«Короли» убийц Франции: из дикого Средневековья
Первоначально Жиль де Ре был в ярости, но затем “потерял лицо” – плакал, умолял, просил прощения. Он признался в убийстве 140 детей, но в убийствах, совершенных на сексуальной почве, а не в угоду дьяволу. Судьи, вынося приговор, были единодушны. С исполнением тоже не стали медлить…Из множества средневековых убийц выберем двух.
Жиль де Лаваль барон де Ре (1404-1440). Дитя средневекового застоя, член одной из самых аристократических семей (предок Крайонов и Монморанси), он получил традиционное для своего времени образование, когда умение владеть шпагой ценилось много больше, чем знание латинских глаголов. В 11 лет мальчик потерял отца, и его воспитанием занялся дед. Жиль получил превосходное образование, знал древние языки, сделался библиофилом. Однако это не мешало ему ценить соколиную охоту, фехтование, бешеные скачки но окрестностям родового замка Тиффож. Пространство для охоты и скачек изрядно увеличилось, когда дед заставнл Жиля жениться (юноше было в ту пору 16 лет). К владениям семьи прибавилось обширное поместье в Бретани (приданое невесты).
Женитьба по расчету не сделала Жиля более добрым, тем более что брачный вопрос решался не просто, поскольку невеста приходилась жениху кузиной, а церковь не одобряла близкородственные браки. В итоге брак был все же разрешен, но вскоре выяснилось, что сердце Ре более лежало к юношам, нежели к девушкам. Юная жена оплакивала свою участь, а муж тем временем, окружив себя смазливыми пажами, занимался охотой и фехтованием.
В это время, как волны прибоя, накатывали сражения Столетней войны между Англией и Францией. Это было стоящее (и обязательное) дело для всякого заботящегося о своей репутации дворяннна, и уж конечно Жиль де Ре оказался среди тех кто помчался отстаивать честь и права Франции. На войне Жиль был подчинен Жанне д’Арк, но это нисколько не уязвило его самолюбие. Напротив, он стал ревностным ее адептом. К тому же однажды ему было божественное видение – и он понял смысл своей жизни. Отныне он был безжалостен к врагам. Удача шла рядом с ним шаг в шаг. Многие ли становятся маршалами Франции в 25 лет? А Жиль де Ре стал! Это произошло в июле 1429 года,после того, как войско Жанны д’Арк вступило в Реймс и Карл VII был коронован на владение Французским королевством.
Увы, с того момента везенье кончилось. Последовали поражения, и самое страшное – гибель Жанны д’Арк. Огромные усилия приложил Жиль, чтобы спасти своего кумира. На время суда над Жанной он подступил к Pyaнy, но опоздал. Увы, есть ситуации, когда меч бессилен, а воевать словом Жиль не был приучен.
Костер Жанны стал чертой, разделившей жизнь Жиля на две разные части. Бог предал Жанну, и Жиль де Ре счел собя свободным от обязательств по отношению к Богу. Черная башня его замка стала алтарем дьявола. По ночам окрестные жители слышали доносившийся оттуда шум диких оргий. Наглый и надменный властелин замка имел хорошо вооруженную свиту, которая пресекала любые попытки проведать, что творится в замке. И еще одним делом занимались люди де Ре. Они ездили по всей стране и вербовали для него мальчиков в пажи. Делать это было несложно, поскольку мальчики мечтали о карьере при дворе знатного аристократа, а родителей соблазнял звон золотых монет.
