“ТРИПДАЧА” ИЗНУТРИ
Раньше для того, чтобы “разговорить” женщину, попавшую в РОВД по “подозрению”, опера обещали отправить ее на “трипдачу”. По тем временам учреждение закрытое, серьезное и охраняемое милицией. На многих это действовало… Знаменитая киевская “трипдача” много раз меняла “прописку”, переезжая с улицы Чкалова на улицу Отто Шмидта, затем на Бондарский переулок. Неоднократно киевскую милицию поднимали по тревоге – отлавливать женщин, совершивших “рывок” на волю через колючку “трипдачи”. Иногда бежало до сорока человек одновременно. Некоторых беглянок ловили сразу, кое-кто сдавался сам, предварительно “по полной программе” “оттопырившись” на свободе.Женщины жаждут любви большой, мужчины – доступной. С приходом теплых деньков интересы все чаще пересекаются. Но как на солнце есть пятна, так у любви – своя изнанка. Названье которой – венерические заболевания. Репортер “МК” на собственной шкуре решила проверить, каково ныне оказаться в диспансере, и чего стоит вылечиться от коварной болезни. На все просьбы посетить один из профильных стационаров Департамент здравоохранения Москвы ответил отказом. Пришлось лечь в больницу по личной договоренности с одним из врачей. В палате со корреспондентом оказались, в основном безродные, безработные, беспаспортные.
– Зуд и жжение есть? – строго спрашивает меня медсестра в приемном покое. В руках она держит пухлую тетрадь, заложенную карандашом. Дужки очков у нее связаны на затылке шпагатом.
– Есть, – отвечаю я, потирая волдыри от комариных укусов.
– Вши беспокоят?
– Бог миловал, – говорю беспечно, не понимая серьезности вопроса.
В графе “место работы” медсестра выводит: “безработная”. На месте адреса: “приезжая из Воронежа”. Выдав застиранный халат, она машет мне рукой в сторону душа:
– На обработку!
“Только ни за что не браться руками!” – повторяю я как заклинание. Прежде чем открыть кран, я оборачиваю его полотенцем.
Накануне в кабинете врача я самостоятельно выбрала себе диагноз: первичный сифилис, серо-негативный. Меня госпитализировали под номером 67 и определили в плату №3.
Триппер в законе
Открываю утром глаза. На кровати напротив сидит полуголая тетка. Она зевает, тянется к тумбочке, достает из консервной банки бычок, чиркает спичкой, затягивается и снова падает на подушку.
Я лежу и прислушиваюсь к утренним звукам нашего стационара, именуемого постояльцами триппер-холлом. Большинство больных еще спит. В палате у нас большое зарешеченное окно. В центре на линолеуме темное пятно от пролитой зеленки. На стене плакат с улыбающимся Шварценеггером. Между ногами красным фломастером написано: “Боря”. Потягиваю носом. Отделение пахнет дезинфекцией, цинковой мазью, присыпкой для ног, лежалыми носками и мочой.
С венерическими заболеваниями человечество знакомо давно. Описание болезни встречается у древних египтян, китайцев и индейцев, живших более чем две тысячи лет назад. С легкой руки французского врача Бетанкура коварная болезнь, передающаяся преимущественно половым путем, получила имя богини любви Венеры.
В Европу, по мнению ученых, сифилис был завезен из Вест-Индии матросами с кораблей Христофора Колумба. Спирохетоз являлся заболеванием местных лам, от которых бактерии могли попасть в результате скотоложства в тела аборигенов, а от них – к матросам. В Испании сифилис называли галльской болезнью, во Франции именовали неаполитанской болезнью. Немцы считали ее французской, а греки – сирийской.
– Девки, подъем! Вжика в попу! – это кричит усатая Катя.
Не сразу понимаю, что речь идет об уколах. Кровать Кати стоит у выхода в коридор, и ей первой видно, как из процедурной выкатывают тележку со шприцами.
Палата нехотя оживает. Первой спускает ноги на волнистый линолеум колоритная Соня, у которой лямки на лифчике натянуты до звона в ушах, а голубые штаны топорщатся внизу, как наволочки. У Сони триппер и лобковый педикулез, по-народному – мандавошки. Ее реже колют, зато основательно кормят таблетками. Моя соседка слева, молдаванка Марьяна, лишь шевелится и прячет голову под одеяло. Она хуже всех переносит уколы от сифилиса. Ее ломает. Марьяна балуется наркотиками. “Сифон” она подцепила через шприц. У нее отказывают ноги и несколько дней не спадает температура. Соседка справа – семнадцатилетняя украинка Валя. Она встает, молча ищет тапочки. Не находит, надевает мои и неожиданно говорит:
– Генку-щипача с Басманной хочу!
