Под «фанфурики». Как трезвеет Россия

Россия спивается, и «концепции государственной политики» не способны остановить этот процесс. А вот более конкретные меры, принятые в некоторых населенных пунктах российского Севера, дают результаты.


 

 
 
 
Пьянство – бич и провинции, и больших городов. Тот, кто раньше просил на хлеб, теперь просит на выпивку. Это не стыдно  
   
   
   
Здание общины христиан-трезвенников братца Иоанна Чурикова в поселке Вырица под Петербургом (внизу) и сам братец (вверху)  
 
   
   
Жители Четы пришли на кладбище, чтобы традиционно отметить церковный праздник – Родительский день  
   

Скоро год, как в России развернута антиалкогольная кампания. Документ под названием «Концепция государственной политики по снижению масштабов злоупотребления алкоголем и профилактике алкоголизма среди населения Российской Федерации на период до 2020 года» вторгся в жизнь каждого пьющего россиянина.

Государство намерено ликвидировать нелегальный алкогольный рынок и уменьшить потребление спиртного. Установлена минимальная цена бутылки водки в 89 рублей. Обязательными для регионов стали ограничения по месту и времени торговли алкоголем: с 23 часов только в ресторанах.

Запрещено размещать на этикетке информацию об оздоровительных свойствах алкогольных напитков. На подходе увеличение акцизов на этиловый спирт. Есть энтузиасты, мечтающие привлекать к общественным работам выпивших подростков и запретить снимать фильмы, в которых герои употребляют спиртное.

Бизнес после 11-ти

В начале прошлого века уровень потребления алкоголя в России был одним из самых низких среди развитых стран. Все последующие антиалкогольные кампании не привели ни к чему хорошему. «Сухой закон», вводившийся в 1905 и 1914 годах, по странному, но, возможно, закономерному совпадению завершился двумя русскими революциями. В 1972 году грянула первая советская кампания: водка подорожала, производство ее сократилось, а продавали только с 11 до 19 часов.

Но даже система принудительных ЛТП не отучила народ потреблять ее. К началу горбачевских реформ страна выпивала по 5,4 литра спирта в год на человека. С началом искоренения пьянства наркологи зафиксировали бурный рост потребления суррогатов и первую волну массовой наркомании. В девяностые годы водка продавалась уже в любом ларьке. Изголодавшийся народ бросился наверстывать «упущенное» и в три раза превысил дореформенные показатели.

Сегодняшнее возвращение к не оправдавшим себя директивным методам борьбы с пьянством выглядит странно. Искусственное ограничение рынка всегда приводило к росту нелегального производства, а не к его исчезновению. В Петербурге запрет на продажу крепкого алкоголя после 23 часов привел лишь к возрождению левой торговли в ее советском варианте.

22.55. Алкогольный отдел в магазине у станции метро «Приморская». Очередь из пяти человек с нетерпением поглядывает на часы. Через пять минут продавщица закроет занавеской бутылки с крепким алкоголем.

– Кому пива, пропустите! – волнуется мужчина с портфелем. – Меня мужики убьют, если не успеем.

В магазин ворвался парень в «зенитовской» футболке, взглянул на очередь, на часы, оценил свои шансы и сказал три матерных слова сопровождавшей его девушке. Девушка объясняла, что не умеет бегать на каблуках.

– Возьми пива, завтра же на работу, – взывала она к голосу разума.

В Питере – 22.57. Мужчина, до которого дошла очередь, попросил две бутылки коньяка и начал мучительно долго выбирать между ними.

– Бери обе, одну я куплю, – замахал кто-то из стоявших сзади.

– И нам купите пять «Флагманов», – «подсказали» двое подростков лет шестнадцати.

22.59. Юноша, пришедший последним, пошел на таран. Он подошел к прилавку с левого фланга, положил перед продавщицей две сотни и быстро пробубнил: «Дайте «Синопскую», сдачи не надо». Очередь взорвалась, юноше объяснили его место. А продавщица отсчитала сдачу за две бутылки коньяка и уронила каменное слово «всё».

23.01. Продавщицу нежно называют «мамой», «графиней», «прекраснейшей», ей обещают контрамарку в БДТ и абонемент в бассейн. Она качает головой: работа ей дороже. Отвергнутый очередью парень заказывает двухлитровый «акваланг» крепкого пива. Двое подростков переглянулись: «Ну что, к «Перекрестку?». В километре есть круглосуточный супермаркет, возле которого спекулянты предлагают водку на сто рублей дороже.

