Зло в человеке: как стать Гиммлером

Рейхсфюрер CC Генрих Гиммлер, пожалуй, жесточайший организатор массовых убийств в истории человечества, в начале своей карьеры в НСДАП был закомплексованным чудаком. Он смолоду полюбил мир расистских фантазий. В прошлом месяце, через 70 лет после печально известной «хрустальной ночи», вышла в свет первая научная биография, открывающая сокровенные глубины его психики. 

Он был невысоким (1,74 м) мужчиной с водянистыми глазами, скошенным подбородком и вялым рукопожатием. Гиммлер верил, что Вселенная возникла в результате метаморфозы льда, увлекался биолокацией — лозоходством — и страстно желал, чтобы на смену христианству пришло язычество германского образца. В его записях нашли молитву «Отче наш», переделанную на германо-языческий манер и адресованную скандинавским богам.

В нормальные времена дипломированный агроном Генрих Гиммлер, вероятно, прозябал бы где-нибудь на периферии буржуазного общества. Однако уроженец Мюнхена появился на свет в 1900 году, и его жизнь пришлась на первые 45 лет

XX века — «эпоху крайностей», как впоследствии назовет это время историк Эрик Хобсбоум. Закомплексованный чудак сделал блестящую карьеру, стал рейхсфюрером СС, человеком, внушавшим страх всей Европе, исполнителем злой воли Гитлера.

— Вы еврей? — спросил Гиммлер однажды советского пленного в 1941 году во время объезда территорий за линией Восточного фронта. Внимание эсэсовца привлекли светло-русые волосы несчастного.
— Да.
— И отец, и мать — оба евреи?
— Да, — отвечал бедняга.
— Может, у вас хоть кто-то в роду не был евреем?
— Нет.
— Что ж, тогда ничем помочь не могу.

Юношу расстреляли.

Таким был Генрих Гиммлер.

Этот тщедушный баварец с впалой грудью, наделенный харизмой провинциального банковского клерка, на поверку оказался самым рьяным среди радикальных единомышленников Гитлера, не знающим устали жрецом смерти.

При первых же проволочках с депортацией евреев из Франции Гиммлер оказывает давление на подчиненных, требуя как можно скорее повысить эффективность и «обеспечить скорейшее и полное освобождение Франции от евреев». Когда выясняется, что в Прибалтике уничтожение евреев идет медленнее, чем ожидалось, Гиммлер направляет радиограмму: «Приказ рейхсфюрера СС: всех евреев — под расстрел».

Оперативные бригады и подразделения СС систематически осуществляли массовые казни за линией фронта. По распоряжению Гиммлера Европа была буквально опутана сетью из двадцати с лишним концентрационных лагерей и лагерей смерти, располагавших более чем 1200 «филиалами». В них лишились жизни 4 млн человек.

Холокост вылился в уничтожение почти 6 млн, отчасти осуществлявшееся по бюрократически-индустриальной процедуре. Его беспримерная жестокость навсегда связана с именем Гиммлера.

Незадолго до краха «Третьего рейха» Гиммлер стал самым влиятельным национал-социалистом после «фюрера». Ему подчинялись почти 3 млн полицейских, более чем 600-тысячные войска СС и около 2 млн военнослужащих, проходивших обучение в резервной армии вермахта. В ведении СС находилось свыше 100 промышленных предприятий. Гиммлер был министром внутренних дел и военачальником. В разное время он командовал двумя группами армий, насчитывавших сотни тысяч солдат.

Тем более удивляет тот факт, что первая исчерпывающая научная биография Гиммлера появилась лишь спустя более 60 лет после его смерти. Ее написал Петер Лонгерих, профессор современной немецкой истории в Лондонском университете и один из ведущих исследователей Холокоста в мире.

В распоряжении Лонгериха было такое множество личных документов, о котором не мог мечтать ни один другой исследователь национал-социализма. С самого детства и до зрелых лет Гиммлер вел дневник, сохранился список книг, прочитанных им между 1919 и 1934 годами, его переписка с друзьями, родственниками и супругой, фрагменты ежедневника и колоссальное количество официальных бумаг.

Историк использовал свой шанс сполна. Пожалуй, еще ни одному ученому не удавалось столь глубоко заглянуть в душу эсэсовского преступника, к тому же такого высокопоставленного. В результате появился портрет человека «с аномальными свойствами характера» (Лонгерих), еще в 20-е годы погрузившегося в мир расистских фантазий и так и оставшегося в их плену вплоть до своего самоубийства в 1945 году.

