Беларусь пыточная: «После допросов в КГБ я до сих пор в туалет хожу кровью»

Минский областной суд продолжает рассматривать уголовное дело о гибели рядового Александра Коржича в Печах. По версии обвинения, 21-летнего парня до самоубийства довели сержанты. На минувшей неделе в суде допрашивали обвиняемых. Корреспондент «БелГазеты» внимательно выслушал их и пришел к выводу, что в Беларуси – две армии.

 По крайней мере, до смерти Коржича их точно было две. Одна жила исключительно по уставу, маршировала на парадах, демонстрируя на асфальте мощь вооруженных сил, мол, если завтра война, то кое-кому мало не покажется, участвовала в учениях, максимально приближенных к боевым условиям, о которых никто, начиная от главнокомандующего и до последнего офицера, представления не имеет.

Другая армия, очень хочется верить, немногочисленная, была скрыта от людских глаз; обитавшие в ее глубинах вояки не хотели жить по уставу, они придумали свои понятия и следовали им, забивали на службу и считали дни до дембеля. Речь, к слову, не только о военнослужащих срочной службы, исповедовавших так называемую «дедовщину». Неуставными взаимоотношениями не брезговали и офицеры. И лишь после гибели одного солдата эту «другую армию» по команде сверху начали зачищать. Были возбуждены десятки уголовных дел, идут посадки виновных, должностей лишились многие офицеры, чью карьеру под откос пустила одна трагедия, произошедшая в в/ч 43064 72-го гвардейского объединенного учебного центра (ОУЦ) подготовки прапорщиков и младших специалистов Вооруженных сил РБ. Точный адрес ЧП – 3-я учебная танковая рота. В суде исследуются события, которые в основном происходили в 1-м и 2-м взводах, где проходили службу обвиняемые сержанты 23-летний Евгений Барановский, 22-летний Антон Вяжевич и младший сержант 20-летний Егор Скуратович.

Справка «БелГазеты». Председательствует в процессе, который начался 8 августа, судья Олег Лапеко, сторону обвинения представляют прокуроры Юрий Шерснев и Вадим Лолуа.

Барановский, Скуратович и Вяжевич обвиняются по ч.3 ст.455 (превышение власти, повлекшее тяжкие последствия, срок от 5 до 12 лет лишения свободы). По версии обвинения, «противоправные действия Барановского, совершенные им в сговоре со Скуратовичем, наряду с аналогичными действиями младшего сержанта Скуратовича и сержанта Вяжевича в отношении подчиненных из военнослужащих, в том числе в отношении Александра Коржича, повлекли самоубийство последнего».

Следствие пришло к выводу, что, «боясь и не желая возвращаться в подразделение и подвергаться насилию и жестокому обращению, издевательствам и поборам, терпеть страдания и унижения, не видя иного выхода из положения, Коржич 26 сентября 2017г. после выписки из медицинской роты центра, где он находился на лечении с 17 сентября, после 12.30 проследовал в подвальное помещение здания медицинской роты, где на поясном ремне, сделав скользящую петлю, второй конец ремня прикрепил к выступающей под потолком металлической скобе, а затем повесился».

Также сержанты обвиняются по ч.1 и 2 ст.430 УК (получение взятки, получение взятки повторно). По версии следствия, они занимались рукоприкладством и поборами, торговали разрешениями пользоваться неуставными телефонами, после отбоя заставляли подчиненных отжиматься в противогазах и без, привлекали к различным работам, отбирали продукты, заставляли покупать им сигареты. В обвинении отмечено, что незаконные приказы рядовые выполняли «против своей воли, испытывая моральные страдания и унижение».

Помимо этого, Барановскому инкриминирована ч.1 ст.205 (кража). Якобы он украл у подчиненного мобильный телефон с зарядным устройством, стоимостью BYN107, и продал его сослуживцу.

ЧЕНЧ ПО-АРМЕЙСКИ

Первым показания дал Евгений Барановский. Его призвали в мае 2016 г. Он занимал должность командира отделения, в подчинении у него находилось 11 курсантов, в их числе и Александр Кожич.