У не по годам развитой хохлушки одна из рецидивных форм сифилиса.
И, наконец, шестая жиличка нашей дружной третьей палаты – Вера Степановна, которую все зовут Шапокляк. Ей около пятидесяти, у нее тюремный опыт и венерических болезней почти столько же, сколько у остальных, вместе взятых.
Гремя раздолбанной тележкой, к нам в палату вкатывает практикант Олег. Хмуря брови, он нарочито громко говорит:
– Товарищи, готовьтесь к инъекциям!
Мне для поддержания “легенды” ставят витамины и их же дают в таблетках.
“Препаратами для лечения сифилиса остаются антибиотики пенициллиновой группы. Лечение проводят в стационаре в виде круглосуточных внутримышечных инъекций или внутривенного капельного введения”.
“Напиток Боткина”
– Завтракать! – эхом разносится по коридору. Мы разбираем ложки и бокалы. У окошка с надписью “Раздача” толпятся больные мужского пола. Контингент примерно тот же, что и у нас – сплошной интернационал. Среди них уроженец Зимбабве, негр Джестус. Сифилис он подцепил у себя в общежитии, сам не знает от кого.
Подходит моя очередь у раздачи. Повариха баба Шура плюхает мне в тарелку половник манной каши и туда же, в белую жижу, опускает кусок рыбы, при ближайшем рассмотрении оказавшийся рыбьей головой. Под пристальным оком раздатчицы каждая из нас берет по три куска белого хлеба и один кусок масла. В бокалы нам наливают “напиток Боткина” – жидкий, как раствор марганцовки, кисель.
– Как в санатории! – жмурится Вера Степановна, объедая манку по краям тарелки.
Белый хлеб из-за чрезмерной калорийности я не ела уже несколько лет. Кусок масла я здесь же делю на три части и делаю себе трехэтажный бутерброд. У больничной булки более острый вкус, чем на “свободе”…
“Зарплата врача-дерматовенеролога после института 2,5 тыс. рублей, плюс 30% “за вредность”. Медсестра – единственная на все отделение, на которой еще и обязанности нянечки, – получает и того меньше. Стаж работы у многих по 20-30 лет”.
“Вай, горе мне!”
В 11 часов звякает железный засов, и весь наш “сифилятник”, который постояльцы зовут еще скворечником, выкатывается на прогулку. Наша палата успевает захватить один из трех столов под навесом. Через минуту чернявая Катя уже тасует измятые, лоснящиеся карты. У нее во рту очень мало зубов, а на ногах большие круглые черные ногти. Шепелявя, она подначивает нас:
– Я обстригу вас, как овечек!
Меня учат играть в бур-козла.
“В 95-98% всех случаев заражение сифилисом происходит при половом контакте с больным. Бытовой путь передачи инфекции – при поцелуях, укусах, через любые предметы, загрязненные материалом, содержащим возбудителей заболевания, – на практике реализуется весьма редко, так как заразный материал теряет контагиозность по мере высыхания. Почти все микроорганизмы, которые вызывают венерические болезни, могут оставаться жизнеспособными на влажном полотенце или мочалке в течение нескольких часов. Но если соблюдать правила гигиены, заразиться нельзя”.
На крыльце дощатого сарая сидят хохлушка Валя и бомж Валера, бывший цирковой акробат. У нее – сифилис, у него – триппер. Одна сигарета гуляет от Вали к Валере и обратно. Наш стол активно обсуждает, обменяются ли “молодые” диагнозами. Наблюдая, как малолетка что-то шепчет на ухо Валере, лысый дед Максимыч, чьи волосы развеял вихрь удовольствий, восклицает:
– Тащи ее в койку! Докажи, что у тебя в штанах еще кудахчет!..
Миловидная Валя неожиданно грубым голосом огрызается:
– Не кроши батон, веник! (Вениками в больнице называют всех обладателей венерических болезней. – Авт.)
“Коварство венерических заболеваний заключается в том, что в начале они могут протекать скрытно, не вызывая серьезных общих расстройств, неприятных ощущений. Поэтому сифилис нередко называют великим симулянтом. Даже опытный врач-венеролог не ставит окончательного диагноза только на основании осмотра больного, а обязательно проводит лабораторные исследования”.