Все было бы ничего, да вот беда: подростки и юноши, взятые в пажи, пропадали! Некоторое время Жиль де Ре высокомерно игнорировал слухи н претензии, но нашлись упорные искатели истины. Развитию дела способствовала и ссора барона с нантским епископом Малеструа и казначеем Жофруа Ферроном, после чего Жиль де Ре испортил отношения и с герцогом Бретонским. 15 сентября 1440 года люди герцога арестовали Жиля де Ре. Обвинения, предъявленные аристократу, были столь чудовищны, что ужаснулась вся Франция. Даже для средневекового пренебрежения к человеческой жизни это было чересчур. Жиль де Ре был заподозрен в убийстве около 300 мальчиков. Но суд инквизиции (а именно в него угодил де Ре) мало заботили жертвы сексуальных извращений барона. Главным было обвинение в занятиях черней магией и в убийстве некрещеного младенца для принесения жертвы дьяволу. Жиль де Ре действительно занимался магией, но не для связи с дьяволом, а для проведения алхимических опытов с целью добычи золота *. Разоренный бесконечными пирушками и охотами, швыряя деньги на безумные развлечения и оргии, он крайне нуждался в средствах. К несчастью, под руку маршалу подвернулся шарлатан Франческо Прелати, умевший с помощью ловкости рук внушить людям уверенность в своих неограниченных магических возможностях. Прелати долго водил Жиля де Ре за нос, а когда за маршала взялась инквизиция, моментально предал приютившего его человека. Мало того, он показал, что его сообщница Меффрэ поставляла Жилю де Ре младенцев для совершения магических действий.
Первоначально Жиль де Ре был в ярости, но затем “потерял лицо” – плакал, умолял, просил прощения. Он признался в убийстве 140 детей, но в убийствах, совершенных на сексуальной почве, а не в угоду дьяволу.
Судьи, вынося приговор, были единодушны. С исполнением тоже не стали медлить.
26 октября 1440 года там же, в Нанте, Жиля де Ре повесили, а затем сожгли. В результате казни экс-маршала значительно расширились владения герцога Бретонского, ибо он был главным кредитором казненного.
Мари Мадлен де Бренвилье (1636-1676). Мари Мадлен тоже убийца из аристократической среды. Она родилась в богатой дворянской семье и с отроческих лет блистала красотой. В эпоху Людовика XIV женская красота ценилась особенно. Такой бриллиант (как говорили в те времена) не мог долгое время оставаться без оправы, и вот Мари Мадлен выходит замуж за маркиза де Бренвилье, который значительно старше ее. Прошло несколько лет, и юная маркиза наставила мужу рога с молодым офицером Годеном де Сент-Круа. Муж отнесся к этому стоически, но отец Мари Мадлен господин Дре д’Обре был потрясен. Рушились нравственные основы, на которых было воспитано его поколение, связь дочери косвенным образом позорила и его седины. “Если тебе не дорого собственное имя, подумай о чести нашей семьи!” Маркиза, однако, связь с Сент-Круа не прервала, и Дре д’Oбре добился, чтобы ее любовника по какому-то обвинению засадили в Баcтилию.
Это было роковой ошибкой отца, поскольку именно в Бастилии Сент-Круа познакомился с итальянцем Экзили, алхимиком и авантюристом, большим специалистом по ядам. Более внимательного ученика у Экзили не было никогда. Сидя в одной камере с итальянцем, Сент-Круа жадно впитывал науку убивать.
И вот наступил день, когда офицер вышел на свободу. При первом же свидании с маркизой он рассказал ей о том, что узнал от учителя. Сообразительная Мари Мадлен тут же поняла, какую пользу можно извлечь из знаний любовника. Но ум уживается в ней с осторожностью, в прежде, чем приступить к задуманному, маркиза экспериментирует. Вместе с Сент-Круа они изготавливают из мышьяка и других компонентов яд, и маркиза пробует его на больных, которых она навещает по долгу христианского милосердия в больнице Отель-Дие. И – о, чудо! – яд действует. А главное – больные умирают чрезвычайно естественно, и врачи не могут обнаружить в организме следы яда.
Маркиза в восторге. Сент-Круа получает новые поцелуи, а нелюбимый папа – маленькие порции яда. Восемь месяцев Дре д’Обре мучает непонятная болезнь. Мари Мадлен, превратившаяся в образец дочерней любви, лично поправляет подушки под головой рара и подает ему лекарства. Врачи пускают больному кровь, поят эльзасским бальзамом, прикладывают холодные компрессы, но все напрасно.