Трое ханыг с огромными спортивными сумками рассказывают, что за выходные у них уходит 500 бутылок крепкого алкоголя. Это не менее 50 тысяч рублей. Не будь антиалкогольной кампании, они спали бы сейчас дома. А так общаются на воздухе осенней ночью, выпивают «для сугрева», продают неизвестно что и не платят никаких налогов. Мужчину, который пытался предъявить им претензии по поводу качества приобретенного спиртного, увезли на милицейском «козелке».

Кто брезгует ходить к таким типам, может заказать водку вместе с такси. По отзывам в Интернете легко проследить, в каких конторах водители возят спиртное. При этом они ничем не рискуют: кто докажет, что это на продажу?

Можно найти в рекламной газете объявление «Доставка продуктов на дом. Круглосуточно». Часто за ним стоит владелец «Жигулей» без признаков юридического лица. Да и хозяевам некоторых магазинов, особенно «подвальчиков» на тихих улицах, запрет не указ. Доход от торговли такой, что и лицензию потерять не страшно.

«Трио» на троих

Поселок Угловка (Новгородская область) находится на железнодорожной станции на полпути между двумя столицами. О местной безысходности рассказал Андрей, с которым я познакомился на автозаправке. У него обычная для глубинки история: начал пить после армии, за год пропил все, зашился. Выучился на водителя, устроился на работу, женился, три года обрастал имуществом, потом все пропил, уволился, развелся, зашился. Снова нашел работу, женился, развернулся, потом сорвался, все пропил, зашился. Не пьет уже полгода.

В Угловке за последние восемь лет население сократилось с 3,5 до 3 тысяч человек. Местные начальники разводят руками: слишком много в поселке стариков, чего вы хотели? Это не совсем так: восемь лет назад половина жителей поселка была моложе сорока лет, а сейчас таких менее 30 процентов. Во всех справочниках градообразующим предприятием называют Угловский известковый комбинат. Но по обороту лидирует ООО «Трио», производящее спиртосодержащие технические жидкости (стеклоочистители, растворители и т.д.).

– Видите заводик с металлическим забором? – показывает местная дачница Марина Алферова на огромные алюминиевые цистерны. – Там полсотни наших мужиков работают. Спиртяга оттуда расходитсМя по окрестным селам. Ее многие пьют, потому что стоит она дешевле водки – 20-30 рублей, а то и просто даром.

По словам местных жителей, лет пять назад один милицейский генерал разъяснил методику борьбы с суррогатным алкоголем: добавлять в технические жидкости денатурирующие добавки, дабы вкус, цвет и запах отпугнул потенциальных потребителей. Замдиректора ООО «Трио» Сергей Жданов вырос в этих краях, но уже 20 лет живет в Петербурге.

По его словам, спирт для производства используется пищевой, вся продукция сертифицирована, но для употребления внутрь, естественно, не предназначена. Было время, когда многие производители использовали денатурирующую добавку диэтилфталат, чтобы избегать акцизного налога на спиртное. В итоге оптовая цена пяти литров чистящего средства для ванн стоила 200 рублей, а подпольные бутлегеры делали из нее ящик паленой водки. Но с 2003 года использовать диэтилфталат запрещено.

– Стеклоочистители, говорите, пьют? – вопрошает Жданов. – А я-то чем виноват? Я своим рабочим нормальную зарплату плачу, без задержек, они могут позволить себе нормальную водку. Но ведь другие мозги я им не вставлю.

– На заводе по спирту отчетность, за проходную выносят в основном в себе, – говорит Иван, который работает на заводе. – Конечно, сначала страшно «серебрянку» пить. Но организм постепенно привыкает. Если все ее пьют, то как отказаться?

«Серебрянкой» в Угловке называют денатурат. Купить его в деревне можно с рук, а можно и в местном магазине. Последний находится в двухстах метрах от заводика, но технических жидкостей местного производства на прилавке нет. Зато на доске объявлений значилось: «Магазин помогает в организации ритуальных услуг (венки, гробы, цветы и др.)». Помимо помощи в ремонте обуви, в сельпо помогают наносить фотографии на эмалированную поверхность. В Угловке, Стегново и Березовке живут 8 тысяч человек, а такого рода заказы поступают в среднем раз в неделю.

