Россия: обычная кофейня как правдивая модель общества
Две корреспондентки поработали официантками в кафе: одна в московском, другая в провинциальном. Оба заведения рассчитаны на клиентов одного уровня достатка и социального положения — средний класс, оба с «кофейным уклоном». Наш эксперимент дал интересные результаты, оказавшись чем-то вроде теста на человечность. Московское и провинциальное кафе демонстрируют две противоположные модели устройства общества и отношений между людьми.
Журналистки издания «Русский Репортер» поработали официантками в кафе: одна в московском, другая в провинциальном
Москва
Собеседование в «Кофейном доме» я прошла без проблем. Разве что потеряла пару часов в очереди мечтающих покушать на халяву чизкейки студентов-хипстеров в кедах. Все они клюнули на объявление с фотографиями улыбающихся официантов: «Интересная работа здесь». Берут всех, кто хоть чуть-чуть коммуникабелен. Кадровик пробивает мою медкнижку по базе Центра гигиены и эпидемиологии Москвы — теперь я, по крайней мере, знаю, что в сети кофеен работают люди с подлинными медкнижками.
— График — пять через два. Зарплата — 7 тысяч в месяц. Чаевые делите на всех. Работа с 8 до 16 часов.
На экране чизкейки, облитые шоколадом. Девочка — тренинг-менеджер зачитывает по шпаргалке про «миссию и ценности компании», как первоклассница стихи про родину, только здесь звучат слова «драйв», «позитив», «открытость». Люба, вышколенная офисная красавица, ведет игровые тренинги:
— Ваша первая компетенция — клиентоориентированность. Напишите на листочке свою заветную мечту. Сидящий напротив должен, задав пять вопросов, отгадать ее.
Парень напротив загадывает гитару. Девушка рядом — смартфон. Следующая игра позволяет узнать, что моих будущих коллег интересует выставка мишек Тедди. Работу в «Кофейном доме» они явно воспринимают как способ продлить детство.
Ростов
С вакансиями в Ростове проблем нет. Пройдя несколько собеседований, выбираю «Кофеманов» — милую кофейню, оформленную авторскими игрушками и старинными кофеварками. Ростовские друзья уверяют, что это одно из немногих мест в городе, которое держат не армяне. Ну, и второй аргумент — на соседнем с «Кофеманами» здании висит прекрасное объявление: «Куплю старые сайгачьи рога. СВЕЖИЕ НЕ ПРИНИМАЕМ!» Во время собеседования администратор Лариса, тихая невысокая девушка, практически ни о чем меня не спрашивает: «Приходите на стажировку, мы посмотрим на вас, а вы — на нас».
Первый рабочий день. Лариса ведет меня в предбанник за баром. Здесь полки для посуды, стулья, маленький столик и внушительная раковина с горой грязных тарелок. Лариса незаметно подходит ко мне:
— Ты что, не принесла форму?
Меня отправляют домой с указанием вернуться в черных брюках, черной рубашке и черных лодочках без каблуков. Такой одежды у меня и дома-то нет, не то что в Ростове, так что в полуподвальном магазинчике неподалеку покупаю весь комплект за полторы тысячи рублей.
Москва
— Выходи на работу. Саша отравилась, всю подсобку облевала, — звонит толстый бармен Сергей ее сменщице. Зеленая Сашка сидит в прокуренной подсобке.
— Надеюсь, она не здесь отравилась? — интересуюсь я.
— Нет, дома. Но и у нас можно, особенно если отведаешь винегретик, — предупреждает мой тренинг-менеджер Света. Она должна научить меня управлять терминалом, разбираться в составе блюд, сервировке стола и вообще правильно себя вести.
Компания терзает персонал многоуровневыми проверками. Например, для контроля «облизывания» клиентов существует «тайный гость». Мое кафе неуспешное — «тайный гость» дал нам 50–60 баллов, а надо не меньше 86. Менеджеров лишили премии.
Идем на кухню. Мне казалось, что в кофейне, где подают «горячие блюда собственного приготовления», кухня должна быть масштабной. Но за барной стойкой — помещение размером с кухню в хрущевке.
