Как уберечь от тюрьмы детей-правонарушителей

Ювенальная и уголовная юстиции должны пересмотреть свои реакции на преступления детей, развивая практики внесудебных решений конфликтов.

Из чего состоят эти практики и как они работают, можно узнать, изучая опыт программ восстановительного правосудия, которые в прошлом году внедрялись на Луганщине. 

Нынешняя международная и европейская концепция защиты прав человека исходит из исключительно карательного реагирования на преступление. Такой подход не может надлежащим образом обеспечить права пострадавших и обидчиков.

Профессор кафедры теории государства и права Одесской национальной юридической академии Наталья Крестовская сетует на несовершенную систему реагирования на детские преступления в Украине. Хотя большинство несовершеннолетних на сегодняшний день получают условные сроки или меры принуждения воспитательного характера, однако такой ребенок лично не возмещает убытки пострадавшему, а значительная часть мер принуждения — передача детей под надзор родителей, которые и так “забросили воспитание ребенка”.

В качестве примера эффективных практик реагирования на детские преступления она приводит польский опыт. В этой стране ребенка передают под надзор куратора — работника суда. У кураторов есть отчетность, план социальной реабилитации ребенка и работы с семьей.

“Когда семейный судья в Польше выносит решение, он назначает одну из многих мер, которые следует применить к ребенку. Если это кураторский надзор, то куратор посещает семью, школу, изучает потребности подростка и реагирует согласно этим потребностям: возможно, тому нужна психологическая помощь из-за неконтролируемой агрессии“, — рассказывает эксперт. 

Сколько детей-рецидивистов в Украине — неизвестно. Статистика, которую ведут государственные органы, малоинформативна. Впрочем, по данным Генпрокуратуры, в 2018 году украинские дети совершили 3 980 преступлений. Львиная доля (3 050) — преступления против права собственности. Из этого количества 80 — телесные повреждения средней тяжести и 23 — умышленные убийства.

Действительно ли колонии исправительные?

Наталья Крестовская убеждена: в вопросе детской преступности приоритетными должны быть меры внесудебного разбирательства. Это следует из принципов Конвенции о правах ребенка, объясняет она: “К тому же рекомендательные стандарты в отношении ювенальной юстиции настраивают украинскую правовую систему на то, чтобы выводить ребенка по меньшей мере из-под уголовной юстиции. Поскольку карательная система правосудия не отвечает принципу обеспечения лучших интересов ребенка, как этого требует ст. 3 этой Конвенции и многих подписанных Украиной детских конвенций”. Наилучшим способом реагирования на уголовные правонарушения детей эксперт считает создание разнообразия мер принуждения, чтобы попытаться вывести ребенка из орбиты уголовной юстиции и ресоциализировать его.

Содержать заключенных в условиях, отвечающих ряду международных стандартов, в частности Европейским пенитенциарным правилам, не так легко с экономической точки зрения. Вместе с тем, оказавшись в пенитенциарной системе, ребенок имеет больше шансов стать законченным рецидивистом, считает специалист по восстановительному правосудию из Северодонецка Луганской областиАлексей Богатырев.

“А если ребенка поместить в среду, где с ним работают психолог и соцработник, то у него есть немалые шансы стать полноценным членом общества. Потому что специалисты могут запрограммировать разные положительные сценарии его жизненного развития”, — говорит он.

Исполнительный директор “Восток-SOS” Александра Дворецкаятакже уверена, что действующая криминальная система в Украине не может исправить ребенка: “Когда я читала книгу Нильса Кристи “Приемлемое количество преступлений” — о практике медиации, то поняла, что за рубежом работают даже с тяжкими уголовными преступлениями, и это приемлемо для тех обществ. И нам надо менять подход. Если мы ставим государству задачу, чтобы преступник страдал, то не надо удивляться, почему он обижен на общество, которое долгое время заставляло его страдать и аплодировало этому”.

Что такое восстановительное правосудие?

