терактов националистических. Тут действует извращенная логика Раскольникова: я тоже «право имею». Но террор — это же только метод, а не причина.

— Я бы остерегался говорить, что подозреваемый молодой человек — террорист-одиночка, — говорит Сергей Ениколопов, заведующий отделом медицинской психологии Научного центра психического здоровья РАМН, член Международного общества по изучению агрессии. — Он уже покойный, и на него могут повесить преступление. Но в принципе это возможно: уровень агрессии в нашей стране чрезвычайно высок. Тому есть исторические причины: у нас агрессивность постоянно подогревалась — Гражданская война, Вторая мировая, половина населения прошла через лагеря. В 90−е годы на нас обрушилось гигантское количество фильмов с насилием и жестокостью, а иммунитета никакого. Сейчас тогдашние дети стали молодыми людьми. К тому же прибавилось много проблем, связанных с социальным расслоением, успех в обществе никогда еще так однозначно не связывался с демонстративным богатством, которое недоступно большинству. И все молодые люди, которым такие вещи интересны, чувствуют себя аутсайдерами, убогими. А способ разрешения внутреннего кризиса предлагается один — насилие. Если человек интеллектуальный и его не удовлетворяет современная социальная система, он тоже может прийти к терроризму. Так в 60–70−х годах молодые люди пришли в немецкие и итальянские террористические организации, направленные против собственных государств. Ульрика Майнхоф два года завоевывала «Золотое перо» на конкурсах молодых журналистов Германии, а потом стала руководителем немецкой террористической группы «Красная Армия».

Мы привыкли, что террор — вещь идейная, его можно объяснить. Так легче, можно спать спокойно. Конечно, если вы не москвич, не житель Северного Кавказа, не приезжий с восточной внешностью, не еврей и т. д. Объяснение всегда в чем-то сродни оправданию: так можно считать, что смерть — это чужая проблема. Одних идейный террор пугает, других завораживает «идеей», порождая новые бойни. На самом же деле террор всегда абсурден, всегда гибнут случайные и невинные люди. Взрыв в Тольятти вынуждает нас обсуждать жизнь и смерть совсем на другом уровне, чем «политику» с ее мотивами и страстями.

Согласно исследованиям одного из ведущих мировых криминалистов Нильса Кристи, как только потенциальный преступник получает шанс увидеть в жертве человека — такого же, как он, а не абстрактного врага, — вероятность преступления стремительно снижается. Одно дело — считать себя «идейным» героем компьютерной «стрелялки» или ненавидеть всех вокруг, другое — стать убийцей Человека. Бороться с террором по-настоящему, а не просто ловить отдельных террористов, можно только через «очеловечивание» нашей жизни, через снижение уровня отчуждения, агрессии, «абстрактного» и «идейного» оправдания насилия. Важно увидеть лица погибших, почувствовать, какая ужасная беда произошла.

Сергей Маринин, Игорь Найденов, Евгений Насыров , Эксперт