«Раскрыть и посадить!»: план и следствие
Еще раз – об «обеспечении полной раскрываемости всех преступлений». Когда речь идет о политической целесообразности, к здравым доводам и Закону обычно не прислушиваются. В сентябре начал работу следственный комитет при Генпрокуратуре РФ, чье появление породило больше вопросов, чем ответов. Предыдущие попытки преобразовать следственный аппарат соответственно политической ситуации изучал обозреватель Евгений Жирнов.
«Видом как монстра»
В стране, где от сумы и тюрьмы не следует зарекаться никому, способ ведения и результаты следствия на протяжении многих веков имели огромное значение, причем как для обвиняемых в отступлении от общепринятых норм бытия, так и для тех, в чьем ведении находилось розыскное и карательное дело. Ведь любое упущение, о котором недруги могли донести царствующей особе, с большой долей вероятности становилось поводом для превращения всесильного боярина в опального изгнанника или, того хуже, в обитателя застенка. Да и для государей передача дознания в руки верных людей имела первостепенное значение для защиты от крамолы и заговоров.
Секрет достаточно долгого правления Петра I заключался в том, что самое дорогое — всю полноту власти над державой, — отправляясь за границу или в дальний поход, он доверял многократно проверенному князю-кесарю Федору Ромодановскому, оберегавшему его сызмальства. А чтобы «муж по характеру своему твердый, суровый, строгий, неутомимый и вернейший блюститель повелений государевых» имел рычаги влияния на страну и народ, царь возложил на переданный в руки Ф.Ромодановского в 1686 году Преображенский приказ следствие по важнейшим делам.
Императору нередко жаловались на чрезмерную даже для того сурового времени жестокость князя-кесаря во время пыток и его безудержное пьянство. Современники писали, что он «видом как монстра», «нравом злой тиран». Однако редкостная верность позволила Ф.Ромодановскому возглавлять политический сыск до самой смерти в 1717 году. Мало того, его титул и право казнить и миловать перешли по наследству его сыну — князю Ивану Ромодановскому, который столь же преданно вел следственные дела вплоть до смерти царя в 1725 году.
Другая успешная правительница, Екатерина II, придавала следствию по крамольным делам не меньшее значение. Она преобразовала Тайную канцелярию в Тайную экспедицию при Сенате и тем самым поставила сыск по важнейшим делам под контроль высшего законосовещательного и судебного органа страны. Но, по сути, ведала сыском сама и, несмотря на все сказанные ею красивые и правильные слова о вреде пыток, на деле их так и не отменила.
Не замешанной на крамоле уголовщине уделялось куда меньшее внимание. Петр I только в 1713 году начал создавать следственные канцелярии, занимавшиеся расследованием преступлений, по какой-либо причине возмутивших царя. И лишь век спустя Николай I, лично вникавший в любые крупные и мелкие непорядки в стране, начал наводить порядок в запутанном отечественном законодательстве и заставлять полицию, кроме мздоимства, заниматься и прямым делом — поимкой и изобличением преступников.
Однако, по существу, следователи в современном понимании этого слова в русской юридической системе появились лишь при Александре II — после судебной реформы 1860 года. Они входили в состав уездных, а затем окружных судов, работа была хлопотной, а успехи — редкими. Особой политической ценности следователи также не имели, поскольку при возникновении бунтов в дело вступали военно-полевые суды, где решения принимались быстро и без бумажной волокиты. Так что ведомственная принадлежность судебных следователей не изменялась вплоть до большевистской революции, когда они исчезли вместе со всей судебной системой России.
«Усилить прокурорский надзор»
Век беспредельного революционного правосознания оказался на редкость коротким. Уже весной 1918 года в составе чрезвычайных комиссий (ЧК) появились следователи и коллегии надзора, контролировавшие их работу. При этом участие в следствии адвокатов (или присяжных поверенных по дореволюционной терминологии) не просто не предусматривалось, а категорически запрещалось. Так что речь шла не о восстановлении элементов правосудия, а о придании расправам новой власти над противниками некоего подобия законности.
Следователям поручалось проведение допросов, очных ставок, составление протоколов обысков. С тех пор создание видимости правомерности репрессий стало одной из важнейших задач следствия, в каком бы ведомстве ни находились проводящие его органы.
А проблем с ведомственной принадлежностью хватало. Помимо следственных служб ВЧК существовали военные следователи, часть которых входили в состав военных трибуналов, а часть состояли при губернских военных комиссариатах. Собственный следственный аппарат после гражданской войны начал создавать Наркомат юстиции. Но уже в 1924 году на очередном съезде советских юристов прокурор уголовного процесса в Верховном суде Андрей Вышинский выступил с предложением передать всех следователей в подчинение прокуратуры. Все посвященные хорошо знали, почему бывший меньшевик А.Вышинский, в отличие от подавляющего большинства своих идейных соратников, не только не вычеркнут из политической жизни, но и продолжает занимать высокие посты: в 1908 году он сидел в бакинской тюрьме в одной камере с Иосифом Сталиным и подружился с будущим генеральным секретарем ЦК РКП(б).