Главной особенностью «дела Коржича» является то, что фактически доказательная база выстроена на показаниях потерпевших военнослужащих. Проще говоря – слово против слова. При этом слов против обвиняемых было очень много, всего в деле более 50 потерпевших. Ключевой момент этой армейской драмы – обвинение сержантов в том, что они довели Коржича до самоубийства.

Прокурор Шерснев: – Что вы можете сказать по поводу основной части обвинения и вывода предварительного следствия о том, что ваши действия повлекли тяжкие последствия – самоубийство Коржича?

Барановский: – Наши действия не могли привести к таким тяжким последствиям – самоубийству рядового Коржича. Ну да, превышали власть… Не знаю, как это объяснить.

Аналогичным образом на этот вопрос гособвинителя ответили Скуратович и Вяжевич. Самое удивительное то, что в деле нет ни одного свидетельского показания, что Коржич намеревался свести счеты с жизнью. Наоборот, многие свидетели утверждали, что он был озабочен своим здоровьем, жаловался на боли в сердце и говорил, что боится умереть. Более того, предсмертной записки курсант не оставил. Так что версия следствия очень похожа на предположение. На чем, несомненно, в прениях сторон будут настаивать адвокаты обвиняемых.

Сам же Барановский сообщил, что отношения с Коржичем были «товарищескими» и подтвердил факт того, что Коржич предлагал ему  деньги за покровительство и освобождение от разных работ. Речь шла о сумме BYN20, но деньги он так и не получил. Также он сообщил, что 17 сентября 2017г. утром курсант Коржич не встал с кровати, ему было плохо, жаловался на боли в сердце, ему вызвали скорую. В этот же день парня поместили в медроту, находился он в изоляторе под охраной, которую осуществляли Барановский и еще один военнослужащий. Такое распоряжение дал командир роты Суковенко.

Вечером Барановский, по его словам, отправился в самоволку. Перед этим он попросил у Коржича BYN20. Тот смог дать всего BYN5, больше у него не было. Утром он вернулся в часть, стал готовиться к наряду. Больше он Коржича не видел. О том, что парня нашли повешенным, узнал 3 октября во время занятий на полигоне. «Как стоял, так и сел», – ­сказал он о своей реакции на смерть подчиненного.

Барановский также обвиняется в хищении телефона и зарядки одного из рядовых. По версии следствия, он этот телефон продал. По словам обвиняемого, телефон он взял попользоваться, походил с ним пару дней, а потом его забрал офицер – командир 2-й роты старший лейтенант Ермаченко. И только на следствии Барановский узнал, что телефон продали.

С этим телефоном вообще приключилась детективная история, которая свидетельствует, что в отдельном подразделении ВС Беларуси царил бардак.

Из протокола очной ставки между Барановским и Ермаченко: «Один из солдат моей роты утратил один из элементов автомата Калашникова. Во время разбирательства по данному факту прибыл Барановский, который сообщил, что нашел утраченный элемент и передал его мне. В знак благодарности я вернул Барановскому ранее изъятый телефон».

Барановский показания офицера подтвердил частично: «Ермаченко изъял у меня смартфон, я просил вернуть смартфон, но он отказался. Я действительно нашел боек от автомата, который остался на месте занятий второй роты. Я передал его кому-то из сержантов. До этого я предлагал Ермаченко обменять боек на смартфон, но он сказал, что пусть разбирается тот, кто его потерял. Вечером кто-то пришел из сержантов, они дали мне 10 рублей. Сумму назвал я. Смартфон Ермаченко мне так и не вернул».

На самом деле речь шла о затворе, Барановский спутал деталь автомата. По его словам, затвор нашел не он, а сержант Вяжевич, который отдал его для обмена. А Вяжевич якобы нашел затвор возле столовой.

Прокурор: – Что было на самом деле?

Барановский: – Сейчас не помню.

Прокурор: – Чем можно объяснить вашу позицию «здесь помню, здесь не помню»? Не знаете, что ответить?

В ответ – молчание.

Память обвиняемого освежил прокурор, зачитав его показания на очной ставке с Вяжевичем, которая прошла в марте текущего года. В своих показаниях Барановский сообщил, что он «стоял возле пирамиды с оружием, а Вяжевич вытащил затвор. По-моему, инициатива похитить затвор была моя. Я хотел обменять затвор на телефон, который у меня изъял командир второй роты». Позже затвор он в обмен на BYN5 передал сержанту 2-й роты, который заступал в наряд. В суде эти слова он подтвердил.

