Донбасские качели: С оккупированных территорий на «большую землю» и обратно

Переселенцев из оккупированного Донбасса уже более полутора миллиона. Это официальные цифры государственных служб, в которые обращаются украинцы-беженцы. Такая статистика неполна – волонтеры предлагают прибавить к количеству зарегистрированных переселенцев еще миллион. Почему многие переселенцы не могут определиться, где им жить, и кочуют туда-сюда через линию разграничения. 

Среди причин эвакуации сами беженцы, наравне с угрозой жизни из-за боевых действий, называют дороговизну всех товаров, включая жизненно необходимые, а также нежелание оставаться в оккупации под властью террористических банд.

Уже в самой Украине беженцы сталкиваются иногда сталкиваются с бытовой дискриминацией, но главной проблемой украинцев из Донбасса стала простая социальная необустроенность, отсутствие жилья и работы.

Потеряв вместе с имуществом приемлемый социальный статус, граждане Украины, покинувшие зону военных действий, не стали объектом пристальной заботы государственных структур. Оказавшиеся в подобных неблагоприятных условиях эти украинцы зачастую возвращались в оккупированные города. В том числе и этими миграционными «качелями» можно объяснить оживленное передвижение через линию разграничения.

Юлия, преподаватель английского из Луганской области:

«В родном городе я преподавала на языковых курсах. С началом боевых действий мы с семьей перебрались в Киев. Вынуждены были покинуть столицу и на зиму вернуться домой из-за дороговизны жилья. Весной 2015 года мы снова перебрались в Киев, но подошли к переезду основательно – заранее искали работу, искали недорогое жилье в пригороде и нашли его у порядочных хозяев. Сейчас я и муж нашли хорошую работу, дети ходят в школу. Кстати, к волонтерам за помощью не обращались принципиально, думаю, что у них на попечении достаточно людей, которые оказались в более затруднительном положении».

«Вы тут никому не нужны»

Тяжелее всего пришлось тем украинцам, у которых нет родственников на незатронутой войной территории. Переселенцы, среди прочего, отмечают наиглавнейшую роль волонтерских организаций в расселении и трудоустройстве беженцев.

Вариантов обустройства на новом месте было немного. В качестве жилья предлагались детские лагеря, пансионаты и санатории, хотя преимущество в данном случае имели семьи с детьми. Рынок недвижимости в свою очередь моментально отреагировал ростом цен на аренду доступного жилья. Летом 2014 года полтавскую двухкомнатную квартиру в так называемом «жилом» состоянии можно было арендовать за 2500 – 3000 гривен. Еще зимой того же года стать временным хозяином подобного жилья можно было за 1800 – 2000 гривен в месяц.

Беженцы расселялись в районных центрах, где жилье стоило копейки, но украинская глубинка депрессивна и найти в ней работу, сопоставимую по зарплате с довоенным Луганском или Донецком было практически невозможно. Украинцы, покинувшие зону АТО, отмечают материальную помощь от местных громад, но от государства они получили лишь копеечные выплаты. С наступлением осени 2014 года поток возвращающихся в оккупированный Донбасс украинцев значительно вырос. Многие украинцы, не внесенные в списки «врагов народа» в террористических республиках, вынуждены были вернуться домой.

Средства массовой дискриминации?

Роль СМИ в формировании неприглядного образа переселенца переоценить трудно. Имеющие порой криминальный характер инциденты с недобросовестными беженцами из Донбасса находили подробное отображение в сюжетах национальных телеканалов. В 2014 году в информационном пространстве практически не было спикеров, которые могли отстаивать права беженцев и противодействовать сегрегации украинцев по признаку прописки.

С началом войны начал формироваться и специфический язык ненависти, ставший на некоторое время официальным языком как сепаратистской, так и проукраинской пропаганды. «Лугандоны», «вата», «сепары» — такие ярлыки употреблялись не только к вооруженным сепаратистам и их сторонникам, но и огульно ко всем украинцам из оккупированных территорий.

