Каково быть бедным в Германии
Бедность измеряется уровнем дохода, но этого часто недостаточно для оценки такого сложного феномена. Исследователи разработали более качественные методы, чтобы определить, кто живет за чертой бедности, но способны ли эти концепции пройти проверку на состоятельность? Мы отправились в путешествие по Германиии, чтобы проверить это.
Манфред Хубер зовет кассиршу: «Что там есть из еды сегодня?» Она кричит ему в ответ: «Да все то же самое!» Хубер выглядит озадаченным. Откуда ему знать, что значит «то же самое»? Прошли годы с того момента, когда он в последний раз заходил в «Seehaus» — пожалуй, самый красивый пивной сад Мюнхена (В Баварии — вид пивной на открытом воздухе с деревьями, скамейками, и столами, — прим. Newочём). С другой стороны, почему кассирша должна знать, что этот подтянутый пенсионер в кожаной куртке не мог себе позволить посетить «Seehaus» уже несколько лет?
В любом случае, он задал глупый вопрос, решает Хубер через пару минут, уже сидя с пивом, обацдой (баварская закуска, обычно состоит из зрелого сыра Камамбер, сливочного масла, лука, тмина и сладкой красной паприки — прим. Newочём) и солеными крендельками. Ведь ему больше ничего и не надо. Он сидит в пивном саду на берегу озера Клейнхессенлое в огромном городском парке — Английском саду. Как и когда-то. В своем любимом месте.
Хубер озяб, но его это не волнует. Он сидит тут, ест свой крендель, потягивает пиво, и вновь чувствует себя частью общественной жизни Мюнхена. В этом городе можно жить очень хорошо, если у тебя есть деньги. К сожалению, у Хубера их нет вообще. «20 лет я не мог позволить себе это удовольствие», — делится своими переживаниями Хубер. Именно столько времени 72-летний мужчина получает пособие социального обеспечения. Ходить сюда несколько раз в году и покупать одежду, когда это необходимо — большего ему и не надо. «Когда ты бедный и живешь в таком богатом городе, как Мюнхен, это в два раза хуже. Я и в детстве жил не лучше, но тогда так жили все», — рассуждает Хубер, прежде чем сделать очередной глоток.
Он украдкой смотрит на стертую подошву своих ботинок. «В дождь они промокают насквозь», — говорит он. Хубер купил свою кожаную куртку около 40 лет назад, ее внутренняя обшивка изношена в клочья. Но кожу он держит в порядке. Под курткой он носит единственную рубашку, которая еще не полностью истрепана. По его словам, самым худшим для него будет, если другие увидят, насколько он беден. «Раньше я думал: если дела пойдут настолько плохо, я покончу с собой».
Манфред Хубер на площади Марьенплац в сердце Мюнхена: бывший электромеханик часто чувствует, что больше ему тут не место.
Торговая галерея на площади Марьенплац: «Больше всего меня волнует то, что я 20 лет не мог позволить себе это удовольствие».
«Seehaus» в Английском Саде Мюнхена: этот пивной сад — излюбленное место Хубера, но уже многие годы он не мог позволить себе посетить его.
Внутренняя обшивка кожаной куртки Хубера изношена в клочья. Многие годы он живет на установленный законом минимум, выплачиваемый государством.
Уже 4 года Хубер каждый день носит одну и ту же пару ботинок: «В дождь все промокает насквозь».
Хубер показывает фотографию своего потрепанного дивана. Он сетует: «Ты получаешь 11 евро в месяц на мебель, и 1,23 на холодильник. Как этого может хватать?».
Хубер у магазина деликатесов Dallmayr в центре Мюнхена. «Когда ты бедный и живешь в таком богатом городе, как Мюнхен, это в два раза хуже».
«Я и в детстве жил не лучше, но тогда так жили все».
Фото: Spiegel online
По сложившейся традиции, пивные сады стали местом, куда ходят люди разного достатка, где банкир может сидеть рядом с разнорабочим. Согласно обычаю, посетитель должен покупать пиво, но может сэкономить деньги, принеся собственную еду. Хубер не видит в этом смысла: «Что в этом хорошего, если 0,5 литра пива стоят минимум четыре евро?». В Германии таков примерный размер суммы на еду и безалкогольные напитки в день, выплачиваемой получателям в составе ежемесячного долгосрочного пособия по социальному обеспечению, известного как Hartz IV.