На могиле отца маркиза рыдает искренне и безутешно – ведь наследство досталось не ей, а двум ее братьям. Впрочем, зачем слезы? Разве нельзя сделать дубль? Но тут нужны сообщники, поскольку подложить братьям яд значительно труднее. Маркиза делает своим любовником некоего Лашоссе, и он исполняет задуманное ею. Братья Мари один за другим покидают бренный мир. Конечно, смерть отца и последовавшая через год смерть двух братьев не могли остаться без подозрений. Но с помощью тогдашних методов исследования обнаружить “итальянский яд” было нельзя. Маркиза вступила в наследство. Все шло хорошо, но произошла роковая случайность: Сент-Круа, экспериментируя в лаборатории, отравился ядовитыми парами. Полиция, расследуя его смерть, обнаружила в лаборатории ящик со склянками, в которых находились подозрительные жидкости. Их испробовали на животных, и все подопытные умерли. Тем временем выяснилось, что в завещании Сент-Круа наследницей данного ящика указана маркиза де Бренвилье.
Следствие тянулось долго. Связи и деньги маркизы на некоторое время отодвинули расплату за содеянное. Когда же были арестованы Лашоссе и другие ее сообщники, она бежала из Франции. Три года жила маркиза на чужбине, пока ностальгия не привела ее назад. Некоторое время она скрывалась в стенах льежской обители. Но вскоре ее опознали. В Льеж отправился лейтенант коннополицейской стражи Дегре, арестовал де Бренвилье и привез в столицу. В соответствии с положением маркизы судил ее верховный суд парижского парламента. Король, заигрывавший с третьим сословием, повелел, чтобы правосудие было осуществлено независимо от звания.
Маркиза пробовала защищаться, намекала на то, что ей известны секреты высших сфер. “…Половина тех, кого я знаю,- людей знатных – занята тем же, что и я… Я потяну их за собой, если решу заговорить”. Но третьему сословию было наплевать на скандалы в аристократической среде. Суд не колеблясь признал Мари Мадлен де Бренвилье виновной в умышленных убийствах, и плаха приняла ее красивую голову.
Теперь перепрыгнем через полтора столетия, во времена, когда в Европе господствовали романтические настроения. Теория сильной личности, поддержанная примером Наполеона, владела умами тогдашней интеллектуальной элиты. Многие буржуа, едва нацепив на фрак трехцветную бутоньерку, тут же начинали воображать себя демоническими героями. Для большинства все это кончалось протиранием локтей на государственной службе, вербовкой в армию или в лучшем случае покупкой москательной лавки. Но изредка (один на миллион) находился человек, решавший проверить теорию на практике. Таким был Пьер Франсуа Ласснер (1800-1836), которого можно назвать французским предтечей Раскольникова.
Современники назвали его убийцей по призванию. Родился Ласснер в городке Франшвилль близ Лиона. Существует легенда, что однажды в детстве, когда он гулял с отцом по Лиону, прозорливый папочка показал ему одну из главных достопримечательностей славного города – гильотину на площади и предрек: “Смотри, сынок, внимательней – на такой штуковине ты окончишь свои дни”.
Ситуация в семье Ласснеров заставляет вспомнить Фрейда. Пьер был третьим лишним – родители хотели только двух детей, но английских капюшонов (как называли тогда презервативы) катастрофически не хватало. В итоге – нелюбовь родителей, вечные ссоры и наказания. Спустя некоторое время родители пристроили Пьера на сторону. Францию сотрясали военные и политические бури, Наполеон боролся с Англией, Австрией, Россией, оппозицией, а Пьер Франсуа учился грамматике и счету в различных учебных заведениях. Учился порой не без успеха, ибо имел живой ум. Однако его ненавидели воспитатели, потому что мальчик всегда шел против течения, нарушая правила. Он делал это не как другие мальчики – случайно или украдкой, а нарочно, с вызовом. Еще школьником он восстал против общественной морали, в которой видел только лицемерие и ханжество. Идефикс Ласснера стало желание насолить обществу. Каким образом? Стать преступником, и лучше всего убийцей!
