Милицию все чаще бьют: почему ненависть у людей вытесняет страх наказания

Причастность к МВД — это группа риска. Милиция, помимо всего, что заслужила, еще и «крайняя» в системе отношений «власть – народ». Это уже у людей «на автопилоте»: дорогая машина, хамское поведение, «корочка» — значит, разговор короткий. Такая практика имеет моральную поддержку в обществе. Ее эмоциональная основа — презрение к объектам ненависти, которое вытесняет страх наказания.

 «В тюрьме он был бы жив»

Из дагестанской социальной рекламы

В Киеве толпа чуть не разорвала эмвэдэшника, давившего людей. В Ивано-Франковске люди хотели линчевать гаишника, ставшего причиной смертельного ДТП. В селе Семиполки под Киевом расстреляли милиционера, а односельчане встали на защиту убийцы. Случайные прохожие все чаще больно бьют по лицам каких-то охреневших водителей, отмахивающихся от них удостоверениями силовых структур. Пострадавших все больше, бьют все больнее.

Причастность к МВД — это группа риска, ничего не попишешь. Милиция, помимо всего, что заслужила, еще и «крайняя» в системе отношений «власть – народ». Это уже у людей как-то «на автопилоте»: дорогая машина, хамское поведение, «корочка» — значит, разговор короткий. Такая практика имеет моральную поддержку в обществе. Ее эмоциональная основа — презрение к объектам ненависти, которое вытесняет страх наказания.

Ситуация в последнее время складывается не совсем обычная. Расстояние между намерениями и действиями у нас традиционно было не просто велико — я бы сказал, эпически величественно. Ярким свидетельством тому является замечательная повесть Франко «Борислав сміється»: унижаемые нацменьшинствами тогдашние нефтяники решили компенсировать все свои обиды тем, что рассказали о них выборному «карбовому». И он торжественно и гневно вырезал на их личных именных палках метки-зарубки, потому что с грамотой у них было туго. Ей-Богу, если Жюль Верн предвидел вертолет, а Стругацкие — Интернет, то гениальный Иван Франко предвидел Фейсбук. Тот же уровень пафоса, грамотности и реальной социальной активности. Хотя «карбуем» казаки называли боевую булаву. Ну, так это же казаки…

Десятилетиями стойкая нелюбовь масс к властям любых расцветок не переходила в деятельную ненависть, как ни хотели одни и как ни упирались другие. Но традиционная тактика улюлюканья на безопасном расстоянии, похоже, уходит в прошлое. Начинается почти нечаянное, но все-таки физическое воздействие. Иногда посредством приснопамятных снежков (сколько депутаток при нынешней жаре мечтало бы о таком покушении!), иногда — разными биологическими отходами. Либо машина пострадает, либо само лицо. Частота случаев выходит за рамки обычной статистической погрешности.

Если от любви до ненависти один шаг, то сколько от нелюбви до ненависти? Негативные эмоции где-то рядом. Стало быть, дистанция эта — всего ничего, и пройти ее — движение, глазу незаметное, фактически топтание на одном и том же месте. Но результат впечатляющ, а для окружающих — «ничто же не предвещало».

Насколько необратимы эти протестные изменения? С нелюбовью в нашем обществе все сложилось, ее в избытке. Направлена прежде всего на самих себя. Ненависть тоже есть — в разных видах политических девиаций, а также в виде зависти. Мемами стали отважные рассуждения в Сети о том, что всех негодяев давно пора кому-то поизвести. Себя, разумеется, никто к таковым не причисляет. Люди борются с властью до тех пор, пока не оказываются ее частью.

Но как бы борются. И в их по-детски искренних намерениях есть две лукавые закавыки.

Первая: требование, чтобы это немедленно начал делать кто-то другой. Но ни в коем случае не сам автор. Ему именно сейчас — некогда (у него сессия, картошка, отпуск, пол, возраст — нужное подчеркнуть). А так он завсегда. Вторая: весьма фрейдистское (и даже гомофобское) стремление избежать упоминания о национальной расправе — посадить супостатов на кол. Или, на худой конец, (Зигмунд, прости!) незаслуженное забвение вполне казацкого отрубания головы с последующим выставлением на острие копья.