В мире, где должны были властвовать германцы, не было места не только евреям, но и славянам, гомосексуалистам, инвалидам, так называемым асоциальным элементам и многим другим — всем тем, кого Гиммлер называл «недочеловеками». Даже ревностные христиане были для него врагами. Самое ужасающее открытие Лонгериха заключается в том, что Гиммлер считал Холокост лишь «отправной точкой» для последующих масштабных деяний, жертвами которых должны были стать еще многие миллионы людей — если бы в 1945 году войска союзников не покончили с преступным режимом.

В конце нацистской эпохи Гиммлер сосредоточил в своих руках все посты и полномочия, которые были нужны для бесперебойного осуществления массовых убийств. Он организовывал ликвидацию евреев, поскольку отвечал за подавление партизанского движения, а в евреях видел партизан. Он давал приказы об их уничтожении, выполняя обязанности «рейхскомиссара по укреплению германской самобытности», отвечавшего за переселение этнических немцев на историческую родину. А для этого требовались принадлежавшие евреям квартиры. Он приказывал их убивать, потому что, будучи главой полицейского аппарата, видел в евреях угрозу для внутренней безопасности страны.

Без Гиммлера Холокост протекал бы иначе.

В начале своей, пожалуй, беспрецедентной карьеры насилия Гиммлер был неловким юношей — примерным учеником, далеким от спорта. В семье, исповедовавшей консервативно-монархические убеждения (отец дослужился до поста директора престижной Виттельбахерской гимназии и имел связи с баварским королевским домом), ему привили честолюбие.

А кроме этого — усердие, трудолюбие и педантизм. Юному «Хайни» велено было вести дневник; он с точностью до мельчайших подробностей регистрировал, сколько раз за каникулы удалось искупаться в реке («1 августа 1915 г. плавал в 4-й раз»), какие подарки преподнесли ему на Рождество, и даже сам факт ведения дневника удостаивался упоминания на его страницах. Двадцать лет спустя записи продолжаются на карточках — в них Гиммлер указывает, что он подарил подчиненным, или же собственноручно отмечает, что женщины—узницы концентрационного лагеря Равенсбрюк должны получить 75 ударов плетью каждая «по обнаженным ягодицам».

Биограф Лонгерих усматривает в этой тяге к правилам и контролю последствия крайнего ослабления семейных уз, причины которого, впрочем, остаются неназванными.

В период полового созревания сын учителя жаждал попасть в упорядоченный жизненный мир военных. В Европе неистовствует Первая мировая, и Генрих хочет стать офицером. В 1918 году он поступает в офицерскую школу. Он изображает молодцеватость, матери же шлет плаксивые письма («Как подло с твоей стороны, что ты опять ничего не написала»).

Лонгерих усматривает в таких письмах признаки постоянной потребности в ласке и тепле, которую будущий убийца миллионов людей пытается компенсировать жестким самоконтролем. Гиммлер требует от себя одного — твердости, твердости и еще раз твердости. «Не хочу быть слабым, хочу, чтобы ничто не могло выбить меня из седла», — признается он в дневнике. Заметим: чтобы понять истоки жестокости этого человека, следует начать поиски именно здесь. Впоследствии Гиммлер настойчиво стремился подавлять в себе любые проявления человеческого сочувствия, препятствовавшие достижению его политических целей.

В такой стилизации самого себя под хладнокровного, несгибаемого, идейного борца Гиммлер был типичным представителем «поколения 1900-х», к которому принадлежали и такие люди, как Шпеер, «серый кардинал» Гитлера Мартин Борман и многие другие высокопоставленные нацисты. Все они с презрением относились к помпезности последних лет кайзеровской империи — «второму рейху» они ставили в вину излишнюю чувственность, а главное, поражение в Первой мировой. Гиммлер до конца своих дней усматривал в нем настоящую личную катастрофу и был уверен, что именно оно помешало ему сделать офицерскую карьеру.

Неудивительно, что несостоявшийся вояка встал на сторону противников демократии, когда в 1918—1919 годах кайзеровскую империю сменила Веймарская республика. Гиммлер не оставляет надежды на начало «в ближайшие годы» новой военной кампании. Тем временем он решает посвятить себя изучению сельского хозяйства. Так поступали многие состоятельные офицеры благородного происхождения, и Гиммлер рассчитывал, что знакомство с ними окажется для него полезным. Зимой 1919/20 года в Мюнхене он приступает к учебе.

