Зарисовки из тамбовской колонии. Тюремная каша

Зарисовки в стиле крохоток Солженицына, сделанные экологическим и политическим узником в Тамбовской колонии №2 в России Евгением Витишко. С октября в Тамбовском ОНК начата официальная процедура ужесточения режима для этого узника. Это значит, что из Тамбовской КП N2 его переведут в колонию общего режима. Пока не известно в какой области.

 Старая водонапорная башня. Из красного кирпича как чудовищный магнит притягивает к себе разбитые сердца, пустые желудки, жадные руки и нечистую совесть…

После захвата Крыма пришел к выводу, что русский народ не окончательно лишен чувства юмора…

Сосредоточенный водитель Камаза в кузове перевозил людей, похожих на старую поломанную дачную мебель…

По дорожкам ходят плоские тенеподобные люди. Они кажутся вырезанными из оберточной бумаги…

В совершеннейшем упоении глотаю дорожную тамбовскую пыль. На поле, как трупы лежат мешки. Все мужчины администрации, высунув языки, бегают и собирают мешки. С капустой, морковью, свеклой и тащат их своим возлюбленным…

По небу раскиданы подушечки в белоснежных наволочках и из некоторых высыпался пух. Тополя, вроде старинных модниц в больших соломенных шляпах с пунцовыми, оранжевыми и желтыми лентами…

С тонких круглоголовых яблонь падают желтые волосы…

Через забор перегнулась радуга веселенькими разноцветными перетяжками. Ветер досвистывает знакомую мелодию в ритме аргентинского танго. О какой-то чепухе болтают сороки и воробьи…

Дальше за забором обнажаются грязные, прыщавые, покрытые лишаями, проказами и трещинами стены общежитий…

Вокруг могучая российская грязь. Она лежит как разъевшаяся свинья, похрюкивая и посапывая. И все физиономии татуированы грязью…

 


 

Всякая вера приедается, как рубленные котлеты и суп с вермишелью. Время от времени ее приходится менять – Перун, Христос, социализм, ВВП. Иначе…

Осенние тополя похожи на уличных женщин. Их волосы тоже крашены хной и перекисью. У них жесткое тело и прохладная кровь. Они расхаживают по аллее, соблазнительно раскачивая узкие бедра. Уверен, что девушки попадают на улицу из-за своей доброты. Им нравится делать приятное людям…

Мягкими серыми хлопьями падает темнота…

Убираем капусту. Ее можно сравнить с существующей властью в стране. Сняв листья, которыми она прикрывается – остается пустой качан, который из себя уже ничего не представляет и никому не нужен…

Собираем яблоки в огромном саду и почти на родине Мичурина. Все трясут деревья, но ни одному не упало яблоко так, как оно упало на Ньютона. Наверное, не тот сорт…

По «Русскому радио» опять поет Киркоров. Русские певцы всегда отличались чувствительным сердцем. Все время, в современной истории России, они щедро отдавали свои свободные понедельники, предназначенные для свободного помытья в бане, благотворительным целям…

Ночь легкая и неторопливая… и вздыхает, как девушка, которую целуют в губы. Веснушчатый лупоглазый месяц что-то высматривает из-за трубы котельной. А звезды будто вымыты хорошим душистым мылом и насухо протерты…

Что такое три года по сравнению с вечностью, которую мы обещали своим возлюбленным. Тем более любовь, которая «двигает мирами», уже во мне…

В железном веке для того, чтобы выдолбить лодку каменным или костяным инструментом требовалось три года, чтобы сделать корыто – один год…

 


 

Пронесся слух об убегающих в Сибирь чиновниках, о ящиках с драгоценностями, с посудой, с коррупционным «золотишком, мебелишкой, бельишком», которые они захватывают с собой в тайгу…

Ночь. Малые Плеяды, освещают столовую, Северная Корона – школу, а Большая Медведица нависает над баней и льдистая, почти исчезающая Полярная Звезда, показывает куда идти чиновникам…

Разглядываю людей. Веселое занятие. Будто запускаешь руку в ведро с малой рыбешкой. Неуверенная радость, колеблющееся мужество, жиреющее злорадство, безглазое беспокойство, трусливые надежды – моя жалкая добыча…

Подошел к окну. Октябрьский мороз разрисовал его причудливейшим серебряным орнаментом: Египет, Рим, Византия, Персия. Великолепное и расточительное смешение стилей, манер, темпераментов и воображений. Нет никакого сомнения, что самое великое на земле искусство будет построено по принципу коктейля…

Часто вглядываюсь в глаза судейских… почему-то пока справедливости в них не видно…

Оказывается, тамбовские волки совершенно безнаказанно едят тамбовских зайцев…

Утро… Просыпающееся ленивое солнце, как бы нехотя встает из-за горизонта, провожая засыпающую полную луну. Парящий пруд отдает тепло остывающей земле и обжигающе холодному воздуху в предвкушении тепла. Пальцы, смерзшиеся с перчатками вовсе не хотят слушаться. А под ногами звонко хрустят листья, прихваченные морозом и покрытые инеем, капусты… 

 

Ополченцы дерутся (по всей вероятности мужественно) на трех фронтах, четырех территориях стран и двенадцати направлениях…

 

Показателем уровня обучения может служить парта в классе, прикрученная задом наперед рядом с кабинетом директора…

– Хорошо, не буду оспаривать: письменный стол и прикроватный стул – это предметы роскоши. В конце концов стихи и жалобы в суд можно писать и на подоконнике. Но кровать! Я же должен на чем-нибудь спать?