Хубер, который в целом добродушен, начинает сердиться, рассказывая про Hartz IV — долгосрочные социальные выплаты безработным, вступившие в силу после радикальных сокращений расходов во времена Генерального Канцлера Герхарда Шредера. Губер принес фотографии своего потрепанного дивана и потертых шкафов 1972 года выпуска. Он спрашивает: «Ты получаешь 11 евро в месяц на мебель, и 1,23 на холодильник. Как этого может хватать?». Его беспокоит подозрительное отношение чиновников по отношению к получателям пособия. Проголосовавших за эту реформу политиков он называет «преступниками». По его словам, на эту сумму нельзя прожить нормально — если только не жить как овощ. Он горько смеется в ответ на вопрос о том, что в теории пособия должно быть достаточно для участия получателей в жизни общества. Почти все прошлое лето, одно из самых восхитительных за последние десятилетия, он провел на своем балконе. Общественный бассейн оказался для него слишком дорогим.
Высокая стоимость жизни в Мюнхене — результат его стремительного экономического роста. Сегодня здесь располагаются сильнейшие университеты, высокотехнологичные организации, а также пять компаний, включенных в индекс лидирующих капиталов немецкой фондовой биржи DAX.
В течение долгого времени Хубер «рос» вместе с городом. Он переехал в Мюнхен 44 года назад и поступил в университет. Получив степень по электромеханике, он устроился работать в Siemens — немецкого инженерного гиганта. В 1979 году он стал работающим по найму IT-специалистом по системной интеграции, что обещало плодотворную карьеру со светлыми перспективами. Он перебрался в большой дом, любил свою работу, свой мотоцикл и пивной сад. У него был большой круг друзей и знакомых. У него было пенсионное страхование, а также унаследованный от родителей дом с большим земельным участком на берегу популярного озера Кимзе, у подножья Альп к югу от Мюнхена.
Но в начале девяностых вся его жизнь потерпела крах. Один из его основных клиентов перестал платить. В течение многих лет он боролся за невыплаченные деньги и реорганизовал свою задолженность, чтобы получить финансирование на начальной стадии своего нового проекта. Он боролся отчаянно — и, как выяснилось, напрасно. В 1997 году его вынудили сдаться. На тот момент он уже два года был не в состоянии работать и находился на соцобеспечении. Он потерял дом родителей в процессе взыскания заложенного имущества, а его пенсия и пенсионная страховка были реквизированы. Арендодатель выселил его. Манфред Хубер был уничтожен.
«После такого не оправиться… Но потом я подумал, что по крайней мере теперь у меня есть время, чтобы побыть с матерью», — вспоминает он
Хубер перевез свою больную мать в Мюнхен, и 15 лет ежедневно навещал ее в доме для престарелых. Когда в 2012 году она умерла, ему удалось сэкономить деньги и купить ей туфли для похорон. Сегодня у него осталось очень мало знакомых. Когда они зовут его посидеть с ними в пивном саду, он находит тысячу оправданий тому, почему не может прийти. Со временем они перестали звать его. Он понял, что не способен признаться им в том, что ему не хватает на это денег. По его словам, у него остался только один близкий друг.
Сегодня кто-то другой платит за угощение. И вот еще один день он снова побыл частью пивного сада и его культуры. Ему даже удалось сэкономить 2 евро, не потраченных на продукты. Уходя, он достает из сумки эту монетку и кладет ее в тарелочку перед уборщицей туалета. Она тепло благодарит его. Губер улыбается в ответ.
Проблема определений
Согласно самой распространенной статистике, человек считается живущим за чертой бедности, если он зарабатывает менее 60 процентов среднестатистического (медианного) дохода. В настоящий момент, под это определение попадает 15,4% немцев. Для человека, который живет один, черта бедности — 914 евро в месяц. Для семей с двумя детьми — 1 926 евро. Но обоснованно ли эти показатели определяют бедность?
Вот простое упражнение: давайте предположим, что бизнес Манфреда Хуберта не обанкротился — что все шло успешно и что недавно он его продал. По достижении возраста 65 лет, его пенсионный план был бы выплачен, он бы до сих пор владел родительским домом у озера Кимзи, и, скорее всего, Хубер все еще жил бы в своей квартире в Мюнхене и встречался бы со своими друзьями в пивном саду сколько ему угодно.
Даже если бы жизнь Хубера повернулась именно так, он бы все равно считался бедным, потому что после 20 лет выплат системе, его пенсия все еще была бы ниже 60-процентного лимита.