День молодого эксперта по экономике села ничем не отличается от того, как проводят время другие «правые» студенты: Гиммлер учится фехтовать, часами сидит в кафе, упражняется в стрельбе и марширует в военизированном добровольческом корпусе.

Мозг юноши кипел — не только из-за неопределенности будущего, которая заставляла его строить различные планы покинуть Германию (и уехать в такие страны, как Турция, Грузия, Италия, Россия или Перу). Больше всего юношу терзает похоть плоти, усугубляемая решимостью Генриха до свадьбы хранить невинность.

Приставания одной проститутки, которые, разумеется, остаются безрезультатными, пробуждают в нем жгучий интерес. О подружке своего товарища он пишет в дневнике: «Хорошая девушка — только разве немного похотлива… думаю, в принципе, ее можно было бы поиметь». В разговоре с другом он говорит об «опасности таких вещей — когда двое лежат совсем рядом, тело к телу, два разгоряченных человеческих существа. Оказываешься в таком пламени, что требуется предельная собранность рассудка».

Когда в 1927 году медсестра Маргарита (Марга), которая была на семь лет старше его, наконец, избавляет Гиммлера от мучений плоти, он признается ей, что очень хотел бы разок «забыть о порядочности и приличиях».

Биограф Лонгерих видит связь между подобными комплексами и «сползанием» Гиммлера в парамилитаристскую субкультуру правых радикалов.

И правда, Гиммлер то и дело спасается от своих любовных неудач бегством в мир насилия. Вернувшись однажды с карнавального вечера, он доверяет свои страдания дневнику: «Понимаю: с одной стороны, человек жаждет любви, с другой — насколько тяжело и какая это большая ответственность связать себя узами, выбрать кого-то. В такие моменты приходит мысль: хоть бы уж вновь начались бои, война, выступление войск». В другой раз — после отказа некой особы — он сетует: «Если бы я мог прямо сейчас отправиться на войну, это принесло бы мне удовлетворение».

Потом один удар судьбы следует за другим. Летом 1922 года начинается стремительное обесценивание марки, которое в 1923 году выливается в гиперинфляцию. Гиммлерам не хватает денег на жизнь. Их отпрыск вынужден оставить учебу и устраивается помощником делопроизводителя в фирме, производящей минеральные удобрения. Рухнули мечты об офицерской карьере, перспектива управлять поместьем или фермерским хозяйством стала нереальной. Это было жестоким разочарованием для амбициозного сына школьного директора.

Зло в личности Гиммлера проявляется все отчетливее. Дотошность перерастает в навязчивую потребность держать всё под контролем, склонность к критике — в высокомерную заносчивость, рвение — в фанатизм. Друзья жалуются на происходящие изменения, в какой-то момент даже Марга начинает удивляться радикальному настрою возлюбленного: «К чему тебе все эти кровожадные планы?»

Гиммлера охватывает тревога, характерная для времен инфляции. Колоссальной популярностью тогда пользовались всевозможные оккультисты, Берлин кишмя кишел самозваными «спасителями». Свидетель тех времен публицист Себастьян Хаффнер пишет: «Сотни людей с длинными волосами, облаченные во власяницы, вещали, будто Господь послал их для спасения мира».

Гиммлер теряет работу, возвращается в родительский дом. Он предается сладкому самообману, читает о биолокации, астрологии, телепатии. В это же время он с некритичностью, свойственной религиозным фанатикам, глотает низкопробную праворадикальную литературу. С лета 1922 по лето 1924 года он прочел 81 книгу, почти половина из которых — антисемитские и националистические произведения. Чаще всего в них рассказывается о женщинах-нееврейках, соблазненных евреями.

Среди них — пышущее злобой творение Теодора Фритча «Справочник по еврейскому вопросу». Комментарий Гиммлера: «Начинаю сознавать, что за ужасный божий бич… душит нас». Или же работы теоретика расизма Ганса Гюнтера, в которых речь идет о «ненавидящих героях» XX века, обладающих правом на «искоренение и сожжение» врагов. Гиммлер пишет: «Эта книга точно выражает мои собственные чувства и мысли».

В голове Гиммлера формируются примитивные фантасмагорические картины будущего Германии — крестьянские поселения германского образца («И тогда Земля будет принадлежать нам»), в которых должны обитать люди «нордической расы».