– по закону вовсе не обязательно…

(из разговора с прокурором за соблюдением законности)

Если верить почтенному английскому дипломату, Иван Грозный и огнеблюстители олимпийского огня Сочи2014 пытались научить русских улыбаться. Для этого они приказывали во время прогулок, проездов или, по-новому, эстафет, «рубить головы тем, которые попадались ему навстречу, если их лица не нравились». Несмотря на такие меры у россиян все равно остались мрачные характеры…

Возвращаемся полевыми бульварами, они же раздолбанные дороги. В аккурат 3 версты. Деревья шелестят злыми каркающими птицами. Вороны висят на сучьях, словно живые черные листья. Не помню уж в какой летописи читал, что перед одним из страшнейших московских пожаров «когда огонь полился рекой, каменья распадались, железо рдело, как в горниле, медь текла и деревья обращались в уголь, а трава в золу», – тоже раздирательно каркали вороны над Кремлем…

Кто-то думал, что это было начало бунта. На самом деле два «отказника» забрались на сорокаметровую трубу, чтобы на всё плюнуть…

Ихний начальник третьего дня сбежал в Тамбов, и оттуда соизволил ни больше ни меньше объявить войну Обаме…


Мне искренне не нравятся эти «скифы» с черными палками и в старых стоптанных туфлях. Палки весьма романтически оттягивают их выгоревшие и обтрепанные мундиры…

Дежурный трется сухой переносицей о край письменного стола. Он вроде лохматого большого пса, о котором можно подумать, что состоит в дружбе даже с черными кошками…

Упираюсь в его мечтательные глаза своими тверезыми, равнодушными, прохладными, как зеленоватая сентябрьская, подернутая ржавчиной ,вода. И мне непереносимо хочется взбесить его, разозлить, вывести из себя…

Им плохо не только от моего присутствия, но и от слова, взгляда, мысли…

А людей здесь меряют кучами, как и капусту..

В двери входит девушка, вместительная и широкая, как медный таз, в котором мама варила варенье. Лицо у нее ровное и белое, как игральная карта высшего сорта из новой колоды, а рот – туз червей. И она трагически ломает бровь над смеющимся глазом…

Старший действительный статский советник, некогда возглавлявший одну из партий в Государственной думе с противоречивым названием «Единая Россия», «одетый в пенсне», торгует в подъезде харьковскими ирисками…

Заглянул в столовую. На сковородках шипят кровавые кружочки колбасы, сделанные из мяса, полного загадочности. В мутных ведрах плавают моченые огурцы, сморщившиеся от собственной брезгливости, рыжие селедки истекают ржавчиной, разъедая вспухшие руки поваров…

По ночам в спальное расположение через открытую форточку, где мирно посапывает больше ста человек, заглядывает ветер. Наверное, он иногда и уносит носки из-под кровати и сигареты из тумбочки…

Мороз. В мороз пронзительный треск обезлиственных стареющих тополей напоминает августовское поскрипывание и плач пицундских сосен, вырубленных в усадьбе наместника Кубани…

Небрежно валяющийся поперек дороги, как остроотточенный карандаш, ствол березы закрывает путь в этот земной ад…

Удачно поел – ничего не разлив, и не подавился от в разы увеличивающейся плотности населения в маленькой комнате, называемой столовой. И от этого у меня свежий вид и веселый взгляд, ещё не замутненный от ресторанской пыли. А настроение – не до ласкательства к самому себе…

Одиночество – это когда поспал после обеда, почитал утрешнюю газету и смекнул: жизнь удалась…

Если живот и филейная часть лучше советуют, чем голова, значит и надо их слушать…

Национальная гордость – это чувство стыда или благодарности?…

Собираем капусту. Каждому хочется, чтобы у него была душа, но неужели её тоже находят в капусте?…

Погасшие нимбы фонарей, в который раз потревожены утренней музыкой сталинского гимна.

Дураки пересаживаются на внедорожники, подчеркивая степень свободы от опеки государства. Построенные им дороги больше не нужны и возможно скоро мы избавимся от двух самых важных бед в стране…

Оказывается, что каждый из нас придумывает свою жизнь, свою женщину, свою любовь и даже самого себя. –«Почему я не придумался твоим ожерельем?»…

Понял, почему русские любят березы. Они похожи на девушку, которую впервые целуют в губы…

Вокруг все дома, деревья и улицы забрызганы снегом. Молчаливо покуривая, смотрю на всё это, думаю о полярных льдах и Арктике, страдающих от нефтедобытчиков…

Сегодня видел в поле, как замерзал маленький мышонок. Также как и упавшая в обморок девушка, дрожал и ежился. Наверно, тоже сетуя на лютые тамбовские морозы и недостаточность теплой одежды… 

Автор: Е. Витишко, член Совета "Экологической Вахты по Северному Кавказу", ФКУ КП-2, Тамбовская область, 2014, Часкор

Иллюстрации Саши Деминой.

You may also like...