— Давай сюда вон тот ложк и тот уилк. Зови меня тетей Мариной, — говорит чернобровая повариха лет тридцати пяти с непроизносимым восточным именем.
Вместо посудомоечной машины — тетя Соня с другим непроизносимым именем. Чистые бокалы стоят на грязной клеенке. Но тараканов на кухне вроде бы нет. Плиты тоже нет. Только холодильники и микроволновка.
— Все готовится в цеху, мы только разогреваем.
— А крем-суп с грибами? Мой любимый?
— Ты думаешь, там есть грибы? И сливки? — хохочет Света. — Там порошок с кипятком. Ладно, слушай: руки мыть нужно каждый час. Кран закрываем только локтем. Моем руки тщательно, горячей водой с мылом, трем между пальцами.
— А где здесь мыло?
— Мило тебе еще? Нету мила, в туалете мило! — огрызается тетя Соня.
Кроме меня у Светы еще несколько стажерок. Ротация кадров здесь постоянная: больше полугода не задерживается никто.
— Мы работаем на повышение среднего чека: он должен быть больше 500 рублей. Поэтому мы настойчиво предлагаем заказать еще что-нибудь. Но мы никогда не используем частицу «не». Нельзя говорить: «Не хотите заказать чизкейк?»
Ростов
Первый шаг — выучить меню. Листаю толстую папку, вокруг толкутся мои новые коллеги. Все молодые, в свои 25 я близка к верхней границе нормы.
— А ты откуда? Акцент у тебя какой-то неместный… Ух ты, из Москвы! А почему уехала? А почему выбрала «Кофеманов»? А почему пишешь левой рукой?
Маргарита — высокая, статная, черноволосая, шумная — пулеметной очередью выпаливает вопросы. Ответы не слушает. Рядом стайка девчонок обсуждает важные дела. Одна крутит в руках косметическую маску с крупной надписью на тюбике «Для зоны декольте».
— Это что — выходишь из ванны и на сиськи мажешь?
— Не, это сначала на сиськи, а потом в ванну…
— А марка какая-то неизвестная… Щас мы ее пробьем…
Официантки погружаются в мир мобильного интернета. Обращаю внимание, что телефоны у них лучше, чем у меня.
— Кредит брала — 30 тысяч, — гордо объясняет Марго, перехватив мой взгляд.
— Молодец! — вступает в разговор веселая посудомойка лет пятидесяти и тут же кидается обнимать проходящую мимо молодую кондитершу.
— Деточка моя! Ты ж мой ребеночек…
— Это ваша дочка? — спрашиваю я, чтобы завязать беседу. — Вы очень похожи!
— Я что, достаточно старая для такой взрослой дочки? — оскорбляется собеседница. — Просто мне тут все как дети…
На барной стойке лежит стопка буклетов с горделивой надписью «Собрано по всему миру, обжарено в Ростове». Товарки рассказывают, что «Кофеманы» — единственное в городе место, где покупают зеленые зерна разных сортов, а обжаривают и мелют их самостоятельно. Владельцы кафе, семейная пара, очень этим гордятся. Два раза в неделю хозяйка лично приходит в кофейню, сегодня как раз такой день — мне показывают на ухоженную женщину с дорогим мелированием, которая сидит у окна и читает «Коммерсантъ».
Кофе и правда вкусный (персонал может выпить чашку капучино за 20 рублей, и я сразу этим пользуюсь), и вообще кафе приятное, я бы сама сюда ходила. Удивляет только отсутствие вайфая — все-таки место позиционирует себя как продвинутое.
— Это специально, чтобы тут не сидели часами утырившись в ноутбуки, не занимали место, — говорит одна из официанток.
Москва
Клиентка сидит нога на ногу, листает меню, покачивая каблучком. Он держит ее под столом за мизинец. В это время уродливый сморщенный блин проходит короткий путь из холодильника в микроволновку, потом под пальцы тети Марины, поливающей тарелку шоколадным соусом. На белоснежной тарелке появляется листик мяты, и вот блин уже стал частью буржуйского завтрака.
У барной стойки мои начальницы перешивают меню: зимнее меняют на весеннее.
— Как всегда, всех надули, — бормочет толстый Серега-бармен. — Те же блюда назвали по-другому и сделали хитом сезона.