Эмоцию преступника, на которую указывает правозащитница и которую эксплуатирует уголовная юстиция, профессор исследовательской школы социологии Австралийского университета Джон Брайтует называет “клеймящим стыдом”. “Церемониальное унижение” полицией, судами, исправительными колониями и клеймение осужденных — характерные особенности карательной системы. Такой стыд в ресоциализации человека, по убеждению экспертов, малоэффективен.

Иное дело — “воссоединительный стыд”, с которым работает восстановительное правосудие. Джон Брайтует убежден, что для положительного результата нужно, в частности, осуждение правонарушения, а не личности, а затем — проявление поддержки и любви со стороны близких людей.

Восстановительное правосудие — это справедливое решение спора или конфликта, направленное на преодоление его негативных последствий и исцеление его участников с социальной точки зрения. Идеальная цель такого правосудия — сформировать у правонарушителей чувство ответственности за собственные действия и вернуть ситуацию, которая была до конфликта, или, если это невозможно, компенсировать нанесенный ущерб.

Такие программы проходят в форме диалога между обидчиком и потерпевшим с участием третьей, нейтральной стороны. Ею может быть суд, медиатор, представители семьи или местная громада. В ходе таких встреч стороны конфликта достигают понимания того, что произошло, налаживают взаимопонимание и заключают соглашение о компенсации ущерба.

Специалисты отмечают, что участие в программах позволяет получить вменяемое символическое возмещение, которое заключается в исцелении пострадавшего. А достигнув такого состояния, стороны справедливо определяют возмещение материального ущерба.

“Часто подросток во время такой встречи не может произнести ни слова извинения, а не то, что сказать правду. Но его самочувствие и состояние видит потерпевший человек. И только он решает, верить ли раскаянию нарушителя. В этом и заключается целебный эффект восстановительных практик”, — объясняет специалист по восстановительному правосудиюТатьяна Лайша.

В восстановительных практиках могут принимать участие дети до 18 лет по согласию родителей. Среди критериев отбора — преступления легкой и средней тяжести, вместе с тем инкриминируемая статья Уголовного кодекса должна еще и предусматривать примирение. Тогда, в зависимости от эпизода и статьи, судья может смягчить наказание, дав условный срок, или освободить от наказания, если это позволяет законодательство.

Специалисты отмечают, что психологи могут получать кейсы на любом этапе уголовного процесса — от прибытия патрульных на место преступления до рассмотрения дела в суде. Но чем раньше это произойдет, тем больше у них будет времени для достижения эффективного символического возмещения. Такие программы требуют тщательной подготовки. Из-за значительной глубины обид и остроты горя специалистам нужно проводить несколько встреч со сторонами — как отдельно с каждой стороной, так и всем вместе. В Польше, например, суды дают специалистам два месяца на такую подготовку.

В чем успех восстановительного правосудия

В программах по восстановительному правосудию важно активное участие всех сторон, которых коснулось правонарушение. Это помогает пострадавшему понять, зачем обидчик совершил преступление, пережить эмоции и избавиться от cтраха повторения события, а самому правонарушителю — осознать, к каким последствиям привели его действия.

“Обычно многие потерпевшие после правонарушений замыкаются в себе.Они боятся, что это может повториться снова, и считают, что с ними что-то не так, если против них совершили преступление. Исцеляющее правосудие позволяет двум сторонам пережить эмоции и остаться если не друзьями, то людьми, которые могут поздороваться друг с другом, встречаясь на улице”, — добавляет специалист по восстановительному правосудию Дарья Карташова.

Решение по преступлениям должны приниматься консенсусом. Все участники процесса — судья, правонарушитель, пострадавший, прокурор, защитник, члены семьи, представитель громады — имеют одинаковый голос. С таким подходом вероятность выполнения принятых решений выше, поскольку каждый участник получит пользу, если совместно обсужденные намерения будут выполняться.

Однако если у общества зачаточное понимание восстановительных практик, стороны могут отстаивать корыстные мотивы. А это нивелирует эффективность программы.

“У меня бывали случаи, когда потерпевшие благодаря этой программе хотели получить дополнительные бонусы. Они преувеличивали ущерб. По этой причине правонарушители не получали урок справедливого реагирования на их преступление, — наоборот, это еще больше загоняло их в уголовную мотивацию”, — добавляет Татьяна Лайша.