Антон, сотрудник автосервиса, беженец из Луганска:

«Я приехал в Харьков в августе 2014 года, а моя жена с ребенком – двумя месяцами раньше. Соседи называли нас «бендеровцами», хотя по национальности я и жена – русские. Мы патриоты Украины, всегда были наблюдателями на выборах. Когда захватили СБУ мы поняли, что началось страшное время – будет война. Приехав в Харьков, я устроился на работу в автомастерскую и столкнулся с результатом травли переселенцев – кто-то украл деталь, а я первый попал под подозрение. Вора нашли, а меня тягали пять раз в милицию. Потом даже не извинились».

Станислав Федорчук

Историк Станислав Федорчук в своём интервью informator.lg.ua отмечает: «Чтобы единая страна состоялась, необходимо признать отсутствие второсортных или ненужных граждан или территорий. Сейчас создается видимость того, что путем передачи террористам территорий мы якобы расплачиваемся жизнями «лишних граждан» и, тем более, землями».

Свой, да не свой

В формате околовоенного дискурса беженцы-патриоты и беженцы, нелояльные к Украине, оказались объединенными в отдельную касту подозрительных граждан, чьи права логично бы и ограничить. Радикалами от журналистики было выдвинуто обвинение в том, что граждане Украины, жители Донбасса, не остановили агрессивных сепаратистов голыми руками. При этом не берется во внимание, что первые добровольческие, тогда еще неформальные, объединения патриотов состояли преимущественно из выходцев с востока страны.

Сейчас украинцы с пропиской в оккупированных населенных пунктах воюют в ВСУ и Национальной Гвардии, работают в волонтерских организациях, украинских СМИ.

Филипп, военнослужащий ВСУ: «Я трижды писал заявление в военкомате, но мне оказывали в приеме на службу. Как только стало ясно, что мобилизация срывается, а никто из «диванных патриотов» не готов взять в руки оружие, обо мне сразу вспомнили. Воюю плечом к плечу с такими же украинцами, как и я. За время, что я в АТО, ни один побратим не сказал плохого слова в мой адрес. Со мной рядом парни со всей Украины – Тернополь, Херсон, Донецк, Запорожье. Скорее всего, мы такой народ – можем объединиться только перед лицом реальной угрозы».

Если на фронте ни языковые, ни культурные различия не приводят к конфликтам, то в мирных городах Украины противоречия между местными и беженцами остаются – пускай и на бытовом уровне. К примеру, на сайтах о недвижимости встречаются объявления о сдаче в аренду жилья с оговоркой — «не для переселенцев с Донбасса». Помимо явного нарушения закона, авторы таких объявлений своими действиями наносят пусть и незначительный, но вред вопросам национальной безопасности, направляя граждан Украины, которые оказались в беде, в объятия сепаратистской пропаганды. Лозунг «Єдина Країна – Единая Страна», обозначивший в начале российской агрессии против Украины позицию большинства украинцев, ставится под сомнение подобными действиями таких же украинцев, как и беженцы из Донбасса.

Куда ехать, если некуда ехать?

В обывательском представлении беженец – это молодой человек с сумкой личных вещей наперевес, который должен на каждом шагу доказывать свою проукраинскую позицию. Действительно, не обремененному семьей и пожилыми родителями переселенцу обустроиться в мирном городе нетрудно. Гораздо сложнее, если связь с домом в оккупации сильнее простой ностальгии.

В случае с Вероникой из Алчевска таким «якорем» стала её бабушка, нетранспортабельный инвалид первой группы:

«Бабушка отличается от большинства пенсионеров в Алчевске – она не ходила на так называемый референдум не только потому, что передвижение по городу для неё затруднено из-за болезни, но и по убеждению. Когда зимой 2015 года для нас открылось «окно возможностей» (нас мог принять один благотворитель из Черновцов), мы не могли получить пропуска из зоны АТО, а когда мы, наконец-то, их получили – предложение отпало. Недождавшись нас, хозяин дома поселил и нашел работу семье из разрушенного Дебальцево».

Вероника работала в Киеве, но вынужденна была перебраться обратно в Алчевск – её бабушке необходим постоянный уход.