В этих местах два кладбища – «новому» чуть больше двадцати лет, а оно уже занимает пару гектаров в лесу. «Помним, любим, скорбим» – стандартная плита производства местного известкового комбината возвышается над каждой второй могилой. Люди почему-то не живут здесь дольше 40 лет, хотя в советские годы хоронили 80-летних долгожителей, переживших коллективизацию, оккупацию, войны и голод.

В районной больнице в Окуловке мне рассказали, что никому из жителей Угловки за последнее время не ставили диагноз «отравление».

– Обычный диагноз – инфаркт или инсульт, – объяснила сотрудница больницы. – Никто особо не удивляется, когда такой диагноз фиксируется у людей до тридцати лет. Вскрытие производят нечасто. Я слышала, что у алкоголиков, которые пьют денатураты, страшные повреждения внутренних органов. Но никто не хочет привлекать к этому внимание, иначе приедут проверки.

Проверок медики боятся: не забылась еще история с эпидемией «токсического гепатита» в соседнем Пскове четыре года назад. Тогда даже профессиональные наркологи говорили о новом заболевании. Хотя суть «эпидемии» заключалась в отравлении алкогольными суррогатами. В результате только в Псковской области скончались более 50 человек и тысяча пострадали.

У входа в псковский кремль мужчина неопределенного возраста клянчит мелочь и предлагает провести экскурсию по Свято-Троицкому Кафедральному собору и крепостным стенам.

– Я коренной пскович, – утверждает экскурсовод. – Лучше меня никто кремль не знает.

– А что будете пить на заработанные деньги? – поинтересовался я.

– Спиртягу, – говорит, – сосед продает за 50 рублей литр.

– А вы про токсический гепатит слышали?

– Ерунда это все!

Сотрудник псковской милиции поделился:

– Обычному человеку не понять, что есть люди, готовые пить «льдинку» за 30 рублей вместо коньяка за сто. Когда началась «эпидемия токсического гепатита», все силы были брошены на поиск производителей и продавцов суррогатного алкоголя. А что их искать, если они в каждом подъезде? Я видел железную дверь с табличкой: «Водку продают в квартире такой-то, сотрудникам милиции и прокуратуры скидки». В результате операции «Суррогат» изъяли тысячи литров, задержали сотни людей, но никого всерьез не наказали.

Столица трезвости

10-тысячный поселок Вырица под Петербургом часто называют «столицей мировой трезвости» – здесь уже 118 лет базируется община христиан-трезвенников братца Иоанна Чурикова. При этом в каждом пятом вырицком доме гонят самогон, а одна из цыганских «точек» по продаже героина находится в двухстах метрах от резиденции чуриковцев, вера которых исключает насилие.

Местный терапевт Нина Шевцова говорит, что редкий мужчина в Вырице не имел проблем со спиртным. Прошлым летом здесь даже утонул нетрезвый милиционер.

– Почти все пьющие посещали собрания чуриковцев, – рассказывает Шевцова. – Поначалу многим там нравилось, и они вполне сознательно отказывались от спиртного. Но через несколько месяцев человек начинал скучать. А если еще и неприятность случится, с женой конфликт или с работы уволят, то большинство снова шло в магазин за водкой.

Чуриковцы не предлагают научных методик избавления от алкоголизма. Их вера держится на одном ките: пить грешно. Пьянство связано со всеми смертными грехами, а выпивший не войдет в Царство Божие – так учил братец Иоанн Чуриков.

Зажиточный самарский крестьянин Иван Алексеевич Чуриков начал проповедовать трезвость в конце XIX века. Когда ему исполнилось 33 года, дела пошли неважно, а супруга тронулась умом. Чуриков раздал имущество, надел вериги и пошел в Петербург. В столице он нашел тысячи последователей среди обитателей городского дна, считавших его святым. В 1906 году их усилиями появился нынешний особняк общины в Вырице: голубое двухэтажное строение с резными башенками и крестами на печных трубах.

В своих проповедях Чуриков осуждал использование вина для причастия, и православная церковь его прокляла. Большевики, наоборот, увидели в чуриковской артели прообраз коммуны. Вплоть до 1929 года у чуриковцев было огромное хозяйство: телята, коровы, свиньи (план коммуны и сейчас висит на видном месте). Позднее они сошли за «кулаков», а осужденный Чуриков сгинул в ГУЛАГе. Особняк вернули только после перестройки. Все советское время последователи святого братца держались своей веры – не пили. В выступлениях лидеров общины часто звучит досада, что в Госдуме и Кремле опытом Чурикова не интересуются.