После трех дней обучения в 7.45 я выхожу на первую рабочую смену. У официанта должны быть убраны волосы, лицо с неброским макияжем, маникюр не приветствуется. Спрашивать разрешение у администратора нужно на всякое действие, даже на поход в туалет.
Я ставлю на поднос кофе глясе, прибор и направляюсь к милой кудрявой старушке. Старушка говорит:
— Девушка, зачем вы принесли мне глясе?
— Вы его заказали.
— Вы представляете, что станет с глясе, пока я съем сырники?!
— Но у нас всегда сначала подаются напитки.
— Ну ты посмотри, я ей одно — а она другое! Ты что, дома у себя конфеты вперед борща подаешь?
Чернобровая официантка Рабия сочувственно замечает:
— Опять эта сучка пришла… Каждый день приходит и хамит.
Сучка пьет глясе, не дождавшись, пока в микроволновке совершится чудодейственный процесс превращения замороженных лепешек в «только что приготовленные» сырники.
Ростов
Несколько дней я веду битву с меню. Доскональное его знание — «признак того, что наше кафе хорошее». Скоро я начинаю сходить с ума и жалеть, что не пошла в плохое: одних кофейных напитков в списке более шестидесяти. Неизвестный автор подошел к делу не без фантазии: есть коктейли с витиеватыми названиями вроде «Сон бурого медведя в тихую зимнюю ночь» или «Любимый кофе Дмитрия Анатольевича». Дмитрий Анатольевич, кстати, вовсе не тот, а здешний управляющий.
Экзаменует меня педантичная полноватая Валентина — самая опытная, самая ответственная и самая старшая официантка.
— Кофейный глинтвейн?
— Американо, коньяк, каркаде, мед.
— Неверно.
Мучительно раздумываю, что с чем перепутала.
— Американо, коньяк, каркаде, мед — это не все. Еще корица. Нормандский рецепт?
— Кофе с кальвадосом и яблочным муссом.
— Из чего готовится яблочный мусс?
— Яблочный сок и сливки.
— Свежевыжатый яблочный сок и сливки. — Валентина делает упор на первое слово. — Да, еще учить и учить…
Валентина же рассказывает мне об условиях. Оклада нет, официантки получают 4% от своей выручки (в течение дня каждая ведет личный счет), все чаевые оставляют себе. Итоговый разброс очень большой — где-то от 10 до 28 тысяч в месяц. График — три через три, с 8 до 23. Как стажер, я работаю бесплатно.
— Постарайся побыстрее все выучить и нормально оформиться, — озабоченно говорит Валентина. — Тебе же срочно нужны деньги.
— Почему ты так решила?
— Я же знаю, что по-другому не бывает.
Москва
Я бегу к администратору Залине, девушке восточной внешности.
— Там клиент… Он просит пересчитать чек.
— Го-о-о-ость! Клиенты — у проституток! Почему он просит пересчитать?
— Кажется, я пробила лишний американо, — запыхавшись, говорю я. На мне черный фартук и красная толстовка с эмблемой заведения.
— Ты знаешь, что за это бывает?! — шипит начальница, ее зеленые глаза вспыхивают. — Вычтут из твоих чаевых.
— Мне, пожалуйста, шоколадный фондю. — Парень в наушниках вешает куртку, с нее падает искрящийся снег.
— Возьмите к нему эклер, — предлагаю я. — Он очень нежный.
Конечно, сама я его не пробовала. Просто в начале смены перед каждым ставят задачу: например, продать десять шоколадных эклеров. Это то, что плохо берут или у чего кончается срок годности. За выполнение цели в подарок дают дорогой десерт. Это первый способ отведать его бесплатно. Второй — оказаться официантом ночной смены во время списания просроченных чизкейков и первым добежать до холодильника.
— Ты почему челку не заколола?! — как коршун, налетает на меня Залина. — Руки убери, куда потянулась, нельзя поправлять волосы в зале! — У нее самой волосы распущены. — Ты где ходишь? Почему гости должны ждать? Вон тот мужчина уже посмотрел меню, обслужи!
Ростов
— Скажи Марго, что кучерявый пришел, ему как обычно. — В кафе входит новый посетитель, его кудри стоят дыбом.