Понятливые товарищи из Наркомюста и других заинтересованных ведомств при поддержке ЦК предложили сначала провести эксперимент в Московской губернии, а так как его сочли удачным, в 1928 году всех следователей в РСФСР передали в подчинение прокурору республики. Нужно ли удивляться тому, что в 1931 году прокурором РСФСР стал А.Вышинский, два года спустя выдвинутый И.Сталиным на должность зампрокурора СССР, а еще через два — прокурора страны.
Верный человек помогал вождю создавать видимость законности процесса уничтожения политических противников. Но как только репрессии стали массовыми и точное соблюдение процессуальных норм стало их тормозить, дела по упрощенной схеме стали фабриковать следователи НКВД, количество которых увеличилось в несколько раз.
Все последующие перемены лежали в русле исторических традиций. В 1949 году министр госбезопасности СССР Виктор Абакумов, которого даже симпатизировавшие ему ветераны называли «по-собачьи преданным Сталину», решил воспользоваться расположением вождя и расширить свои полномочия. Он добился принятия решения о передаче милиции из МВД в МГБ.
Но вскоре оказалось, что статус единственного розыскного ведомства в Союзе таит в себе большую опасность. Следствие по серьезным общеуголовным преступлениям вели следователи прокуратуры, которые не забывали сообщать по команде обо всех упущениях выполнявших их поручения милиционеров. И В.Абакумов нашел рациональный выход из ситуации — создать следственный аппарат милиции, который бы работал с сыщиками рука об руку. И.Сталин не возражал, и
22 августа 1950 года Совет министров СССР в числе прочих нововведений в МГБ утвердил и создание следственных подразделений милиции.
Сосуществование трех параллельных следственных структур — в прокуратуре, госбезопасности и милиции — продолжалось и после смерти «отца всех народов».
Ситуация не изменилась и после разделения МВД и КГБ в 1954 году. Два года спустя Президиум ЦК принял жесткое решение о недостатках в работе милиции, где говорилось: «Оперативная работа по предупреждению и раскрытию преступлений поставлена плохо. До тридцати процентов таких опасных преступлений, как убийства, разбойные нападения, кражи государственного, общественного и личного имущества, остаются нераскрытыми, а преступники — ненаказанными. Работа уголовного розыска находится в запущенном состоянии».
Но и в этом документе от милиции требовалось обеспечить «полную раскрываемость всех преступлений», а от прокуратуры — «усилить прокурорский надзор за расследованием уголовных дел работниками МВД и за соблюдением установленных сроков следствия, а также повысить ответственность работников прокуратуры за своевременное и полное раскрытие совершенных преступлений».
«Прокуратуре требуется 16420 следователей»
Тем временем в Кремле разворачивалась борьба за сталинское наследство, и каждый из претендентов пытался получить мощный политический ресурс – следствие – в свое единоличное пользование. Первым в этой игре сделал ход Георгий Маленков, попытавшись перетянуть все следствие под эгиду МВД, которое возглавлял его протеже Николай Дудоров.
В феврале 1957 года на сессии Верховного совета СССР выступил зампред Президиума Верховного совета Эстонии, известный в прошлом летчик Эндель Пусэп. Он сказал, что разделение следственных органов между милицией и прокуратурой утратило смысл и нужно создать единый следственный орган. Практически одновременно в журнале «Советское государство и право» появилась статья начальника Главного управления милиции Барсукова, где объединенный следственный аппарат предлагалось подчинить МВД.
В юридической прессе развернулась дискуссия о целесообразности перемен в подчинении следователей. Но Никита Хрущев и продвинутый им на должность генерального прокурора СССР Роман Руденко прекрасно поняли, чего добиваются их оппоненты. В курировавшем правоохранительные и карательные органы административном отделе ЦК КПСС началась подготовка проектов решений о реорганизации следствия. Естественно, совершенно в ином ключе, чем хотелось бы Г.Маленкову: речь шла о переводе следователей из МВД в прокуратуру. Работа не остановилась даже после того, как в июне 1957 года провалилась попытка Вячеслава Молотова, Г.Маленкова и Лазаря Кагановича сместить Н.Хрущева и эта антипартийная группа была изгнана из ЦК КПСС.
Формальным поводом для укрепления прокуратуры следователями из МВД стала перегруженность прокурорских работников расследованием уголовных дел и, соответственно, недостаточная загруженность милицейских следователей. Однако министр внутренних дел Н.Дудоров вместо того, чтобы тихо согласиться с предложением ЦК, начал аргументированно доказывать беспочвенность этих расчетов: «Прокуратурой СССР представлена в ЦК КПСС справка о количестве следователей, необходимых прокуратуре для расследования подследственных ей дел. В обоснование этого расчета в справке приводятся данные о количестве дел, законченных следователями прокуратуры и милиции.
Однако эта справка вызывает серьезные замечания, так как представленные в ней данные о количестве дел и в связи с этим постановка вопроса о необходимом количестве следователей прокуратуры являются неправильными.
