Параллельный Донбасс: нелегальные «копанки» уже на равных конкурируют с официальным углепромом

Согласно недавнему заявлению милицейской Службы по борьбе с экономическими преступлениями, на территории Донецкой области действует приблизительно 400 подпольных шахт. Однако по статистике Независимого профсоюза горняков Украины, «копанок» на Донбассе на порядок больше — более 6 тысяч. 

«Копанка» тщательно закреплена толстенными колодами. откуда древесина, нет смысла спрашивать, потому что вокруг «ничей» (то есть государственный) лес. Фото автора 

 

Кустарные шахты-«копанки» (или, как их называют обычно сами горняки, «дыры») до недавнего времени были на территории Донецкого угольного бассейна такой себе фигурой умолчания: все, от первых лиц региональной власти до какого-то там школьника из рабочего поселка, прекрасно знали об их существовании, и делали вид, что проблема, как таковая, отсутствует. Разве что чиновники неохотно признавали «на микрофон» очень уж настырного репортера: мол, определенный недостаток имеет место — однако влияние его на экономику региона исчезающе мизерное, поэтому не о чем и говорить.

Не так обстоит дело ныне. Руководители больших шахт в Шахтерске, Енакиево, Красном Луче, Торезе, Кировском хором поднимают шум: рубить уголь под землей становится фактически некому — квалифицированные забойщики убегают на незаконные шахты, которых без счета развелось вокруг. Остановить отток рабочей силы можно разве что, существенно повысив зарплату, однако для этого Минуглепром должен одобрить новую сетку производственных окладов. Которая, в свою очередь, определяется госбюджетом — теперь это может быть лишь бюджет следующего 2011 года. А шахтерские кадры, между тем, стремительно тают.

К тому же, не всегда он искренний, этот демонстративный директорский гвалт…

ИЗ ИСТОРИИ БОЛЕЗНИ

Первые «дырки» появились на Донбассе лет 12 назад, при скандально известной «реструктуризации» украинского углепрома. Де-факто это был настоящий конвейер уничтожения отрасли, когда на рудниках, признанных чиновниками «неперспективными», поверхностный комплекс механизмов резали автогеном на лом, стволы же, которые вели к промышленным выработкам, слегка, «для видимости» взрывали аммоналом и присыпали окружающим мусором.

Однако местные шахтеры, которые почти стопроцентно попали под сокращение, быстро сообразили, что буквально под их ногами остается таки немало уголька, который, в принципе, можно достать. А поднимать на-гора «черное золото» несмотря на трудности, это был единственный способ заработать на жизнь, которому их в свое время научило государство. И «первопроходцы» на свой страх и риск опять полезли под землю.

Знаю о том не с чужих слов, потому что от моего родного дома до одной из таких нелегальных шахт-«копанок» свободно можно добраться в комнатных тапочках. Когда-то в леске, который начинается сразу за поселковыми огородами, непрерывно шумел шахтный вентилятор. Те из жителей, кто не отправлялся на рабочие смены, привыкли прислушиваться к мощной машине: исправно ли вытягивает из подземелья влажный, пропитавшийся металлическим смрадом воздух. Не запахнет ли, случайно, от ржавых многометровых конфузоров вентилятора предательским дымком, что предвещало самую большую из возможных шахтных бед, после которой столярный цех едва успевал строгать бесплатные профсоюзные гробы.

В один «прекрасный» день рудник закрыли, остатки оборудования станции проветривания продали каким-то частникам, и в небольшом лесу стало тихо. Но ненадолго.

Об идее моего соседа и одноклассника откопать старый вентиляционный ствол, устроив там «копанку», я был в курсе с самого начала дела. Приезжая из города в гости к остаткам родни в постепенно исчезающем шахтном поселке, выслушивал подробные местные новости, в центре которых обязательно был Петр с его рудником: то у него появилась причудливая идея, как использовать старый мотоцикл в роли компрессора для питания отбойных молотков, то неопытного «бизнесмена» «кинули» на деньги мошенники, которые выдавали себя за инвесторов, то (когда «копанка» была практически готова) в лес заявились мрачные «толстолобики», чтобы провести недвусмысленную беседу о «сотрудничестве» и их гарантированном проценте от будущих прибылей…

Как следствие последнего эпизода, договариваться о смотринах «копанки» Петра (куда, как уже упоминалось, нетрудно добраться без проводников и в опорках) пришлось таки долгонько. Десять раз, извинившись, мой школьный друг объяснял, что теперь должен спрашивать о таких вещах у «шефа», без которого он мешок угля, собственноручно нарубленного, не имеет права продать.