Восстановительное правосудие не поможет рецидивистам. Оно для детей, впервые совершивших преступление. Татьяна Лайша предостерегает, что такие программы — это не способ избежания ответственности, а инструмент для глубинного осознания последствий преступления и попытки исправить ситуацию. Другим критерием отбора кейса для восстановительного правосудия является уровень осознанности правонарушителем, что он совершил преступление.

“Если он представляет себя здесь таким крутым, и наши чувствительные беседы не помогли ему что-либо осознать, то мы, конечно, отказываемся брать такого человека в программу”, — комментирует Татьяна Лайша.

Обычно обидчики заинтересованы принять участие в таких практиках, потому что судьи по собственному усмотрению и в зависимости от норм законодательства могут смягчить наказание.

“У подростков еще не заглушена совесть. Надо правильно проводить со сторонами предварительные встречи. Нужно показать человеку последствия преступления: “А ты знаешь, что в этой семье есть больной человек и твое действие привело к таким-то и таким-то последствиям?” Тогда у человека возникает чувство внутреннего дискомфорта, после чего можно предложить участие в программе: “А если мы проведем программу и потерпевший человек увидит твое искреннее раскаяние, у нас будет мировое соглашение. Если ты искренне извинишься, то судья, возможно, даст тебе условный срок”, — объясняет специалист подходы к мотивации правонарушителя участвовать в программе.

Крепкая громада

Работница Департамента исправительных учреждений американского штата Миннесота Кей Пранис отмечает, что восстановительное правосудие подчеркивает важность индивидуальной и коллективной ответственности. Каждый человек ответствен за причиненный другим вред, а коллектив района, города, области и государство ответственны за социальные условия, побуждающие к преступлениям.

Восстановительное общество использует преступление как возможность укрепить себя, лучше понять друг друга и выстроить сердечные взаимоотношения. Восстановительное сообщество — это сообщество, которое учится, познает себя, тех, кому нанесен ущерб, и тех, кто его причинил. Это также то сообщество, которое использует указанные знания ради улучшения жизни членов громады. Именно поэтому восстановительное правосудие способствует уменьшению преступности и усиливает чувство безопасности в громаде. А следовательно, в нем должны быть заинтересованы громада и местная власть, говорит Дарина Карташова.

“Местная власть должна быть заинтересована, ведь для нее это профилактика молодежной преступности и активность граждан. Она может, к примеру, предоставлять процессу статусность, а специалистам — помещение для встреч со сторонами. А у нас в местной власти Северодонецка нет даже человека, отвечающего за безопасность в громаде. Власть и не намерена создавать такую должность”, — говорит руководитель проекта по восстановительному правосудию в Кризисном медиацентре “Сиверский Донец” Олег Невеница.

“Вы из секты?”

В минувшие годы в Украине уже были спорадические практики исцеляющего правосудия. Их внедряли в Белой Церкви, Виннице, Дрогобыче, Жмеринке, Ивано-Франковске, Красногвардейске, Луганске, Львове, Одессе, Пирятине, Симферополе и Харькове. Такие программы на Луганщине пытался ввести в прошлом году Кризисный медиацентр “Сиверский Донец”. Для этого тренеры обучили десять человек из разных городов области. Однако в целом местная власть так и не пошла на сотрудничество со специалистами, чтобы такие программы работали постоянно.

Главамедиацентра Олег Невеница считает, что законодательство позволяет внедрять практики восстановительного правосудия, но так не думают представители Национальной полиции и прокуратуры. Им не хватает соответствующего приказа от руководства ведомств.

“После наших семинаров для всех заинтересованных сторон правоохранители поняли важность таких программ, но все показывают вверх и заявляют, что начальник полиции, прокурор и судьи должны договориться, как это должно работать в украинских реалиях”, — говорит он и добавляет, что от участия в программе отказались даже местные судьи, ссылаясь на свою занятость.

