Мародерство: брать или не брать?

Ситуация после землетрясения в Чили поставила вопрос о том, на что имеют право люди, оказавшиеся в отчаянном положении. Что считать кражей, а что – спасением? 

«Закон, — писал в XIX веке Анатоль Франс, — утверждает величие равенства, запрещая как богатым, так и бедным спать под мостом, попрошайничать на улицах и воровать хлеб».

Если землетрясение в Гаити оставило у нас в памяти прежде всего фотографии искалеченных тел, то землетрясение в Чили запомнилось картинами мародерства. Благодаря более строгим строительным нормам в относительно благополучном Чили погибло не так много людей, как на нищем Гаити.


AP Photo/Ricardo Mazalan

Тем не менее репортажи из Чили поступали в последовательности, уже превратившейся в журналистское клише: сначала сообщения о том, что толпы штурмуют магазины в поисках продуктов и детских подгузников, затем фотографии людей, тащащих по улицам оставшегося без электричества города телевизоры и посудомоечные машины. Витрины, не пострадавшие во время землетрясения, были разбиты позже. Большой универмаг в Косепсьоне подожгли, в некоторых районах уличные банды грабили всех встречных. Жители многих районов сформировали группы самообороны, и, по сообщениям, говорили, что «человеческое землетрясение» затмило геологическое.

Хочется задать вопрос: в каких обстоятельствах люди, попавшие в отчаянное положение, имеют право преступать закон? И до какой степени? Что именно — в спектре от детских подгузников до посудомоечной машины — нельзя отнести к предметам первой необходимости и что полицейский должен заставить человека бросить, угрожая в противном случае открыть огонь?

Позднее в город были введены войска, и мы увидели фотографии молодых людей, распростертых на земле лицом вниз, и приставленные к их головам стволы винтовок.


REUTERS/Mariana Bazo

В целом мы не увидели ничего нового по сравнению с тем, что можно было увидеть на Гаити. Или в Новом Орлеане после урагана «Катрина». Или в Дейтоне, штат Огайо, после наводнения 1913 года. Или в Риме в 410 году нашей эры.

Едва ли нам удастся вспомнить хотя бы один пример катастрофы, природной или антропогенной, после которой бы не началось мародерство. Снежная буря? Вспомним массовое мародерство после снежной бури в Чикаго в 1967 году. В Монреале в 1969 году мародерство началось, когда полиция объявила забастовку. В 1911 году жители Сицилии грабили покинутые дома, жителям которых угрожали потоки лавы, хлынувшей по склонам вулкана Этна после извержения. Или вспомним разграбление Национального музея в Багдаде в 2003 году, когда американские войска входили в город.

Предсказать, начнется мародерство или нет, почти невозможно. Авария, оставившая в 1965 году Нью-Йорк без электричества, запомнилась тем, как предупредительно вели себя горожане по отношению друг к другу, и тем, что девять месяцев спустя в городе наступил пик рождаемости. Но аналогичная авария 1977 года привела к совсем другим последствиям: в то время как в Гринвич-Вилледже царило веселье, по бедным негритянским и пуэрториканским районам прокатилась волна погромов магазинов, 25 из которых пылали даже утром следующего дня.

Массовое мародерство начинается спонтанно, но сколько времени оно будет продолжаться, зависит от быстроты и жесткости реакции властей. Так вкратце звучит основной аргумент в пользу решительного применения силы.

Старт самой ужасной волне погромов в истории Нью-Йорка был дан не стихийным бедствием, но результатами жеребьевки для призыва в армию. В 1863 году рабочие-бедняки, в основном ирландцы, возмутились против военного призыва. Шла Гражданская война, и состоявшая из ирландских добровольцев знаменитая 69-я Пенсильванская бригада только что почти полностью полегла в сражении при Геттисберге.

Толпа линчевала негров и поджигала приюты для негритянских сирот, разгромила штаб-квартиру боровшейся за отмену рабства Республиканской партии и подожгла дом мэра города. Части Национальной гвардии штата в это время еще не вернулись из Пенсильвании, так что погромы продолжались несколько дней, пока, наконец, в город не вступили федеральные войска и не подавили беспорядки, применив артиллерию.

Как заметил Анатоль Франс, закон не разрешает украсть буханку хлеба даже голодающему. Но ученые, изучающие случаи массовых погромов и мародерства, выделяют три категории моральной неприемлемости таких преступлений.

Большинство из нас не станет осуждать того, кто украл пищу ради выживания.

Кража таких предметов, как телевизор, попадает в среднюю категорию. Да, можно предположить, что умирающий с голоду крадет телевизор, чтобы продать его и купить себе еду, но точно установить, действительно ли мотив преступления был именно таким, как правило, невозможно.

Ну и, наконец, третья категория: массовые беспорядки, имеющие этническую или классовую подоплеку, — то, что Гоббс называл «войной всех против всех». Подобные случаи вызывают всеобщее осуждение, хотя многие и считают простительным, когда в кризисной ситуации наружу вырывается возмущение, для которого у бедняков всех странах имеется достаточно оснований.

Триша Вахтендорф, заместитель директора «Центра изучения катастроф» при Делаверском университете, считает, что термины «мародерство» и «преступление» вообще неприменимы в ситуациях, когда кто-то берет без разрешения предметы первой необходимости, — никому ведь не приходило в голову осуждать пожарных, тушивших пожар Всемирного торгового центра, за то, что они брали в близлежащих магазинах бутылки с водой, чтобы промыть слезившиеся от дыма глаза.

В каждом отдельном случае, считает профессор политологии Мэрилендского университета Джеймс Гласс, этическая оценка зависит от конкретных фактов. «Когда голодающий крадет в магазине еду, это одно. Но когда голодающий мужчина отнимает у женщины сумку с продуктами, которые она несет домой своим детям, это уже совсем другое».


AP Photo/ Natacha Pisarenko


AP Photo/Natacha Pisarenko


AP Photo/Natacha Pisarenko

На фото Чили восемь дней спустя, после землетрясения. 

Дональд МакНил-мл., Нью-Йорк, The New York Times / Новая газета

You may also like...