К гостям меня допускают на четвертый день, до этого позволялось только убирать со столов. Начав работать, я убеждаюсь, что Ростов — город неожиданно маленький, постоянных клиентов и просто знакомых в кафе полно.
— Доктор пришел, пробивай ему робусто!
— О, Степан! Где там его именная чашка?..
— Иван Владиславович пожаловал. — Последнее произносится со сдерживаемым смехом.
— Вла-ди-сла-во-вич, — весело подхватывает Майя, очень красивая, с высокими скулами, похожая на Одри Хепберн.
— Что смешного? — интересуюсь я.
— Да он все приходил к нам тако-о-о-ой важный, намекал, что очень серьезный человек, просил его по имени-отчеству называть… А потом мы выяснили, что он просто таксист из 307-307.
Постоянные клиенты становятся моей головной болью. Их надо вычислять и ни в коем случае не предлагать меню: особо чувствительные обижаются, что в любимой кофейне к ним отнеслись как к чужим, вместо того чтобы сразу принести обычный заказ.
Мой первый стол — солидные мужчины в костюмах, выложившие на стол шесть мобильников на троих.
— Какое у вас самое любимое мясное блюдо в меню? — спрашивает один из них.
Называю единственное, что запомнила, — на горячее ресурсов моей памяти уже не хватило.
— Прекрасная рекомендация! У вас хороший вкус!
Я забываю о салфетках и ножах для мяса, салат приношу после горячего, а вместо зеленого чая подаю черный, но в целом считаю дебют состоявшимся, мне даже оставляют 50 рублей чаевых.
Работа не кажется особенно трудной. Схема незатейлива: принял заказ, пробил на эркипере (огромный аппарат со всеми блюдами и ценами), взял готовое на кухне или в баре, пробил чек, убрал со стола. В суп, кстати, никто не плюет. Максимум, что могут себе позволить, — прежде чем отнести заказ гостю, выковырять пальцами вкусные куски с тарелки. Чего уж там, я так тоже пару раз делала.
Поначалу все это меня увлекает — я радуюсь, когда приходят новые гости, и тренирую модельную походку: идти с полным подносом надо максимально плавно, а то все свалится. Одна проблема: в эркипере названия блюд указаны сокращенно, и я то и дело промахиваюсь, пробивая, например, вместо печеной картошки печень кролика. В первый раз я легкомысленно собираюсь сама заплатить за ненужный заказ.
— С ума сошла! — вопит эмоциональная Марго. — Платить она будет! У тебя что, денег лишних много? Да мы сейчас продадим все!
Так я узнаю, что, если пробил не то, надо быстро оповестить об этом коллег, после чего все начинают предлагать лишнее клиентам: «Ах, печень кролика, она у нас сегодня особенно удалась…» Помогают мне с неожиданным энтузиазмом — то ли азарт, то ли круговая порука.
Москва
Толстый гость в очках одет в дешевую курточку и спрашивает самый дешевый завтрак. Чаевых от него не дождешься. Я приношу ему омлет с ветчиной размером с крышку от консервной банки.
— Это что, порция?! Девушка, у вас есть норма выхода? — Он идет скандалить на кухню. Оказывается, что в документации омлет должен весить 100 граммов, а в реальности весит 85.
К полудню в кафе полная посадка: три официанта на 75 столиков и один работающий терминал (второй завис). Я чувствую себя персонажем электронной игры, где волк ловит падающие со всех сторон яйца, а периодически возникающий заяц грозит ему пальцем. С дежурной улыбкой я бросаю через левое плечо «Здравствуйте!», через правое «До свидания», глаза ищут в толпе готовых сделать заказ. По дороге убираю чью-то грязную посуду; у барной стойки скопились остывающие кофе, чаи и запеканки.
— Девушка! Я прождала мой кофе 40 минут, я ухожу! — сердится ярко накрашенная клиентка в синем пальто.
— Нет, подождите, пожалуйста! Мы же его уже пробили, — в отчаянии останавливаю я ее, но гостья уходит.
Убирая один из столов, ставлю на угол поднос с чужой грязной посудой.