ПравозащитницаЦентра прав человека ZMINA Людмила Янкинаназывает такое отношение судей парадоксальным. “Именно судьи должны быть заинтересованы в работе такого механизма, поскольку тогда нагрузка по количеству уголовных дел станет значительно меньше. Им также будет легче работать в делах, где участники слушаний прошли программы по восстановительному правосудию”, — убеждена она.

Хотя глава 35 Уголовного процессуального кодекса попутно упоминает, что соглашение о примирении может быть достигнуто с помощью других лиц, и восстановительные программы все равно нужно усиливать в законодательстве. На этом настаивает Наталья Крестовская.

“На сегодняшний день Уголовное процессуальное законодательство не запрещает программы по восстановительному правосудию, но практически не предусматривает их. Уголовные производства серьезно зарегулированы. Глава 35 не разрешает приобщать к примирению следователей, однако при этом там не упоминается медиатор или ведущий восстановительного правосудия. Чтобы программы по восстановительному правосудию работали, их надо предусмотреть в законодательстве: или в главе о производстве на основании соглашений, или хотя бы в главе о производстве по делам несовершеннолетних”, — объясняет она. Вместе с тем она тоже считает, что нужно предусмотреть перечень дел, в которых следователи должны информировать участников уголовного производства о программах по восстановительному правосудию.

Школьный офицер полиции ЛисичанскаЕлизавета Князева вспоминает реакцию следователей, когда она пришла к ним с просьбой дать несколько кейсов детей с проблемным поведением: “Они чуть ли крутили пальцем у виска. Следователи реально думали, что я из какой-то секты, и начали меня избегать”.

Наталью Крестовскую не удивляет такая реакция. Она констатирует низкую педагогическую и психологическую компетентность правоохранителей в работе с детьми и считает, что в их образование нужно внедрять вопрос такой работы.

Кроме этого, среди преград на пути к внедрению таких программ специалисты медиацентра называют нехватку доверия между гражданами и представителями государственных учреждений, слабую межведомственную координацию, клановость, честь мундира и повышенную агрессивность жителей Луганщины.

“Настя, мы тебе верим”

Однако Кризисному медиацентру “Сиверский Донец” удалось получить от Национальной полиции пять кейсов для работы с несовершеннолетними. Что это за дела, и чем они завершились?

Елизавета Князева вспоминает работу со школьницей одной из начальных школ Северодонецка, которая в течение года воровала деньги у своих одноклассников. Она ничего не покупала на украденное, а отдавала средства своей маме, которая сразу же возвращала их владельцам. Правоохранители привлекали безработных родителей к административной ответственности.

“У девочки была несвязная речь, раздраженность, страх смерти, нарушение сна, рассеянность и плохая память. В отличие от своей сестры, она отстает в обучении. Тесты с девочкой показали, что проблема связана с нелегкой судьбой семьи. Она долгое время проживала в Стаханове, где почти каждую ночь из-за активных боевых действий ночевала в подвалах. Это и сказалось на характере девочки”, — рассказывает школьный офицер полиции.

Настя не хотела просить извинения за свое поведение. Обижалась на одноклассников, которые называли ее воришкой. После кропотливой работы с девочкой ведущие программы предложили ей написать письмо доверия с просьбой к классу извинить ее.

“Она действительно написала это письмо. Психолог и школьный офицер полиции создали с одноклассниками круг доверия, и это письмо зачитал староста класса. Настя утвердительно ответила на мой вопрос, подписывается ли она под каждым написанным словом. Ее одноклассники встали и начали аплодировать со словами, что они ей верят. Настя даже расчувствовалась”, — вспоминает Елизавета Князева. После этого школьница подписала договор в трех экземплярах с обязательством больше не воровать деньги и о контроле выполнения обязательств. По экземпляру дали Насте и школе, а один остался в Национальной полиции.

Елизавета Князева отмечает, что прошло уже два месяца после этой встречи, и школа больше не сообщала о случаях краж. “У самой Насти словно камень с души свалился. Она стала добрее. Восстановительное правосудие позволяет восстановить ресурс доверия и использовать его при разрешении конфликтов. Если человек однажды упал в яму, то не надо забрасывать его камнями и закапывать живьем. Ему нужно дать шанс”, — комментирует она и добавляет, что благодаря восстановительному правосудию можно понять внутренние причины совершения человеком правонарушения.