Вместо этого используют слово «линчевание». А отдельные интеллектуалы даже говорят о «суде Линча», предполагая, что политкорректно заменяют таким образом банальное «повешение». Хотя зачастую единственный узел, который они могут завязать, — из шнурков на ботинках.

Да и ни судья Уильям Линч, ни его однофамилец капитан Чарльз Линч как гипотетические авторы термина не предполагали, что бессудное убийство станет способом наказания. Наказания — да, но не убийства. Линчевание приобрело именно этот смысл после 1860 г., когда в США были приняты первые законы о сегрегации, а северные оккупанты южных штатов стали за бесценок скупать земли обнищавших после Гражданской войны южан. А получившие свободу и независимость негры начали мстить своим бывшим хозяевам.

Поэтому образовавшийся ку-клукс-клан уже действительно вешал черных за разбой и «хулиганку», белых — за рейдерство, итальянцев — за членство в мафии и немножко католиков — все равно ведь мафиози. В этом кратком историческом экскурсе важна именно последовательность событий. Даже в таких мракобесных явлениях сначала принимались какие-никакие законы (так называемые законы Джима Кроу) и правила поведения, а затем уже за их нарушение вершилась скорая народная расправа.

А что у нас?

Украинские намерения восстановить справедливость всегда космического масштаба, запредельные, самовозвышающие. А эффективные действия — это цивильная рутина, планирование последствий, кооперация, взаимные уступки.

И вполне очевидным становится, что люди, все чаще в сердцах дающие «по шеям» разным беспредельщикам с разными удостоверениями, не имеют никакого отношения к записным протестантам и общественным активистам, «карбующим» нарушения со стороны власти. Из этого вытекает, что политкорректный социальный протест с его опереточной эффективностью будет происходить отдельно, а никак не называемое за ненадобностью наказание негодяев — отдельно. И мы еще станем свидетелями того, как некогда призывавшие в Сети к скорым и кровавым расправам будут смущенно увещевать всерьез разозлившихся сограждан — мол, «не все же они во власти такие плохие».

Вот нет пока закона, по которому бы действовали стихийные народные мстители. На Основной лучше не ссылаться. Наивно предполагать, что наши граждане ходят с книжечками Конституции, как китайцы с цитатником Мао. Нет закона, но он успешно формируется на основании стихийного общественного процесса. И тоже имеет вполне историческую аналогию.

Процесс этот называется полузабытым нехорошим словом «сегрегация», или еще более нехорошим — «апартеид», если прибегать не к американским, а африканским аналогиям, что порой представляется куда более уместным. Сегрегация — это политика принудительного отделения какой-либо группы населения по любому признаку. Ну никто же не станет отрицать, что в Украине небольшая группа людей, объединенная общим отношением к государственному бюджету, НДС и налогам, отделяет остальную часть страны от себя.

Они вроде сами, с одной стороны, отмежевываются — заборами, охраной и прочим. Вопреки всеобщему мнению, в той же ЮАР апартеид фактически очень даже существует. В Претории, относительно благополучной столице ЮАР, нет ни одного дома, офиса или магазина, который не был бы обнесен высоким забором. И в отношении отделившихся большинство не питает никаких иллюзий. Американский политический консультант Сэм Паттэн в интервью World Affairs высказывает мнение, что «у большинства украинцев очень низкие ожидания относительно политических лидеров». Это вполне применимо и ко всей системе юридической и силовой защиты этих лидеров.

Кстати, в Интернете все более популярен 28-секундный анимированный ролик, который якобы является дагестанской социальной рекламой. Заглавие: «В тюрьме он был бы жив». Молодого самоуверенного человека оправдывает коррумпированный суд, но сразу же после выхода из зала суда его двумя выстрелами в упор убивает женщина в черном вдовьем одеянии.

Так что у наших потенциальных пострадавших выбор все еще остается…

Автор: Олег Покальчук, Зеркало недели – Украина

You may also like...