Неизвестно, когда точно пришел Ласснер к этой мысли, – но торопиться он не стал. Получив путевку в жизнь, он решил основательно овладеть профессией преступника. Сначала Ласснер берет карету напрокат и не возвращает. Карету находят, но у владельца нет претензий к вору. Ласснер потрясен. Более того, он негодует. Что это за общество, которое оставляет преступление без наказания, когда преступник известен – вот он, только протяни руку и возьми его за шиворот! Бедняга Ласснер “качает права”, требуя наказания. И добивается. Год тюрьмы.
Тюрьма Ласснера горько разочаровала. Он ожидал пройти там университет настоящей жизни, найти больших мастеров преступного жанра, у которых можно научиться секретам искусства быть преступником… Увы, вместо художников он встречает лишь жалких ремесленников. Предел их мечтаний такой же, как у мелкого буржуа: наворовать столько, чтобы хватило на покупку своей лавки или процентных бумаг. А некоторым не хватает воображения и на это.
Конечно, Пьер Ласснер разочарован. Однако нет худа без добра. Он еще раз убеждается в собственной исключительности. Он, именно он призван показать миру, что такое настоящий преступник, убийца без страха и упрека. Решено – сделано. Ласснер становится убийцей. Он лишает жизни людей, торопясь, как будто опаздывает на поезд. Он воображает себя великим и безжалостным. На его руках – кровь многих жертв… Правда, потом, во время следствия, выяснилось, что большую часть своих убийств Ласснер… нафантазировал. И все же два убийства были действительно подтверждены.
Ласснер был оскорблен тем, что следователи не поверили в остальные его преступления. Насквозь закомплексованный, пропитанный манией величия, он сумел внушить к себе если не страх, то, во всяком случае, уважение. Судьи удовлетворили его желание, приговорив к смертной казни.
Оставшееся до исполнения приговора время Ласснер провел не в безделье. У себя в камере он устроил… литературный салон. Убийца не чурался изящных искусств и даже пописывал стихи. К нему в тюрьму приходили поэты, писатели, художники и т. д. Тогдашняя художественная богема просто влюбилась в Ласснера, видя в его поступках символ идеального самопожертвования.
Ласснер почувствовал призвание к убийствам – и стал убийцей, рассуждали его поклонники. Убийцей не ради денег, не ради крови, а ради самореализации. Убийцей, который не избегает наказания, а напротив, жаждет его. В глазах людей, зараженных романтизмом действия, идеями “бури и натиска”, это было высшей доблестью. Они считали, что Ласснер выше писателей и художников, ибо из самой своей жизни сделал он произведение искусства.
8 января 1836 года Ласснер спокойно и даже весело поднялся по ступеням гильотины. Но печать исключительности, очевидно, до сих пор лежала на нем, ибо, когда его привязали к доске, повернули в горизонтальное положение и палач нажал кнопку, нож гильотины, перекосившись, застрял в пазах. Ласснер в нетерпении вывернул голову, чтобы узнать, почему произошла задержка, и в этот момент сверкающее косое лезвие высвободилось и рухнуло наконец вниз.