Единственный критерий — доход — недостаточен для определения бедности. Это вешает ярлыки на тех людей, которые не чувствуют себя затронутыми проблемами бедности. Таким же образом, это не учитывает тех людей, чьи доходы ставят их над чертой бедности, но которые тем не менее вынуждены сводить концы с концами из-за неучитываемых ухудшений экономического положения. Такие ухудшения могут иметь место в различных ситуациях: Болен ли человек? Есть ли у него работа? Может, его квартира слишком мала или находится в ужасном состоянии? Одинок ли этот человек?
Исследователи пытаются найти более сбалансированные методы, добавляя эти и другие грани в призму рассмотрения такой комплексной проблемы, как бедность. Для выработки многоаспектного индекса бедности рассматриваются различные концепции — даже в такой относительно процветающей стране, как Германия.
Существует возможность, даже необходимость дискуссии вокруг каждого индивидуального критерия и его включения в индекс бедности. Две последующие истории еще раз подчеркивают, почему необходим такой дискурс.
А потом появился Бенджамин
Семья Элеров любит играть в одну игру со своими гостями. Марлен спрашивает: «Что вы видите на этой картине?». Шестилетняя девочка запрыгивает на диван и указывает на белый холст на стене. Большинство отвечают «ничего» и попадаются на уловку. «Неправда, нужно посмотреть поближе», — возражает Марлен, забираясь на подлокотник и указывая в центр холста. И правда, в центре есть красная точка.
Семья Элеров состоит из Якоба, Марии, Марлен, и Бенджамина, а также их родителей Элены и Штефана. Как и в игре с картиной, первое впечатление о семье Элеров может быть обманчивым. Они живут в белом доме недалеко от университетского городка Гёттинген. По заднему двору носятся кролики, на террасе стоит деревянная лошадка, и слышно жужжание пчел из улья. Родители работают медицинскими братом и сестрой, а трое старших детей в детском саду, начальной школе, и выпускном классе. Элена объясняет: «Мы создали скромный достаток».
Можно подумать, такая типичная семья среднего класса не будет испытывать экзистенциальных страхов, однако жизнь Элены и Штефана омрачена ими.
Незадолго до того, как Бенджамину исполнился год, семья приняла решение, что Элене, после того, как закончится ее годовой отпуск по уходу за ребенком, не стоит снова выходить на работу в ночные смены. Ее младший сын слишком сильно нуждался в ней по ночам, и груз, который лег бы на семью, был бы слишком велик. Однако на одну зарплату медбрата прожить было бы невозможно.
Элеры всегда проявляли находчивость, когда речь шла о том, чтобы жить на скромные средства. Штефан Элер ездит на работу на велосипеде, общая протяженность его пути в обе стороны — 24 км. Большинство их мебели было «спасено» — приобретено по маленьким объявлением в газетах или на блошиных рынках, — а значительная часть их одежды была куплена в секнодхэндах. Штефан сам сделал большую часть ремонта в доме. На каникулах они часто гостят у друзей или отправляются в поход. Они собирают яблоки и делают из них сок.
Сейчас семья ищет решение своей временной проблемы с доходами. Элена позвонила в местное агентство по трудоустройству, отдел социальной защиты и Федеральное министерство труда. Ей не сложно просить о помощи. «Но меня действительно задело то, как ко мне относились некоторые люди». Иногда она чувствовала себя так, будто ей приходилось оправдываться за жизнь, которую она выбрала. В конце концов, их доходы всегда были на одном уровне: семья не могла претендовать на помощь от государства, потому что их доходы были слишком велики и, как считалось, находились выше отметки бедности. «Мы стали жертвами недостатка системы», — говорит Элена.
Элена Элер часто чувствует себя вынужденной оправдываться за принятое решение иметь большую семью. «Наши дети — наше величайшее счастье. И за это мы более, чем счастливы обходиться без материальных благ».
Марлин нравится эта картина. Только если тщательно всматриваться, можно заметить маленькую красную точку на белом холсте.
У семьи никогда не было много денег, но они не хотят ни в чем отказывать детям. Пианино уже было в доме когда они купили его, а большинство остальной мебели было куплено в сэкондхэндах.
Поскольку Элеры — медбрат и медсестра, они часто работают сменами, но считают, что очень важно обедать всей семьей.
Элена Элер со своими детьми — Бенджамином, Марлин и Марией: ради серьезных покупок, например, батута, дети отказываются от подарков на дни рождения.
Штефан с Марией и Бенджамином: семья вместе с соседями разводит кур, уток и овец.