На иконостасе в зале собраний – Чуриков в центре, Христос и Дева Мария по бокам. На огромном плакате пояснение: «117 лет Всенародной проповеди Господа Братца Иоанна по отрезвлению народа, за что страдали Пророки, Христос, Апостолы. Это второе пришествие Христа». К полудню по воскресеньям здесь собирается человек сто. У одних братьев ясный взгляд, а вот напротив расположился, обхватив голову руками, мужчина лет тридцати, в резиновых тапках на босу ногу. Вчера он явно злоупотребил.

Причастие новообращенных совершается при помощи сахара – как ни страшно это звучит для пришедших сюда с похмелья. Потом прихожане складывают на блюдо записочки со своими желаниями и поджигают их под гимны в честь «дорогого братца».

– Главное – самому решить завязать, а дальше вера поможет, – пояснила Ирина Кулефеева. – Вот в Вырице столько алкашей кругом, а ведь никто в наш дом не пришел буянить и бутылкой не кинул. Потому что знают, что в грехе живут, и рано или поздно все здесь будут.

Сама Ирина ходит на собрания второй год, а спиртное перестала употреблять лет десять назад – и с тех пор не хотелось. Зачем ходит? Просто нравится атмосфера.

Из лекций следует, что чуть ли не каждая ветхозаветная история – это призыв к трезвости. Содом и Гоморра погрязли в грехе, то есть, по мнению лектора, в пьянстве – и вот Божья кара. А брат наш Федор Иванович бросил пить и стал приличным человеком – инженером на Кировском заводе.

– Братец наш дорогой говорил, что алкоголь – великий притворщик, который обманывает нас и делает слабыми, – вещал лектор. – Сколько людей он угробил, довел до цирроза и паралича! А скольких людей этот гнусный разбойник разорил, пустил по миру, загнал в тюрьмы и больницы! Пьяница мерзок Богу, беден, и дети его несчастны. Но братец наш, как и Христос, никого от себя не отталкивает, всем помогает.

Подобные речи звучат часами. Вдруг встал и выскочил из зала нескладный парень с пустыми глазами. Но на лестнице его настигла благообразная старушка.

– Ты куда, Миша?

– Попить хочу, не могу больше, – он тяжело дышал.

– Не надо никуда ходить, – настойчиво молвила старушка и показала на мойку под фотографией братца Чурикова. – Вон водички святой попей.

Страдалец выпил несколько стаканов и вернулся в зал. Люди вдруг вскочили, вскинули правые руки и хором троекратно проскандировали: «Я отвергаю пьянство!» Только мужчина напротив по-прежнему держал руками голову.

Когда разъезжались, уже стемнело. Страдалец, пытавшийся сбежать в середине собрания, покидал здание в окружении конвоя из семи пожилых женщин.

– Ты не ходи к ней, Миша, – отговаривал его конвой. – Сходи лучше поспи. День тяжелый был!

Почти ни грамма

В Великом Новгороде местные «анонимные алкоголики» около двадцати лет добиваются от властей хоть какого-то помещения для собраний. Одно время их проводили в затопленном подвале, потом «анонимщиков» приютил священник церкви Бориса и Глеба отец Олег, а летом они кочевали с палатками по природе. Сегодня новгородские трезвенники влились во всероссийскую организацию «Нет алкоголизму и наркотикам!».

Каждое собрание «анонимных алкоголиков» посещает около тридцати человек. Но на учете с диагнозом «алкоголизм» состоит около шести тысяч новгородцев, почти треть – женщины. Тенденция последних месяцев печальна: поставлено на учет 67 новых пьяниц, а снято в связи со стабильным трезвым поведением всего 9 человек. 266 человек, стоявшие на учете, умерли.

Каждый, кто приходит на собрание, – главный человек на сегодняшний день. Никто не дает зарока никогда больше не пить. Для начала стараются продержаться день, два или даже несколько часов. Для человека, который приходит впервые, часто неприемлема мысль о том, что он больше не выпьет ни разу в жизни. Путь к дальнейшему выздоровлению пролегает через программу «12 шагов», когда человек постепенно привыкает не пить нигде, ни с кем и ни при каких обстоятельствах. Вечером на берегу озера Ильмень проходят трезвые гулянья: с бубликами, самоваром и песнями под гитару.