Из показаний допрошенных свидетелей следует, что подчиненные Ермаченко сложили оружие на улице, оставили двух солдат для охраны и отправились в столовую. В это время к ним подбежал сержант Вяжевич, схватил автомат, вытащил затвор и убежал. Последний владелец телефона утверждал, что купил его у Барановского.

Непонятно, почему Барановский привлекается к ответственности за хищение телефона, но в его обвинении, как и у Вяжевича, отсутствует эпизод с хищением затвора.

В ЗАСТЕНКАХ КГБ

Как оказалось, сержантов задерживали сотрудники госбезопасности и некоторое время они провели в СИЗО КГБ.

Именно там Барановский написал несколько явок с повинной, заявлений на имя председателя КГБ и чистосердечное признание, в которых сообщил о своих противоправных действиях в отношении подчиненных ему курсантов, в числе которых был Александр Коржич. Также он пояснял, что действовал совместно с обвиняемым младшим сержантом Скуратовичем, заодно рассказал чекистам о сержанте Вяжевиче, который занимался «дедовщиной».

В суде Барановский от явок с повинной отказался, сообщив, что писал их под давлением и диктовку сотрудников КГБ, которые якобы его избивали и угрожали. «Били по почкам, говорили: «Из-за тебя солдат погиб», – сказал он. – Я до сих пор в туалет хожу кровью». Он не признает обвинения в получении взяток, по его мнению, это были «злоупотребления», не считает себя должностным лицом, также Барановский отрицает, что «действовал группой лиц по предварительному сговору из корыстных побуждений».

Аналогичным образом вели себя в ходе допросов Скуратович и Вяжевич, признававшие мелочевку, но отрицавшие выводы следствия, отягощающие их вину. Правда, на «зверства» чекистов они не жаловались. Разве что Скуратович обмолвился, что «приходилось целый день сидеть в кабинете без еды».

При этом, что касается отжиманий, так называемой «прокачки», курсантов после отбоя, приседаний со стулом, раздачи «собак» – ударов ногами по ногам, «пробивки патрона» – удара по дну фляжки, когда пробка впивается в тело, наказаний «кантосом» – удара ладонью по шее, то на эти неуставные наказания у обвиняемых были объяснения.

Таким образом своих подчиненных они наказывали за то, что те шумели после отбоя, курили в строю или туалете, за отсутствие воды во фляге и заросшую шею. «Всегда была  какая-то причина», – дружно поясняли обвиняемые.

Правда, в некоторых случаях они, что называется, разводили руками. Сержант Барановский, как-то застав рядового в туалете за курением, испачкал черным обувным кремом пол и заставил курильщика отмывать его до первоначального состояния. «У меня нервы сдали!» – это все, что мог сказать в свое оправдание Барановский.

За то, что один из курсантов оговорился и назвал младшего сержанта Скуратовича «рядовым», тот его отвел в туалет и приказал лизать ершик от унитаза. Скуратович в суде сообщил, что потерпевший его не так понял, мол, сказал ему, чтобы «ершиком унитаз вылизал», а тот воспринял это буквально. До лизания дело не дошло, обругали друг друга матом и разошлись.

Обвиняемый Вяжевич за грязную обувь измазал черным кремом руки рядового и заставил его вычистить берцы. На вопрос прокурора, кто его этому научил, он не смог вразумительно ответить. Ну а кто вообще личный состав обучает и воспитывает?

ОФИЦЕРСКАЯ «ДЕДОВЩИНА»

В ходе допросов сержантов выяснилось, что они не только обвиняемые, но еще и потерпевшие. С таким статусом они проходят по делам, возбужденным в отношении бывших командира роты старшего лейтенанта Павла Суковенко и старшины роты прапорщика Артура Вирбала. Оба обвиняются по ч.3 ст.455 УК. Подробности официально не сообщались, известно, что прапорщик забрал у Коржича банковскую карточку и некоторое время снимал с нее деньги. Следственный комитет сообщал, что с карточки пропало как минимум BYN180. Некоторые нюансы дел Суковенко и Вирбала стали известны в суде со слов Барановского, Скуратовича и Вяжевича.