Животные помогают учить детей ответственности, — а еще они помогают семье экономить на яйцах и мясе.
Фото: Spiegel online
Ситуация кажется безнадежной. Ипотечные платежи за дом, который был куплен ими, когда их семья состояла только из четверых и у них было меньше расходов, теперь превышают сумму, которую они могут заплатить. Так что же им делать? Продать дом и переехать в какую-нибудь более доступную им по средствам квартиру где-нибудь в районе Геттингена? Бесполезно. Они обсуждают свои горести только с самыми близкими друзьями. «Это социальное табу», — объясняет Элена. «Вы просто не хотите, чтобы вас воспринимали как бедняков». Она наконец-то нашла программу предоставления краткосрочной гибкой помощи в интернете, благодаря Ассоциации больших семей (KRFD). Затем ей помогли связаться с фондом, который решил предоставить ее семье помощь в размере нескольких сотен евро в месяц на протяжении 6-и месяцев.
Доходы: чистый доход на домохозяйство за год. Для того, чтобы изучить подвижность дохода, были созданы 6 групп: бедных определили как людей, получающих менее 60% среднего дохода. Доход ниже среднего: от 60 до 100% среднего дохода. Выше среднего: от 100 до 150%. Обеспеченные: 150-200%. Богатые: 200-300%. Очень богатые: более 300%. Отклонения от 100% являются следствием округления.
Что можно потребовать от общества? На что имеет право человек? Таковы вопросы, которыми снова и снова задается пара. На самом деле, им не нужно многого для них самих.
«Было бы хорошо, если бы радость, которую дарят нам наши дети, не была омрачена тревогами о деньгах», — говорит Элена
Они хотят относиться к каждому своему ребенку одинаково, но у обоих старших детей есть сберегательные счета, и они ездили на каникулы с родителями. У Марлен и Бенджамина не будет возможности воспользоваться этими привилегиями. Элена говорит, что доход на члена семьи существенно снижается с появлением на свет каждого нового ребенка. По ее мнению, существует причина, по которой больших семей больше не существует. «Ребенок не должен восприниматься так же, как покупка Мерседеса, перед которой вы спрашиваете себя: „А могу ли я себе это позволить?“»
Самая большая тревога родителей — какие перспективы открются перед их детьми, когда они вырастут. В Германии осталось не так уж много возможностей для социальной мобильности. Большинство людей не выходят за рамки социального класса, к которому они принадлежали с рождения, а возможности для получения образования в Германии находятся в тесной зависимости от доходов родителей. В школе Элена никогда не стала бы обращаться за помощью для покупки учебников и оплаты расходов на экскурсии, даже если бы она имела на то право. «Я бы боялась, что это повлияет на отношение учителя», — говорит она.
Чувствуют ли Элеры себя бедными? 38-летняя женщина решительно качает головой в ответ. «Это было бы нечестно по отношению ко всем по-настоящему нищим людям». Элена часто думает о них. «Нам грозила бедность, но нам повезло. Однако как насчет всех тех людей, у которых нет такого количества сил?»
«Нет, я не бедная!»
Когда Моника Крамер варит утренний кофе, ее взгляд неизбежно приковывает лист бумаги, висящий на кухонной стене. «Самообеспеченность — это совершенно нормально», написала она на нем ручкой. Лист пожелтел, и его края загибаются. Он предназначен для тех дней, когда Крамер страдает от своего убеждения в том, что богатство и бедность не могут измеряться деньгами.
На протяжении последних трех лет 51-летней женщине приходилось повышать свой доход за счет пособий по социальному обеспечению Hartz IV. Изначально ее ежемесячный доход превышал сумму пособия, поскольку ей позволили сохранить часть зарплаты, которую она получала, работая секретаршей неполный рабочий день. Однако ее доход по-прежнему был за официальной чертой бедности. С января 2015 г. она находилась на оплачиваемом больничном, и теперь ей приходится жить на стандартное ежемесячное социальное пособие. В Германии, к примеру, одинокий человек получает 404 евро (29 743 рубля) в месяц, плюс оплату жилья.
Последние три года 51-летняя женщина получала социальное пособие от государства, чтобы свести концы с концами.
На стенах квартиры Моники Крамер висят написанные ее друзьями и родными открытки. Круг друзей Моники обогащает ее жизнь.
«Я не бедная», — говорит Моника, несмотря на то, что она получает поддержку от государства. «По сравнению с людьми в других уголках мира я богата».