– Меня зовут Татьяна, я – алкоголичка, – улыбающейся молодой женщине явно нет тридцати. За последние пять лет она не выпила почти ни грамма. Почему почти?

– В прошлом году зимой провалилась под лед, – рассказывает она. – Чтобы я не замерзла, мужики в меня стакан водки влили. Я тогда испугалась, что из-за этого снова начну пить, отчего мое отвращение к спиртному только усилилось.

– А почему ты говоришь, что алкоголичка? – спрашиваю я.

– Бывших алкоголиков не бывает, – отвечает Таня. – Никто из нас не может сказать, что излечился. Люди и после пятнадцати лет срываются.

Новгородские «анонимщики» едва ли не единственные в городе, кто пытается работать с пьющими подростками, которых на берегах реки Волхов сотни. Чиновники вспоминают о трудных детях обычно перед Днем города, когда нужно говорить речи про заботу о молодежи.

– В небольшом городе у человека больше шансов снова начать пить, – говорит Сергей Вавилов из петербургской организации «Наркостоп». – В Петербурге, например, проще найти новых друзей и интересы, чем в 200-тысячном Новгороде. А в деревне трезвенник может оказаться и вовсе в изоляции, на него показывают пальцами.

«Эксперименты» на людях

– Люди у нас пьют, потому что больше и заняться нечем, – рассказывала жительница поселка Туровец Вологодской области Елена Семенова. – В советские времена у нас был мощный лесной промысел, древесину за границу продавали, в Японию. А оттуда мужики магнитофоны везли, видики, шмотки. Мы их потом продавали, к нам со всего Союза приезжали.

Лесной промысел в Туровце развалился вместе с Союзом, сегодняшнее лесозаготовительное предприятие добывает четверть советских норм древесины. А людям остались болота с грибами и ягодами, которые все лето можно собирать и продавать на участке трассы Вологда – Великий Устюг, где останавливаются автобусы и дальнобойщики. Летние заработки дают возможность безбедно прожить зиму.

– В Туровец автобусы приходят два раза в неделю, железной дороги нет, – рассказывала женщина, которую я подвозил из Туровца до трассы. – Без своей машины не выбраться. У мужа есть «газель» и две старые легковушки, но ни одна из них не ездит. Нет, когда ему надо на очередную пьянку поехать, он починит и поедет. Хотя лишен прав за управление автомобилем в нетрезвом виде.

– Водку у нас редко пили, чаще употребляли «фанфурики», то есть спиртосодержащие жидкости, – рассказывает лесник Андрей Игнатьев. – Фанфурики дешевле самой дешевой водки, но многим туровчанам и на них не хватало денег. Фанфурики отпускали в долг, зная, что пьяница обязательно за них рассчитается.

Пять лет назад губернатор Вологодской области Вячеслав Позгалев в одной из деревень обнаружил в полях созревший урожай и ни одного крестьянина. «Запой», – пояснили ему советники. Губернатор, конечно, знал, что проблема алкоголизма на Вологодчине стоит остро. Но целая деревня в запое в разгар страды – это чересчур. И появился проект «Развитие социального потенциала сельских поселений». (За пять лет, предшествовавших его началу, население области уменьшилось почти на 66 тысяч человек.)

Для эксперимента выбрали четыре населенных пункта: тот самый лесной поселок Туровец, село Сметанино, старое купеческое село Новленское и отдаленную деревню Ванское, постепенно обживаемую дачниками. Первый десант составили психологи, наркологи и социальные работники из Вологды.

– Никто из специалистов сельской жизни не нюхал, – рассказывает психолог Елена Коновалова. — Когда мы заходили в сельские дома, каблуки наших туфель проваливались сквозь гнилой пол. Мы вызывали пожарных, когда местный житель топил баню по-черному. Понятно, что крестьяне нас не услышат и не поймут. «Бросать пить? А зачем?» Мы хотели создать в провинции живую интересную среду, чтобы люди стали предприимчивыми, богатели, растили детей, культурно отдыхали. Но бесполезно пытаться создать в квартире уют, если не работает канализация, нет света и тепла.

В глубинке много примеров трезвых деревень, где председатель колхоза приказал всем «зашиться»: либо зарабатывай вместе со всеми, либо подыхай под забором, никто тебе не поможет. А суть вологодского эксперимента заключалась в том, что к кодированию решили не прибегать, потому что через год-два «вылечившийся» алкоголик начинает заливать глаза пуще прежнего. Решили создавать другие приоритеты. Однако когда в Туровец пришла «программа развития сельских поселений», многие туровчане восприняли ее в штыки.