— Это нормально? Нет, это нормально?! — подбегает ко мне Залина, стискивает плечо и тащит в сторону. — Ты помнишь, что я тебе сегодня говорила?!
— Ты много говорила. Что я дура нерасторопная, что мой ум в 22 года не соответствует возрасту…
Ростов
Наблюдать за посетителями поначалу тоже любопытно. Две девочки старшего школьного возраста вбегают, румяные, и требуют «четыре текилы и пироженки». В углу ростовский хипстер сосредоточенно рисует в молескине. Перегнувшись через столик, целуется молодая парочка (я мучаюсь вопросом — убрать ли грязную тарелку из-под сомкнутых голов или это как-то неэтично). Интеллигентного вида старушка в жемчугах по очереди заказывает все пирожные с витрины:
— А можно еще тарталеточку… Нет-нет, вон ту, с орешком… А с вишенкой есть? А принесите тортик фисташковый…
Рядом мужчина средних лет, явно из постоянных, мучает армянку Карину — это второй администратор, у тихой Ларисы сегодня выходной.
— Как ты думаешь, что бы мне съесть диетического? Нет, суп не хочу… Врач рекомендовал мне есть кашу с орехами, но я ее не люблю. А ты вот уговори меня съесть кашу с орехами!
Мрачный атлет в спортивном костюме подзывает меня щелчком пальцев. Меня это бесит, и я делаю вид, что не вижу. Он поднимает руку выше и все щелкает и щелкает. Выглядит забавно. Майя ободряюще шепчет: «Козел».
Когда я в конце дня собираюсь домой, мне улыбается посудомойка:
— Танюшенька моя, обживаешься!
Робко напоминаю, что я Аня.
— Анюточка моя! — еще больше радуется она. — Кися!
Москва
Наконец мне разрешают уйти на перерыв. Отдыхать можно 45 минут в день, и в эти 45 минут входит любое приседание на стул. Я снимаю фартук и иду в такую же прокуренную, как и зал, подсобку. Опрокидываюсь на грязный диван и закрываю глаза.
— Я одна здесь работаю! — беснуется рядом официантка. — Прими тот заказ, убери тот столик… А чаевые — на всех, включая уборщиц! Зачем этим курицам чаевые?! Почему я за всех должна собирать чаевые, а мне достается 400 рублей в день?
Чаевые составляют половину дохода официанта. То есть к семи официальным тысячам набирается столько же. Мужчины, бывает, оставляют денег больше, чем стоил заказ: к примеру, за чашку кофе сверх на чай 500 рублей.
Отдохнув минут пять, иду на кухню. На бесплатный обед — борщ и винегрет либо тортилья: завернутое в лаваш море майонеза, в котором плавают кусочки курицы и огурцы.
— Если возьмешь тортилью, вытащи сырые овощи, перед тем как разогревать. Нет ничего мерзостнее разогретых огурцов, — морщится бармен Сергей.
— А как же клиенты ее едят разогретой?
— Они тоже вытаскивают. Мы же пальцами туда за них не полезем. А если винегрет будешь брать, сначала понюхай — они, бывает, прокисшими приходят.
Еда не стоит тех денег, которые отдают за нее клиенты. Они платят за образ. Но на кухне карета все еще тыква, а кучер — крыса. Винегрет мне выдают в пластиковой упаковке. Он сделан посторонним предприятием с использованием двух консервантов и стоит рублей двадцать (гостям его подают за 150). И, несмотря на два консерванта, он действительно подпорчен. От кофе, который здесь можно потреблять без ограничений, уже тошнит…
— Только не вздумай прятать недоеденный обед в сумку, — предупреждает Света. — Если будет проверка, начнут смотреть вещи и найдут твой обед — уволят за воровство.
Пока я ем, узкоглазый бармен Вадим делает кому-то фреш: он берет из ящика под столом апельсины и сразу бросает их в соковыжималку.
— А помыть?
— Цто помыть? — Он хлопает глазами, притворяясь, что не понимает.