Сержантов обвиняют в том, что они занимались поборами, вынуждали подчиненных покупать им в магазинах части сигареты, кофе 3 в 1, продукты, отбирали продукты, которые им присылали или привозили родственники. Частично они свою вину признали, но при этом утверждают, что с их стороны категорических требований не было, мол, просто просили или курсанты их сами добровольно угощали.

«70% всего покупалось для командира роты, началось это еще с моего первого периода службы», – заявил в суде Вяжевич, которого призвали в мае 2016г. Барановский и Скуратович также утверждают, что так оно и было. По их словам, Суковенко приказал, чтобы по утрам у него на столе стояла чашка кофе, а в тумбочке были продукты для перекуса.

Из заявления Барановского, написанного в КГБ 25 октября 2017г.: «Констатирую следующие факты. В период службы в 3-й учебной танковой роте я с сержантами за весь период службы делал всю офицерскую работу, начиная с личных дел и заканчивая личным составом. Находясь в наряде, мы не могли отдыхать в положенное время с 9 до 12, если у командира роты не будет кофе. Иногда мы его сами покупали, иногда просили солдат. Командир роты требовал, чтобы в него в шуфлядке в столе были продукты питания. Если их не было, он устраивал в роте шмон и забирал продукты питания, которые находил в тумбочках. Чтобы этого не было, нам приходилось делать так называемый относ… Офицеры даже не пытались контролировать распорядок дня, на зарядку они не ходили».

И это еще не все. Сержанты также обвиняют своего бывшего командира в том, что он недодавал подчиненным денежное довольствие. Довольствие курсантов составляло BYN9,3, а на руки они получали BYN8,5. Сержанты вместо BYN16,9 получали от офицера BYN15. Также в случае 2-3-дневных увольнительных военнослужащие должны были получать что-то вроде командировочных, порядка BYN11-19. Этих денег солдаты вообще не видели. Неужели офицер их присваивал? В роте запрещалось хранить продукты, однако их присылали или привозили по воскресеньям родственники солдат.

Пакеты с продуктами затем складывались в каптерке, где сержанты, по их словам, по указанию Суковенко комплектовали наборы, не менее шести, которые относили в канцелярию роты.

И еще. От Барановского стало известно, что «сержантам от офицеров доставалось больше, чем курсантам от них». Он сообщил, что офицеры их избивали и заставляли отжиматься. Правда, он не пояснил, за какие провинности их так наказывали, не назвал и конкретные фамилии.

На вопрос прокурора ответил: «Прошло много времени, не помню». Тему раскрыл обвиняемый Скуратович. По его словам, однажды сержанты плохо сдали зачет. Ротный их собрал в подразделении, заставил отжиматься, и во время сего упражнения задавал вопросы по уставу и техническим параметрам танка. Того, кто отвечал не верно, лупил «машинкой» по мягкому месту. «Машинкой» офицер называл деревянную палку.

В ходе допросов обвиняемые помянули и бывшего старшину роты прапорщика Артура Вирбала. По словам Барановского, в период инкриминируемых ему событий прапорщика две недели не было на службе, он находился в отпуске.

На вопрос адвоката, в очередном отпуске или вынужденном, обвиняемый сказал: «В вынужденном, он находился в запое». Вяжевич утверждал, что его обувь износилась, но получить новые берцы он не мог, прапорщик уклонялся под всякими предлогами. Он пожаловался ротному, после чего Вирбал сказал, что новую обувку он вообще не получит. В итоге сержанту пришлось покупать берцы в другой части за BYN50. «BYN15 у меня было, еще BYN15 и BYN20 я получил с курсантов, которым разрешил пользоваться телефонами», – ­
пояснил он. Скуратович в ходе допроса сообщил, что у старшины он покупал за BYN30 китель.

Понятно, что к показаниям обвиняемых следует относиться с осторожностью, у них свой вполне понятный интерес. Где правда, а где ложь, предстоит выяснить суду. Бесспорен лишь один факт: сержанты в этой драме крайние, а смерть Коржича выявила глубинные с заявкой на системность проблемы всей белорусской армии, в результате чего в этом болоте все дерьмо всплыло.

Автор: Виктор Федорович;  «БелГазета» 

 

You may also like...