Шансов обустроиться в Украине у таких как Вероника практически нет. В крупных городах беженцы составили конкуренцию на рынке труда, а в городах поменьше ситуация с вакансиями просто катастрофическая. На фоне перманентного экономического кризиса найти работу с нормальной оплатой труда практически нереально. Журналист Сергей Сакадынский предполагает, что ситуация для необустроившихся беженцев может стать еще хуже.

Сергей Сакадынский

Сергей полагает, что «Яценюк озабочен тем, что переселенцы злоупотребляют щедростью государства. Притом, что «щедрость» сводится к выплате поистине гигантской суммы — 442 гривны в месяц в течение полугода. Поэтому переселенцев решено ещё раз пересчитать и, если что не так — наказать, лишить этой подачки». Так редактор издания «Политика 2.0», побывавий в плену у банды «Бэтмена», прокомментировал поручение премьер-министра пересчитать переселенцев, которые получают мизерную компенсацию от государства.

Гражданские активисты из числа беженцев настаивают на том, что свои права те должны защищать сами. Более того, беженцы могут активно включаться в общественную жизнь и самостоятельно преодолевать информационный вакуум вокруг своих проблем. Сформировавшееся у местных властей представление о переселенцах как о нахлебниках, в электоральном плане неинтересных, нашло реализацию вследствие недопущения беженцев к местным выборам. Правозащитники высказывают идеи об объединении усилий благотворительных организаций, могущих в перспективе влиять на политику правительства в сфере регулирования прав беженцев и их интеграции местные громады.

Впрочем, исходя из информации на сайте Министерства социальной политики, важнейшей целью реализации «Комплексной программы интеграции, социальной адаптации, защиты и реинтеграции внутренне перемещенных граждан на 2015-2016 гг.» обозначено: «СТИМУЛЮВАТИ ПОВЕРНЕННЯ ВНУТРІШНЬО ПЕРЕМІЩЕНИХ ОСІБ ДО МІСЦЬ СВОГО ПОСТІЙНОГО ПРОЖИВАННЯ».

Не вполне ясно, что имели ввиду авторы этого документа и когда должно состоятся возвращение беженцев в места постоянного проживания, но создается впечатление, что достижение этих целей действительно стоит на повестке дня сегодняшнего.

Как только, так сразу

Социологи заявляют о 52% беженцев, готовых вернуться домой, как только оккупированные территории Донбасса окажутся снова под контролем украинских властей. К таким результатам пришли специалисты центра TNS Ukraine. Социологи утверждают, что еще 36% украинцев, пострадавших от российской агрессии не смогли ответить положительно либо отрицательно на вопрос о своем вероятном возвращении. 14% респондентов категорически не допускают своего возвращения, мотивируя свое решение нежеланием жить бок о бок с «сепаратистами».

Активист «Харьковской правозащитной группы» Янина Смелянская из этих 14-ти процентов. «Скорее всего не вернусь, более того — я уже даже не считаю себя переселенкой, потому как период адаптации прошел полностью – говорит Янина и добавляет — А есть ли смысл возвращаться? Даже если там снова «будет Украина», то мозги у тамошнего народа отформатировать невозможно».

Янина Смелянская

Янина считает, что в глазах местного населения все равно будет оставться «изгоем и предателем Русского мира», а пока «о том, чтобы вернуться даже речь идти не может».

Что касается беженцев, чья политическая или общественная деятельность не была направлена против оккупантов и их местных пособников, то для своего возвращения им достаточно стабилизации ситуации и нормализации цен на необходимые товары. Как отмечают волонтеры, около 90% испытывают проблемы с жильем, что и обуславливает нестабильные житейские обстоятельства.

Погружаясь в проблемы переселенцев, поневоле рассматриваешь таковые как экзамен для украинского общества на гражданскую состоятельность. Первый экзамен провален. Зерна вражеской пропаганды, посеянные в трагический для истории нашего народа момент, дали всходы безразличия и враждебности друг к другу. Впрочем, не прибегая к избитой фразе про «луч света в темном царстве», можно обозначить и уникальный для нашего гражданского опыта феномен волонтеров. Именно они на своих плечах выносят груз колоссальных проблем, которые правительству удается не замечать.

Автор: Микита Пидгора, «Реальная газета«