В справке прокуратуры указано, что средняя нагрузка следователя прокуратуры равняется 4 делам в месяц или, соответственно, 48 делам в год, в связи с чем прокуратуре требуется 16420 следователей.
В то же время нагрузка оперативно-следственных работников милиции исходя из общего числа 290684 законченных дел, по которым производилось следствие милицией в первом полугодии 1957 года, не считая дел, переданных в порядке ст.108 УПК в органы прокуратуры, составляет по СССР 5 дел в месяц или, соответственно, 60 дел в год… В ряде областей нагрузка этих оперативно-следственных работников милиции значительно выше (Ивановская область — свыше 10 дел в месяц, Московская и Кемеровская — 7,5 дела, Свердловская — свыше 9 дел, Пермская — 7,6 дела и т.д.).
Таким образом, средняя по СССР цифра в 5 дел образуется за счет таких областей, где нагрузка значительно меньше 5 дел в месяц. Аналогичное положение и в органах прокуратуры».
Министр доказывал, что данные прокуратуры являются результатом подтасовки статистики и что ничего хорошего из передачи части милицейских следователей в прокуратуру не получится. Оставшиеся попросту не смогут вести все малозначительные, но требующие расследования и передачи в суд дела — от самогоноварения до бродяжничества и мелкого хулиганства. Но когда речь идет о политической целесообразности, к здравым доводам обычно не прислушиваются. К весне 1958 года проект сокращения милицейского следствия был готов и передан для ознакомления в заинтересованные ведомства. Возмущению милицейского начальства не было предела.
«Проектами постановлений, — писал в ЦК Н.Дудоров, — предусматривается передать прокуратуре 65% (6500 человек) личного состава следователей милиции, занимающихся расследованием уголовных проявлений в стране и розыском преступников, и, соответственно этому, технический и обслуживающий персонал, а также транспорт и инвентарь.
Кроме того, поручается Госплану СССР передать прокуратуре выделенные на 1958 год для милиции фонды на автотранспорт, бензин, горюче-смазочные материалы, инвентарь, бумагу, сейфы и вещевое довольствие для форменного обмундирования соответственно штатному контингенту, а также дополнительно направить в прокуратуру 450 человек специалистов из числа оканчивающих вузы в 1958 году, уменьшив соответственно план направления молодых специалистов в МВД СССР.
Министерство внутренних дел СССР считает своей обязанностью доложить ЦК КПСС, что изъятие такого количества квалифицированных и хорошо подготовленных работников по розыску преступников из органов милиции нанесет серьезный ущерб борьбе с уголовной преступностью в стране».
Дело начинало принимать неприятный оборот. Новое противостояние в руководстве страны вряд ли помогло бы упрочению власти Н.Хрущева. И потому Прокуратура СССР вместе с административным отделом ЦК нашли изящное решение этой задачи. В правоохранительных органах шла работа над новыми «Основами уголовного судопроизводства СССР», где описывались права и обязанности всех его участников. И из них возможность проведения следствия милицией была попросту исключена. У МВД не осталось никакого следственного аппарата. А в 1960 году ликвидировали и союзное Министерство внутренних дел (его функции передали республиканским министерствам), избавившись от Н.Дудорова «в связи с переходом на другую работу».
В прокуратуре очень скоро поняли, насколько прав был Н.Дудоров. Следователи тонули в потоке мелких дел, бились с «висяками» и отписывались от многочисленных жалоб потерпевших, получая взыскания за все огрехи. И потому уже в 1963 году генеральный прокурор СССР, которому эта ситуация отравляла жизнь, легко согласился на восстановление следственных подразделений в милиции.
Пришедший к власти Леонид Брежнев всячески потакал своему протеже — главе восстановленного в 1966 году МВД СССР Николаю Щелокову — в расширении следственного аппарата милиции. Но, будучи стойким приверженцем системы сдерживаний и противовесов, Л.Брежнев раз за разом отклонял проекты создания общесоюзного следственного комитета.
Вопрос о едином органе следствия возникал и в годы перестройки, но лишь в 1992 году эту карту попытался разыграть председатель Верховного совета России Руслан Хасбулатов. Как говорили тогда, именно он пролоббировал принятие решения о создании федерального следственного комитета, собираясь использовать его в борьбе против Бориса Ельцина и его окружения. Но под давлением Кремля появился лишь следственный комитет при МВД, который не сыграл практически никакой роли в политическом противостоянии 1993 года.
Появление нового следственного комитета — при Генпрокуратуре РФ — стопроцентно вписывается в российскую традицию. Во главе комитета поставлен, как утверждается, преданный главе государства человек. СК призван оформить в законном порядке отстранение от политического процесса отдельных его участников. Причем угроза применения этой силы закона выглядит едва ли не страшнее самого применения силы. А чтобы никто не смог использовать ее во вред сменившемуся первому лицу, СК достаточно удачно вписали в систему сдерживаний и противовесов. Хотя формально он только освободит прокуроров от необходимости вести следствие и надзирать самим за собой.
Евгений Жирнов, «Коммерсант-Власть»