Участники программы выяснили, что три года назад Настя получила серьезную травму головы. В больницу родители не обращались, девочка просто отлежалась дома несколько дней. На вопрос, делали ли ребенку томографию головного мозга, родители ответили: “Нет денег — пусть живет как может”. Сейчас правоохранители и психологи ищут возможность помочь семье сделать томографию.

Татьяна Лайша считает, что причиной правонарушений ребенка могут быть нелады в семье, в которой родители по разным причинам не справляются со своими родительскими обязанностями. Обычно государственные органы в семейную жизнь вмешиваются тоже с осуждением: правонарушителя и родителей осуждают, штрафуют или грозят детей упечь за решетку, а родителей лишить родительских прав.

“Обобщенные оценки всей их жизни, которые допускают служащие, свидетельствуют о карательном подходе. А он оценивает, грозит, унижает человеческое достоинство. В таком случае ребенок-правонарушитель и его родители не могут осознать и активизировать свою ответственность за свои плохие действия или бездеятельность. Наоборот, у них часто включается психологическая защитная реакция”, — объясняет Татьяна Лайша.

Школьный буллинг

В ноябре 2018 г. Национальная полиция Лисичанска передала психологам кейс о буллинге среди восьмиклассников.Правоохранители не могли понять, кто в конфликтной ситуации буллер, а кто потерпевший.

Школьница Д. пренебрежительно высказалась в адрес мамы мальчика М., и тот ударил ее по голове. Из-за этого у девушки были головные боли и тошнота. После этого события мама Д. вызвала полицию.

Классный руководитель и директор школы на отдельной встрече с психологами программы высказывали позицию, что не следовало привлекать к спору полицию, и обвиняли маму в раздувании конфликта. Но позже специалисты выяснили, что травля Д. продолжается с пятого класса. В седьмом классе девушку побили одноклассницы, а ребята наблюдали за издевательством и аплодировали. После этого события у Д. резко снизилась успеваемость. Она была уверена: сколько ни прилагай усилий, а хороших оценок не получишь.

Администрация школы считала, что девушка сама спровоцировала конфликт. Учителя характеризовали М. как спокойного, доброжелательного ученика, неспособного кого-либо обидеть без повода.

Мама Д. — Ю.М. — воспитывает дочь сама. У нее незавершенное высшее образование, работала актрисой. Теперь работает на трех “непрестижных” работах. Во время встречи с ведущими программы женщина признала формальный подход к воспитанию ребенка, которое сводится к контролю местопребывания и наказанию материального характера. Среди причин такого воспитания называет постоянную усталость и нехватку времени для полноценного общения с дочерью.

Ведущие программы организовали искренний разговор между мамой и Д. Девушка решила взять на себя большую часть бытовых обязанностей по дому, чтобы у мамы появилось время на полноценный отдых. В конце концов мама стала спокойнее, а у них обеих появилось больше времени для взвешенного общения, общих дел и хобби.

Женщина переживала, что ее ребенок стал в классе изгоем. Кроме того, по ее словам, М. так же пренебрежительно относился и высказывался о ней самой. Мать ребенка считает, что классный руководитель и администрация школы находятся на стороне булеров и ни в одном конфликте не поддержали Д.

С 14-летней Д. ведущие программы провели четыре встречи-примирения. Они были между Ю.М. и обидчиком, а также с матерью М.

Психолог Валентина Барановская рассказывает, что напавший долго избегал встречи со специалистами. Когда в школе появились психологи, он сразу ушел на больничный. А когда встреча все же состоялась, было понятно, что его заставили прийти. Мальчик отрицал, что бил девушку по голове, и утверждал, что никогда не чувствовал к ней пренебрежения и не обижал.

“Во время разговора он показал себя как инструментальный асоциальный агрессор. Он использовал агрессию для достижения других целей — самоутверждения через унижение жертвы и создание у нее эмоции страха”, — рассказывает Валентина Барановская.