Ростов
Довольно быстро я убеждаюсь, что главная сложность в работе — не усталость, а скука. Эффект новизны быстро проходит, как настоящий горе-сотрудник, я пользуюсь всеми способами увильнуть от дел. Приемов достаточно, например пойти поесть, к этому тут относятся с уважением: не мешать же человеку, который занят — обедает. Кормят бесплатно — без изысков, но вкусно. Если выхожу в зал, сажусь у барной стойки и болтаю. Меня не покидает ощущение, что я попала в американский ситком. Целыми днями я обсуждаю косметику, месячные и мужчин. Впрочем, бывают и более возвышенные темы — в одной из смен есть православная Настя, так что на повестке дня оказывается пост.
— Я соблюдаю. Мяса не ем, не пью, не курю, не гуляю…
— Что, совсем пить нельзя? Вино-то можно, наверное. Это же вроде кровь Христа?
Влиться в коллектив несложно, все очень дружелюбны, хотя и по-южному бесцеремонны. Дают мне советы, подбадривают, обнимают за талию, дарят блокнот, называют персиком (это когда все хорошо) или чайкой (если ошибусь). С представителями мужского пола — барменами-бариста («кофейные сомелье») — проблем тоже не возникает. С Мишей, веселым парнем в тату, мы обсуждаем Буковски и «фильмы про психов». С более серьезным Пашей — Высоцкого. Мешая очередной кофейный коктейль, он напевает «Товарищи ученые».
Официантки часто заглядывают сюда и в свои выходные — пьют тот же кофе, толкутся у той же барной стойки… Все приходят нарядные, накрашенные, в шубах, пусть и чебурашковых, с наращенными ногтями. На меня в моем простом пальто и без косметики смотрят с жалостью: «Ничего, подзаработаешь — тоже приоденешься». Как-то Лариса приносит мне свою тушь и отправляет краситься в туалет. Я смотрю на чужую полупустую Maybelline, и поступок коллеги кажется мне ужасно трогательным.
Москва
Большинство клиентов из курящего зала сидят по несколько часов. Кто-то работает с ноутбуком, кто-то тусит студенческой компанией. Я постоянно заменяю им пепельницы, каждый раз с отвращением выкидывая в мусорку горы чужих окурков. Пепел поднимается в воздух, садится на фартук. Здесь плохая вытяжка, болит голова, слезятся глаза.
Гость, за которым числился 75-й столик, ушел, не оплатив. Столик находится за колонной, и следить за ним невозможно. Кассир перечисляет убытки:
— Нам нужно продать мимо терминала капучино, кесадилью и эклер. Предлагай их всем.
— Девушка, примите сразу заказ! Мне тортилью с курицей!
Я записываю заказы. На барной стойке опять скопились полудохлые эспрессо с погибшей пенкой. Метнувшись к терминалу, забиваю блондинке кесадилью и отношу. Это пышущая жаром из микроволновки булка с телятиной.
— Ваша кесадилья.
— Девушка, что вы мне принесли? Я заказывала тортилью!
— Э-э… кесадилья вкусней!
— Девушка, вы издеваетесь? Я позову администратора! Принесите мой заказ.
— Зали-ин, — издевательски веселым тоном зову я. — Я снова ошиблась, отменяй заказ.
«Вот тебе твоя тортилья, сама просила», — с торжествующим видом я приношу исправленный заказ. Уже издали наблюдаю, как гостья копается в майонезе, выковыривая раскаленные огурцы…
Когда моя смена заканчивается, я мечтаю только об одном: пойти пожрать в соседнюю, точно такую же, кофейню и дать официантам побольше чаевых.
— Уже 16 часов. Я могу идти домой?
— Сначала сдай зал, — подбоченивается Залина.
«Сдать зал» — это значит отчитаться сменяющему тебя официанту, что у тебя на каждом столике наполненные сахарница и салфетница, а меню на столиках стоят параллельно друг другу. К середине дня все сахарницы наполовину пустеют, салфетницы развалены, меню в беспорядке.
— Рассчитай ей пока чаевые, — просит Залина бармена. — 50 процентов. Не торопись, она тут еще долго останется.
Мне достается 200 рублей. И на том спасибо: не такая уж Залина и стерва, из чаевых мои лишние заказы не вычла. Она свое дело знает: умудрилась впарить гостям все выписанные мной по ошибке блюда.
Формировать салфетницы нужно, составляя зубчатый круг из нескольких десятков сложенных треугольничков.