С началом кампании исчезли из продажи фанфурики. Тут проявился народный гнев. «Да что вы нам нормально жить не даете? На других эксперименты ставьте!» – слышали в Туровце приезжие специалисты. Тем не менее, они начали возрождать местные праздники, которые сто лет назад были в каждом селе. Например, Воскресный Торжок в Сметанине. В Туровце возродили День лесника.

– Бывает, спрашиваешь человека, кем он себя считает, а он и не знает, – рассказывает Андрей Игнатьев. – Непонятно кто. А так он лесник с определенными правилами поведения, с гордостью за свою профессию. А еще нам вручали грамоты за самое чистое и ухоженное подворье. Оказалось, что люди соскучились по вниманию к ним, по соревнованиям.

– За пять лет в Туровце завершено строительство больницы, построена современная средняя школа, открыты несколько площадок и тренажерных залов, отремонтирован дом культуры, – рассказывает помощник начальника Департамента развития муниципальных образований Вологодской области Анатолий Зельев. – Местную библиотеку, которая тихо умирала, оснастили компьютерами, отремонтировали 12 километров дороги от трассы до поселка.

В Новленском строится футбольный стадион, по федеральной программе ремонтируются жилые дома, в Сметанино по инициативе местного уроженца, дважды олимпийского чемпиона по биатлону Анатолия Алябьева обустраивается биатлонная трасса. Многое делается и по инициативе местных жителей. Например, когда в Сметанино сгорел ДК, несколько жителей лишились работы. Чтобы не идти на биржу труда, решили создать Дом ремесел. Благодаря программе закупили ткацкие станки. Теперь у сметанинских ткачей нет отбоя от заказов, они зарабатывают приличные деньги и живут полноценной жизнью.

Сама за себя говорит такая статистика: в Туровце в первый год программы родилось трое младенцев, во второй – шестеро, в третий – двадцать. (Правда, умирает все равно пока больше.) Психолог Елена Коновалова рассказывала, что на собрании в Сметанине ее благодарила пожилая женщина: мол, муж у нее по-прежнему пьет, но почти перестал ее бить. И то уже прогресс. В Новленском и Туровце за время действия программы в два-три раза сократилось количество неблагополучных семей.

– Мне запомнилось выступление главы Верховажского района на Форуме по развитию села. Он рассказывал, что в «пилотном» поселении удалось закодировать семерых пьяниц, – вспоминает Анатолий Зельев. – Четверо из них, самых «трудных», скорее всего, раскодируются и снова начнут пьянствовать, но ведь трое вернутся к нормальной жизни.

В Новленском праздник в честь местных писателей закончился на минорной ноте: народ укатил все железные бочки, которые расставили на берегу реки для мусора. Утром глава поселения разыскивал бочки по характерным следам. Но положительных итогов больше. Где-то одинокие женщины создали хоровой коллектив, где-то мужчина бросил пить и занялся спортом. Возможность показать свою силу перед всем селом в праздник стало для него более могучим стимулом, чем тяга к спиртному.

В 2009 году в программу вошли еще три поселка: бывшая пионерская здравница Николо-Раменское, родина писателя Василия Белова Тимониха и село Покровское, где появился на свет крупнейший русский богослов XIX века Дмитрий Брянчанинов. Жители всех семи поселков получили возможность льготного кредитования малого бизнеса.

– 300 тысяч рублей можно взять под минимальный процент, закупить на него, например, скот, нанять работников, – говорит жительница Туровца Ирина. – О таких условиях мечтают предприимчивые люди в городах.

Заметим: эта программа в Вологодской области действовала за несколько лет до появления всяких ограничительных «концепций». И вряд ли проблему алкоголизма можно решить без создания альтернативы беспросветному прозябанию российской провинции. Простой труженик, может, и рад бы на досуге заниматься бальными танцами, продумывать путешествие на отпуск, но краденый с завода первач – часто единственное, на что ему хватает денег. И вся его культура вертится вокруг посиделок на кухне. Люди не видят, куда от этого можно сбежать, кроме большого города, который не каждому и покорится.

Угловка – Великий Новгород – Туровец – Вологда – Псков – Петербург

Автор: Денис Терентьев, Совершенно секретно

You may also like...