Специалисты обнаружили, что в классе нездоровая атмосфера. Они провели рисовальное тестирование, из которого поняли, что 70% учеников считают М. лидером класса, а 63% не воспринимают Д. как члена коллектива.

Программу по восстановительному правосудию прервали зимние каникулы. Специалисты нарекают, что в этот период мама перевела Д. в другую школу. Она объяснила им, что поступила так потому, что была уверена в мести администрации школы из-за того, что вынесли мусор из дома — позвонили в полицию. Она также считала, что это единственная возможность начать учиться, а не постоянно выяснять отношения. Ее дочь рассказала, что в новой среде ей спокойнее, однако она жалеет, что ей не удалось примириться с одноклассниками с участием психологов.

“Девочка немного грустила по школе и укоряла себя за то, что поддалась на мамины уговоры. Поскольку конфликт не был решен до конца, в душе у нее остался неприятный осадок”, — рассказывает Валентина Барановская.

Примирение между Д. и М. один на один с участием ведущего все же состоялось. Каждый из них поделился своим видением ситуации, попытался проанализировать, чтобы ответить себе и собеседнику, как и почему это случилось, почему ситуация требовала вмешательства посторонних, что должен каждый из них сделать, чтобы исправить положение и найти пути решения проблемы. В восстановительном правосудии специалисты обязательно подталкивают стороны оценивать что-либо с критическим рационализмом.

В конце концов М. искренне извинился перед бывшей одноклассницей за то, что не удержался во время ссоры да и в общем повел себя недостойно. Д. приняла извинения и со своей стороны признала, что в некоторых моментах также была неправа. Стороны подписали договор примирения и сейчас считают, что конфликт реально исчерпан.

По словам Валентин Барановской, после встреч Д. попросила у ведущих программы оказать ей психологическую помощь, чтобы сформировать или скорректировать ее психоэмоциональные качества. На что те согласились.

Однако на этом психологи не остановились. Они тщательно с помощью тестов еще раз проанализировали весь восьмой класс и выявили семь потенциальных буллеров и шесть потенциальных пострадавших, с которыми в классе провели круг доверия.

Бывшие одноклассники пожалели, что Д. ушла из школы. “Я и не задумывалась над тем, как может быть больно жертве. И когда мне захочется сделать что-то похожее, я попытаюсь поставить себя на место человека, которого хочу обидеть”, — сказала одна из учениц.

Ведущие программы считают, что буллинг в классе спровоцировал низкий социально-экономический статус семьи Д. и конфликтогенная среда в классном и учительском коллективах. Они подчеркивают, что жестокость класса была вызвана тем, что ни в одном случае, начиная с первых проявлений булинга, детей не наказали, а обходились простыми извинениями.

В общем, эксперты Кризисного медиацентра “Сиверский Донец” заметили, что большинство жителей подконтрольной правительству Украины Луганщины не разделяют ценности восстановительного правосудия. Это зависит от мировоззрения человека — системы ценностных ориентиров, общего отношения человека к окружающей реальности и к себе. Поэтому психологи много времени уделяют разъяснению и обсуждению со сторонами ценностей и принципов восстановительного подхода. Это следует делать потому, что сторона конфликта должна сознательно принимать или отвергать ценности, поскольку осознанная добровольность — одно из требований восстановительного правосудия.

Через План действий Национальной стратегии по правам человека сейчас в Минюсте действует Межведомственный координационный совет по вопросам правосудия для детей. Его участники совместно, в частности, с народными депутатами, экспертами Детского фонда ООН UNICEF, программы USAID “Новое правосудие” вносят последние правки в законопроект “О правосудии, дружесственном к ребенку”. По словам первого заместителя министра юстиции Елены Сукмановой, законопроект предполагает восстановительное правосудие и иные внесудебные меры при наличии определенных законом оснований. В ведомстве отмечают, что соответствующие механизмы программ уже испытывают в пилотном проекте Генпрокуратуры “Программа восстановления для несовершеннолетних, являющихся подозреваемыми в совершении преступления”.

Автор:  Николай Мирный, Центр прав человека ZMINA; ZN.UA