— Неровно, — комментирует Залина.
Оглядываю зал: все до одной салфетки нужно заново собирать в круги, потому что стоит гостю вытащить одну — и композиция разрушается. Слегка неполные сахарницы — значит, совсем неполные. Все 18 сахарниц нужно высыпать в кувшин, заполнить заново и с третьей попытки завинтить кривую резьбу. Просто досыпать не получится: сахар слеживается, и крышка с железным желобом не закроется. Носик кувшина шире, чем сахарница, и сахар убегает на пол. На негнущихся ногах я бегу за тряпкой, снова и снова наполняю сахарницы, снова поправляю трясущимися пальцами салфетки…
— Неужели ты не видишь, что эта салфетница кошмарная? — Глаза Залины наливаются кровью.
Ростов
Только через неделю я узнаю, что Марго вообще-то уволена и дорабатывает, пока не найдут замену. Куда идти дальше, не знает: она из области, за плечами у нее пищевой техникум, съемная квартира (одна на четверых) и кредит за телефон. Впрочем, Марго не унывает, бегает по кофейне, напевает песни из последней «Фабрики звезд» и на оставшиеся деньги собирается подколоть губы.
Удивительно, но давно я не встречала такой уверенности в завтрашнем дне, как тут. Все ждут чуда. Все собираются выйти замуж, и непременно очень удачно. Все помнят, что половина звезд Голливуда начинали с официантов. Все точно знают, что их работа — это временно, это такой этап, после которого начнется настоящая жизнь. Но парадоксальным образом никто не задумывается, как эта жизнь будет выглядеть.
— Когда я сюда пришла, сказала себе: главное — не подсесть! Заработать быстренько и уйти.
— И давно ты тут?
— Три года…
— А потом куда?
— Не знаю… в офис… это престижнее как-то…
— Кем?
— М-м-м-м-м… секретарем? Но я ведь без опыта, в офисе будут мало платить, а я уже привыкла, что деньги на кармане всегда есть…
— А почему у тебя на груди написано «Лена», хотя ты не Лена?
— А я, когда пришла, так и сказала: бейдж делать не обязательно, я тут ненадолго.
Это обыкновенная история. Девушки без опыта и часто без образования могут в кафе заработать больше, чем где бы то ни было. Они приходят «приодеться» и просто выжить в Ростове (почти все родом из области) и остаются, потому что гардероб требует постоянных вливаний, наращенные ногти — коррекции, копить никто не умеет, а уйти с каждым годом становится все сложнее. Самые умные параллельно получают «вышку» (лидирует экономический заочный), но это не спасает.
Планы на будущее, не считая замужества и Голливуда, у всех довольно смутные. Марго собирается чем-нибудь руководить: «Мне кажется, у меня характер начальника». Недавно пришедшая Света — «заработать денег, а потом во что-нибудь вложить». Майя — молодец, она ходит на испанский и учится на журналиста, собирается уехать в Испанию.
— Почему в Испанию? Ты там была?
— Нет, но я думаю, там красиво.
Любитель Высоцкого бармен Паша работал в отделе логистики какого-то алкогольного завода, попал под сокращение и пришел сюда, «чтобы пересидеть». Дольше всех официанткой работала Лариса, тут же, в «Кофеманах». Ей особенно нужно побыстрее замуж. Она даже ходит на психологический тренинг «Почему врут мужчины». Она и еще, пожалуй, Валентина — единственные здесь, в ком уже чувствуется скрытое разочарование. Они просто старше всех и, кажется, немного устали ждать, когда же начнется настоящая жизнь.
У меня появляется конкурентка — стажерка Маша. Ей 24, она откуда-то из-под Краснодара. Я самоустраняюсь: кофейне нужна официантка, Маше нужна работа, зачем им мешать? Переодеваюсь в туалете и ловлю себя на мысли, что ко всем очень привязалась. Если бы мне некуда было идти, я могла бы остаться здесь. Лет на пять — до тридцати дотянула бы (после тридцати, по словам Карины, работать нельзя, «фейс уже не тот»), а потом… Потом случилось бы что-то хорошее.
Алеся Лонская, Анна Лелер, «Русский Репортер»
Tweet