Раскинулся на траве восточный человек Бахтияр по прозвищу Урюк. Напевает “Я подару вам хрызантему и мою пэрвую любов…”. Еще три дня назад он торговал на Черемушкинском рынке сухофруктами. Сифилис подцепил, будучи пьяным, в одной компании. Компания имела единственную женщину. Бахтияр тоже ее имел. Но заразился почему-то только он один.
“При контакте с больным сифилисом до 15-20% партнеров остаются здоровыми. Причинами этого могут быть как недостаточное количество возбудителей, так и индивидуальная невосприимчивость некоторых лиц к заражению”.
День в больнице течет своим чередом. И вдруг во дворе все приходит в движение. Тихая сифилитичка Аня из четвертой палаты, ударившись головой о пожарный щит, начинает биться в эпилептическом припадке. Мужики бросаются на нее, переворачивают на бок, кто-то пытается вставить между зубами рукоятку от ножа… Когда прибегают охранник и врач, Аня моргает и начинает приходить в себя. И вдруг произносит вполне здоровую фразу: “Пора выписываться, идти на работу, а то Петровна меня окончательно уволит”.
Вспоминаю слова доктора: “60% местных больных страдают психическими расстройствами”.
Время “играть горниста!”
13.30. Время обеда. В очереди вторая – “мужская” – палата опять оказывается первой. У закрытой двери раздачи грузин Гиви тянет носом:
– Гнидой буду, на обед – харчо!
И оказывается прав. Круги жира густо плавают в горячей воде с перловкой. Даже бывалая Марьяна съесть суп не может. Она сливает пойло в тарелку к Вере Степановне. Той все равно что есть.
В тихий час мы садимся разгадывать кроссворд. Я угадываю подряд название лодки американских индейцев, штаны гоголевского Тараса Бульбы и итальянский город, где впервые наладили промышленное производство вермута. Это вызывает подозрение:
– Странно как-то уколы на тебя действуют, – замечает Соня.
Хохлушка Валя приносит две новости. Первая – из кабинета главврача кто-то умыкнул медицинский образец – заспиртованные в банке половые органы. И теперь охранники будут шерстить все тумбочки подряд. Вторая – в отделение поступила новенькая. Не дойдя до палаты, она успела укусить повариху тетю Шуру.
– И правильно сделала, – отзывается молдаванка Марьяна. – Эта Шура казенное масло уносит домой. Я видела.
Когда мы спрашиваем у новенькой, как ее зовут, та выдает:
– Эсмеральда!
Когда же после ужина Соня с Верой Шапокляк начинают готовить чифирь – берут стеклянную банку, наполняют ее водой, высыпают туда пачку чаю, а затем опускают в банку бритвенное лезвие на длинной стальной проволоке, – новенькая вдруг отзывается: “Ирой меня зовут…” И подсаживается “к самовару”.
Десять вечера – час отбоя. Мы получаем ночные облатки. Усатая Катя высыпает на простыню гору разноцветных таблеток. Потом щелчком сбрасывает их с кровати, как вредных насекомых. Тушим свет. Но с наступлением ночи жизнь в отделении не затихает. Марьяна, толкая меня в бок, сообщает, что в 9-й крайней палате будут сейчас играть “в бутылочку”. Я ссылаюсь на головную боль и лезу под одеяло.
В нашей палате еще несколько часов шевелятся тени. Бурый напиток – чифирь – действует подобно алкоголю. Усатая Катя начинает возбужденно жестикулировать, смеяться без повода. Потом по кругу идет невесть откуда взявшаяся бутылка дешевой водки. Мои соседки “играют горниста” – пьют спиртное прямо из горлышка.
Я вспоминаю слова врача: “Алкоголь даже в небольших количествах взаимодействует с антибиотиком, как щелочь с кислотой. Происходит обычная реакция нейтрализации!” То есть действие лекарства попросту сводит на нет.
Хохлушка Соня, стуча банкой по столу, орет:
– Продали Россию! Сволочи!..
Ее сильная, покрытая татуировкой рука, хватает графин. Он разлетается на сотни мелких осколков… Забывается Соня только в три ночи, уронив голову на стол.
В 6.30 в палате начинают громыхать. Вера Степановна, имеющая опыт тюремной жизни, просыпается, как Штирлиц, за полчаса до подъема, убирает все в комнате, открывает окно…
В семь утра прикатывает коляску со шприцами практикант, медбрат Олег. В больнице начинается новый день…
После завтрака все отделение провожает “на свободу” Гришу Бубна. В этой больнице он уже в третий раз. После коварной болезни иммунитет не вырабатывается.
– Сифилиса сегодня много, хватит на всех! – кричит он нам на прощание.
По материалам газеты