Но вот мы на старой опушке, которую в местном народе, по вполне понятным причинам, до сих пор называют «Вентилятор». В глаза бросается разбитая автомобильная колея, которая, блуждая среди деревьев, радужно сверкает на солнце, потому что обильно посыпана мелким первосортным антрацитом. Куча угля, где-то тонн на 7—10, возвышается рядом. И без охраны.

— Не украдут? — наивно спрашиваю, прикинув, что большое ведерко угля по местным ценам тянет в розницу на червонец.

— Здесь не крадут, — объясняет старый друг, мгновенно став серьезным. — Как-то пробовал один, так до сих пор ищут. Спускаться не раздумал?

Шурф, который ведет к «копанке», старательно закреплен толстенными колодами. Откуда древесина, нет смысла спрашивать, так как «ничей» (то есть государственный) лес вокруг. Металлический короб со стальным канатом и бадьей на конце, немного больше колодезной, особых надежд увидеть вновь белый свет не обещает, однако и отступать поздно. Сажусь, цепляюсь намертво, пытаюсь по-гагарински пошутить перед стартом.

— Пальцы с края бадьи убери! — напоследок советует мне кто-то из рабочих Петра. — Ударит, случайно, о стенку — нечем будет до конца жизни ложку держать. Ну, бывай! — Самодельная клеть стремительно падает вниз.

Там, внизу, тихо и спокойно, как будто шел по кладбищу и вдруг свалился в чужую, не тебе уготованную могилу. Воздух влажный, однако, вода за воротник с потолка, несмотря на недавние опасения, не течет. Лишь на кончике языка делается, кажется, немного сладко (что, по приметам опытных горняков, свидетельствует о наличии шахтного метана). Где-то наверху маячит кусочек того, настоящего мира.

А здесь — в сторону от старого вентиляционного ствола отходит низенькая, на высоту угольного пласта, самодельная лава. Если посветить шахтерской «коногонкой», которую мне предусмотрительно вручили на верху, то между стояками крепления заманчиво блестит антрацитный пласт, ради которого и лезут сюда товарищ детства и его «наемники». Там, в щели высотой с кухонный табурет, они долбят по очереди «целик» — массив угля, который когда-то специально оставили нетронутым, чтобы здание станции проветривания не разрушилось, и не ушло под землю.

Когда включается отбойный молоток, в «дыре» сразу становится, мягко говоря, неуютно. Забойщики здесь меняются через два часа, общая же продолжительность рабочей смены ничем не ограничена. Когда не хватает воздуха для дыхания, шахтерам приходится отсоединять шланг, который ведет с поверхности, от компрессора, и кое-как продолжать выработку. Остальное: выбросы опасного газа, вероятность обвалов, въедливая угольная пыль, которая намертво оседает в легких, и даже, как говорят, повышенную радиацию, приходится игнорировать.

КОМУ DOLCE VITA

Согласно недавнему заявлению милицейской Службы по борьбе с экономическими преступлениями, на территории Донецкой области действует приблизительно 400 подпольных шахт. Однако по статистике Независимого профсоюза горняков Украины, «копанок» на Донбассе на порядок больше — более 6 тысяч. Там, где «хвосты» угольных пластов практически выходят на поверхность, «копанки» иногда устраивают, жертвуя собственным подворьем. В «тяжелых» случаях противозаконные подкопы делаются под жилые дома или железнодорожный путь.

«Работа на ряде таких шахт осуществляется на промышленной основе. Они могут быть подчинены местному мэру, криминальному авторитету или директору соседнего, легального госрудника. Как правило, их «крышуют» работники прокуратуры или милиции», — утверждает нардеп, который вырос из активистов шахтерского движения, Михаил Волынец.

Только вокруг маленького города Перевальск «дыр» столько, что владельцы иногда воюют за несколько квадратных метров лакомой территории. Как доказывают луганские правозащитники, которые мониторят тему нелегальной работы, каждую ночь с местной железнодорожной станции отправляется поезд, доверху загруженный нелегальным углем. Куда он направляется?

Вопросик, между прочим, принципиальный. Попробуем посчитать. Средняя мощность одной «дыры», согласно выводам независимых экспертов, составляет 15 тонн угля в сутки. Соответственно, все вместе они поднимают на-гора (15 х 6000) = 90 тыс. тонн топлива. Такое количество в мешках по окружающим дворам не разнесешь и бабушкам «на зиму» не продашь. Для сравнения: в пресс-релизах на сайте Минуглепрома о ежедневной сводной добыче госшахт фигурируют цифры в 100—110 тысяч тонн. То есть, параллельный, нелегальный углепром уверенно догоняет официальный.