Следующий наш персонаж – Франсуа Кенигштейн (Равашоль) (1849-1892) тоже претендовал на роль идейного убийцы, но на поверку оказался хладнокровный и циничным уголовником. Уловив модные веяния века, он ловко выдавал себя за революционера-анархиста. Однако характер его преступлений говорит прежде всего о жажде наживы. Правда, справедливости ради надо сказать, что все даже самые благородные теории революционной переделки мира на практике всегда сводились и заурядному кличу: грабь награбленное. Итак, кто же такой Кенигштейн? Родился он в семье рабочего- металлурга. Имея профессию красильщика, в 37 лет бросил работу и стал промышлять воровством и контрабандой. 19 июня 1891 года он задушил старика-отшельника в Форезских горах и похитил 35 тысяч франков. 27 июля того же года ударами молотка Кенигштейн убил двух женщин – владелиц скобяной лавки в Сент-Этьене. Затем он связался с анархистами и занялся изготовлением бомб и организацией взрывов. Так, с его помощью были произведены взрывы в доме № 136 по бульвару Сен- Жермен и в доме № 32 на улице Клиши в Париже.
Эти и другие взрывы, прогремевшие в Париже в 1892 году, накалили обстановку в столице до предела. В этот момент редактор газеты “Ле Голуа” Жарзюэль получил приглашение встретиться с неуловимым Равашолем – разумеется, тет-а-тет. В погоне за сенсацией Жарзюэль не сообщил полиции о встрече и не дал в газете описания внешности Кенигштейна (преступник взял с него честное слово). Он только привел монолог псевдоанархиста: “Нас не любят. Но следует иметь в виду, что мы, в сущности, ничего, кроме счастья, человечеству не желаем. Путь революции кровав. Я вам точно скажу, чего я хочу. Прежде всего – терроризировать судей. Когда больше не будет тех, кто нас сможет судить, тогда мы начнем нападать на финансистов и политиков. У нас достаточно динамита, чтобы взорвать каждый дом, в котором проживает судья…”
Однако после этого интервью Равашоль недолго гулял на свободе. Через два дня, 30 марта 1892 года, во время обеда в ресторане он вел себя слишком подозрительно, и хозяин вызвал полицию. При задержании преступник оказал бешеное сопротивление, но все же был схвачен. По дороге в полицию он вопил во всю глотку: “Братья, за мной! Да здравствует анархия! Да здравствует динамит!” На суде Равашоль отрицал, что “благородный” анархист Равашоль и подлый убийца старика- отшельника Кенигштейн – одно и то же лицо. Судьи, запуганные очередными взрывами (в том числе ресторана, где был арестован Равашоль), вели себя весьма скованно. Но затем Равашоля перевезли для суда в департамент Луара в Монбризоне. Там судьи не были так запуганы, как в Париже, председательствовал же месье Дарригон из Лиона. Благодаря системе антропометрических измерений Бертильона Равашоль был изобличен. Когда он это понял, то перестал скрывать свои уголовные преступления.
Кенигштейна – Равашоля приговорили к смертной казни. 10 июля 1892 года его повели на казнь. По дороге он непрерывно распевал: “Хочешь счастливым быть – вешай своих господ. И попов кромсай на кусочки”. Перед тем как положить голову на гильотину, он успел крикнуть: “Все вы свиньи, да здравствует революция!”
Еще один знаменитый убийца-Жан Батист Тропман (1849-1870). Механик по профессии, Тропман ступил на стезю порока без особо предварительной подготовки. Он не “мелочился” – убил сразу целую семью Кинков, проживавших близ местечка Пантен под Парижем,- мужа, жену и пятерых детей в возрасте от 5 до 16 лет. Впрочем, фактически он убил шестерых детей, поскольку мадам Кинк была беременна на седьмом месяце. Тропман нанес своим жертвам в общей сложности более 100 ран. Один из свидетелей, проходивший недалеко от места убийства, различил голос ребенка, кричавшего: “Ай, мама; мама!” Цель преступления Тропмана была низменно-прозаической – деньги. По приговору суда преступник был гильотинирован 7 января 1870 года. Его казнь наблюдал И. С. Тургенев, приглашенный на нее французским писателем М. Дюканом, и подробно описал ее в очерке “Казнь Тропмана”.