Поскольку она мать-одиночка, она одевается в сэконхэндах и посещает только бесплатные концерты и выставки.
«Мое богатство в том, что я снова могу выбраться на природу», — говорит Моника Крамер.
Она наслаждается прогулками по лесам Аахена.
Секретарша хотела бы вернуться к работе сразу, как позволит здоровье. «Отдавать лучше, чем брать».
Фото: Spiegel online
«Нет, я не бедная», — говорит Крамер. «У меня есть квартира, медицинское обслуживание и чистая вода. У многих людей в мире нет даже этого. По сравнению с людьми в других уголках мира я богата»
Однако, живя в Аахене, она может увидеть, сколько могут позволить себе другие и как люди составляют свое мнение о других на основе их материального положения. В такие времена нужно иметь богатое воображение, чтобы почувствовать себя богатой.
Иногда ей легче обходиться без чего-то. Ей хотелось бы иметь возможность ходить в театр чаще, чем раз в год, покупать больше продукции Fair Trafe и время от времени заглядывать в кафе, чтобы съесть пирожное.
На протяжении последних 14 лет Крамер была матерью-одиночкой. Окончив профессионально-техническое обучение, она завершила среднее образование в вечерней школе. Затем она поступила в университет и начала работать на должностях, которые оставляли время на то, чтобы заниматься ребенком — сначала на условиях частичной, а потом и полной занятости. У нее удавалось сводить концы с концами, однако ситуация всегда была напряженной.
Крамер извлекает максимум из своего положения. Она любит носить красивую одежду, хотя покупает большую ее часть в секондхэндах. Ей нравится встречаться с друзьями, иногда даже в кафе. «Чашка кофе там стоит один евро. Я могу себе это позволить», — говорит она. Ей также нравится посещать бесплатные выставки и концерты. Она никогда не забывает о своем бюджете. Она даже пытается отложить немножко на непредвиденные расходы.
Крамер говорит, что единственное, чего ей сейчас не хватает — это крепкое здоровье. Она тяжело больна, но есть неплохая вероятность того, что она поправится. В прошлом году ей временами было сложно двигаться, но теперь она снова может гулять по Аахенскому парку. «Мое богатство в том, что я снова могу выбраться на природу», — говорит она. Крамер также говорит, что она хочет как можно скорее вернуться на работу. Оплачиваемая работа приносит ей чувство самоутверждения. «Отдавать лучше, чем брать». На вопрос о том, не будет ли ей не хватать чего-то, когда она окончательно поправится, Крамер отвечает мгновенно: «Ничего».
Бедность остается клеймом
Крамер соответствует критериям бедности — но она не чувствует себя такой. Даже будучи человеком, который получает социальное пособие, чтобы наскрести на жизнь, Крамер не будет подпадать под определение бедности, как только поправится и сможет снова выйти на работу — по крайней мере, она не будет соответствовать многоплановому определению бедности. В конце концов, она получила хорошее образование, посещает культурные мероприятия и поддерживает дружеские связи. Друзья и родственники время от времени помогают с мелкими делами — к примеру, починкой пылесоса или покупкой новой мебели в квартиру. Богатство тоже многопланово.
В свою очередь, Манфред Хубер все равно будет считаться бедным, вне зависимости от того, какой подход использовать. Он многого достиг в жизни, однако лишился как бизнеса, так и пенсии. Он хронически болен, и ему приходится жить с ветхой мебелью. Также он лишился некогда широкого круга друзей. Даже если бы он получал более высокие социальные выплаты, он по-прежнему претерпевал бы жестокие лишения во многих аспектах жизни.
Семья Элеров не подпадает под определение бедности, однако рождение четвертого ребенка толкнуло их на край финансовой ямы. На их примере становится ясно, что, пусть даже Германия ежегодно тратит более 200 миллиардов евро (14 678 920 000 000 рублей) на поддержку детей и семей, по-прежнему ощущается нехватка гибкости, когда речь идет о том, чтобы предотвратить падение семей в пучину бедности.
В Германии бедность остается своего рода пагубной меткой. Именно поэтому по просьбе госпожи Крамер, господина Хубера и Элеров мы изменили все имена в этой статье.
Авторы: Флориан Дикман и Бритта Колленброх.
Оригинал: Spiegel Online.
Перевели: Юрий Гаевский и Влада Ольшанская. Редактировали: Артём Слободчиков и Дмитрий Грушин. / Newочём
Tweet