Как утверждают осведомленные люди в регионе, связь между «правильным» и криминальным углем на Донбассе тесная, вплоть до тождества. Главными покупателями контрафактного топлива выступают те же таки государственные шахты. Перепродавая впоследствии уголь, они получают двойную выгоду: посредническую маржу за счет разницы в ценах, плюс — на каждую тонну ископаемого, якобы добытую самостоятельно, бюджетную дотацию.

Посчитаем еще раз, в этот раз «по деньгам». Собственник «копанки», заплатив рабочим не больше 100 гривен за тонну, перепродает уголь (через ряд посредников) на шахтный склад готовой продукции по 200—230 гривен. Дальше уголь отгружается потребителям по среднему тарифу 570 гривен за тонну. То есть, каждый день по угольному Донбассу набегает «левака»: (570 — 100) х 90000 = 42,3 миллиона гривен. За год, соответственно, более 15 миллиардов.

Вычислить дотацию по казне отечественному углепрому трудно, потому что фактически средства распределяются в ручном режиме и в дополнение «замаскированы» в разных строках расходной части госбюджета. Однако дотационные масштабы проходящего года в целом «озвучены», они прогнозируются в диапазоне 9—13 миллиардов гривен.

Теперь плюсуем. Дальше закономерно вспоминаем бородатого Маркса с его неувядающим (куда деться) определением, что за определенной чертой нет такого ужасного преступления, на которое капитал не решился бы ради получения прибыли.

ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ЗАКАЗ?

Знакомый директор шахты из Ждановки рассказывал мне, как решил как-то попробовать «по-хорошему» достичь взаимопонимания с людьми, которые так нагло, средь бела дня крадут уголь на его горном отводе. Выехал в степь (руководствуясь той же путеводной полоской из антрацита), добрался до временных сооружений, наскоро возведенных из отходов над многочисленными «дырами». Из ближайшей фанерной будки выглянул надзиратель-охранник, потом появился на пороге с боевым автоматом в руках.

— Поговорим? — как можно более миролюбиво предложил директор, вспомнив, что улыбка всегда считалась лучшей альтернативой оружия.

«Копанкарь» тоже улыбнулся и красноречиво передернул затвор «калаша». На этом общение и закончилось.

Милиционеры из подразделения по борьбе с незаконным обращением наркотиков удивленно наблюдают, как «крутые пацаны» на Донбассе срочно выводят деньги из продажи маковой «ширки», чтобы вложить их в сверхприбыльные угольные «копанки».

Поэтому количество «дыр» в течение последних месяцев растет в геометрической прогрессии. В Енакиево, на родине нынешнего Президента Виктора Януковича, собственники «копанок» буквально взяли в осаду рабочий поселок Ольховатка, копая под жилищами, дорогами, даже кладбищем. В Шахтерском районе и природном парке «Донецкая степь» охотники за углем с помощью мощных экскаваторов устраивают кустарные карьеры, безжалостно уродуя ландшафт. Как результат интенсификации процесса, на «дырах» участились аварии с летальными последствиями — таких погибших рабочих просто подбрасывают на территорию больниц.

«Копанкари» перестали прятаться по лесополосам и дальним степным оврагам, они нагло разворачивают свой незаконный бизнес рядом с автострадами, на окрестностях больших городов. Кстати, последняя мода: украсить лачугу над «дыркой» государственным флагом Украины…

Определенный смысл, между прочим, в этом есть. Как утверждают специалисты, отечественная хозяйка вот-вот испытает острый недостаток твердого топлива. Пока длился экономический кризис, на украинских угольных шахтах не нарезались новые лавы, игнорировались проходка, сооружение капитальных подземных выработок «на завтра». Наверстать упущенное быстро невозможно, между тем, острый дефицит в 3—5 миллионов тонн угля даст о себе знать уже в начале зимы.

В следующем году ситуация еще ухудшится. Здесь власть, которая беспомощно барахтается в море проблем, неожиданно пригодились именно самодельные «копанки»: «черное золото» дают просто сейчас и дешево, на социальную защиту, медицинское страхование, даже официальные зарплаты не претендуют, шахтерскими акциями на столичной мостовой не угрожают. К тому же идеально укладываются в криминальную схему присвоения госдотаций, которая годами формировалась и совершенствовалась на Донбассе. Сегодня деловары-«копанкари» чувствуют себя королями донецкой степи, они уверены: никто и пальцем их не тронет.

Вскоре, по-видимому, над кустарными шахтами начнут — в насмешку — зажигать красные звездочки, как в стахановские времена. Так как государство наше сейчас откровенно разворачивается в сторону прошлого. Правда, шагать туда приходится каким-то странным, немного бандитским путем.

Сергей КОРОБЧУК, журналист, Донецк, газета ДЕНЬ 

You may also like...