Самым “хрестоматийным” убийцей для французов является Анри Дезире Ландрю (1869-1922), последователь Синей Бороды. Ландрю родился в благополучной семье. Заботясь о нравственно-духовном воспитании сына, родители отдали его в католическую школу. Женился Ландрю для того времени рано – в 20 лет. На жизнь зарабатывал службой в архитектурном учреждении. Одно время служил в армии, но это дело не пришлось ему по душе. За время семейной жизни Ландрю стал отцом четверых детей. Чтобы кормить-поить семью, да и себе не отказывать в удовольствии посидеть с приятелями в кафе, сходить на бега и т.д. и т.п., Ландрю стал искать возможности улучшить свое финансовое положение. Первое, что ему пришло на ум, – заняться брачными аферами.
Нельзя сказать, что Ландрю был красавцем – не первой молодости, маленький, лысоватый, суетливый,- но взгляд его гипнотически действовал на женщин бальзаковского возраста. А более всего способствовало успеху афериста то, что началась первая мировая война, и возник дефицит мужчин. Ландрю давал брачные объявления в газеты, затем знакомился с женщинами, под тем или иным предлогом брал у них деньги и исчезал. Первый итог его деятельности – доход в 10 тысяч франков и убыток в 3 года тюрьмы. Отец Ландрю, узнав о “художествах” сына, покончил жизнь самоубийством.
Выйдя из тюрьмы, Ландрю не сменил специальности. По-прежнему он продолжал облапошивать доверчивых женщин. Но вот одна из них, мадам Кюше, вдова 84 лет, с солидным капиталом, в разгар их знакомства случайно открыла тайну Ландрю. Он встречался с ней в квартире, которую снимал в городке Шантили, севернее Парижа. Однажды мадам Кюше в отсутствие любовника из чисто женского любопытства открыла какую-то шкатулку, найденную в шкафу, благодаря чему и узнала, что ее друг вовсе не месье Диар, как он называл себя, а Анри Ландрю и что у него четверо детей. Мадам Кюше была столь неосторожна, что излила любовнику свой благородный гнев. Чтобы отвлечь ее от подозрений, Ландрю прибегнул к испытанному средству – занялся с ней любовью и выдумал какую-то более или менее правдоподобную версию, объяснявшую его фальшивое имя. Но одновременно он решил, что оставлять в живых такую свидетельницу нельзя.
Ландрю снял новую квартиру в Вернуе, где и закончили свои дни с его помощью мадам Кюше и ее несовершеннолетний сын. Практический ум Ландрю не мог смириться с тем, что из смерти своей жертвы он не извлек материальной выгоды. После этого он стал страховать жизнь своих любовниц, с некоторыми из них Ландрю заключал брачный контракт. Среди жертв Ландрю сплошные вдовы: мадам Ляборд, приезжая из Южной Америки, мадам Гиллен, мадам Эон…
Всего Ландрю был обвинен в убийстве 10 женщин и одного мальчика. Начиная с мадам Эон, Ландрю убивал женщин у себя на вилле “Эрмитаж” в Гамбе. Основным его занятием было выращивание роз, а убийства женщин он совершал в перерывах. Тела убитых он сжигал. Ландрю “споткнулся” на очередной своей любовнице – мадам Сегрэ. Она оказалась внимательнее своих предшественниц. То ли розы, удобренные человеческим пеплом, были слишком велики и прекрасны, то ли Ландрю, уверовав в свою безнаказанность, стал пренебрегать правилами конспирации, но только благодаря подозрительности мадам Сегрэ полиция наконец-то обратила внимание на скромного цветовода.
12 апреля 1919 года стало последним днем Ландрю, проведенным на свободе. Затем арест, следствие, суд. На суде Ландрю категорически отрицал свою вину, несмотря на обилие явных и косвенных улик. Суд вынес ему смертный приговор.
Перед казнью осужденному по старой доброй традиции предложили кубинскую сигару и стаканчик антильского рома. Ландрю отказался и от того, и от другого и лег на ложе гильотины с видом оскорбленной невинности.