Гиммлер еще никого не убил. Однако фундамент уже заложен — задолго до того, как рейхсканцелярию на правах хозяина займет Адольф Гитлер.

В 1924 году в записях Гиммлера впервые упоминается «фюрер»: «поистине великий человек». К этому времени бывший студент уже вступил в НСДАП, и, когда партия ищет в Нижней Баварии секретаря, выбор падает на него — не в последнюю очередь благодаря его «мобильности». «Паренек он, без сомнений, весьма полезный — у него есть мотоцикл», — говорит тогдашний его начальник. Гиммлер налаживает деятельность партии («Организационная работа мне весьма по душе») и пробует себя в роли эксперта по сельскому хозяйству. НСДАП пока остается карликовой партией, у которой совсем немного активистов. В 1926 году Гиммлера повышают до заместителя руководителя отдела пропаганды «Третьего рейха».

Он работает без передышки, ездит по селам Баварии, посещает парторганизации на местах. Не слишком меняется его жизнь и с женитьбой в 1928 году на медсестре Марге, которая вскоре после свадьбы рожает ему дочь. Денег не хватает, и она пишет супругу: «Дорогой, боюсь, моему шалунишке следует подумать, как бы скопить немного денег. Ты ведь знаешь, что твоя шалунья всегда очень много тратит».

Гиммлеры пытаются поправить финансовое положение, занявшись разведением кур, и покупают 50 кур-несушек. В супружеской переписке главное место занимают яйца: «Куры несутся из рук вон плохо». Только после того, как мировой экономический кризис помогает нацистам стать народной партией, Гиммлер получает в 1930 году мандат депутата рейхстага и соответствующее жалованье — материальные заботы перестают быть проблемой.

К этому времени Гитлер успевает оценить усердие и лояльность «товарища по партии», который на 11 лет моложе его: «Необычайно полезный паренек». А потенциальные конкуренты уверены, что Гиммлер — идеальный «номер два»: и трудолюбив, и не опасен. В 1930 году Йозеф Геббельс, назначенный министром пропаганды, пишет о своем заместителе: «Он не слишком умен, зато старателен и послушен».

Потому никто не возражал, когда Гиммлер возглавил «охранные отряды» нацистов — СС. Они включали в себя несколько сотен активистов НСДАП и должны были обеспечивать безопасность Гитлера и других высокопоставленных партийцев во время различных мероприятий. Боевики встречались четыре раза в месяц — для пропагандистских поездок, военной подготовки, тренировок по джиу-джитсу. Условия приема: рост не меньше 1,7 м и возраст не моложе 23 лет.

Новая должность Гиммлера политического веса не имела. Вероятно, так бы оно и оставалось, если бы Гитлеру не доставляла больше и больше проблем недисциплинированность партийного войска — СА. Оно состояло преимущественно из людей, чья жизнь не заладилась; их командующий — невысокий и тучный пехотный капитан Эрнст Рём — скрепя сердце подчинялся стратегии Гитлера, надеявшегося прийти к власти более или менее легальными методами.

Несмотря на то, что СС формально подчиняется СА, Гиммлер превращает свой «орден черепа» в силу, создающую противовес Рёму и демонстрирующую безоговорочную преданность партийному руководству. Если в 1928 году СС насчитывала 280 человек, то на момент так называемого захвата власти в ней было уже 50 тыс. С каждым боевиком растет значимость Гиммлера, равно как и мощь его будущей машины смерти.

Первое документально доказанное убийство, заказчиком которого являлся Гиммлер, относится к завершающему этапу существования Веймарской республики, в которой уже шло некое подобие гражданской войны. Он велит «расправиться с коммунистическими главарями» в Кёнигсберге. 1 августа 1932 года его люди расстреливают члена городского совета от Коммунистической партии Германии.

Гиммлер не был ни харизматическим ландскнехтом наподобие Рёма, ни народным трибуном вроде Геринга, ни даже демагогом, увлекающим народ, как Геббельс. Вызывать восторг толпы, гипнотизировать массы — этого не дано аппаратчику в пенсне. Зато у него другие таланты: он циничнее Рёма, обладает более крепкими нервами, чем подсевший на морфий Геринг, и еще более бесцеремонен, чем интриган Геббельс. Зло в нем скрывается под маской банальности.

По его инициативе появляется служба безопасности — СД, внушающая всеобщий страх. В поле ее внимания оказываются не только политические противники и евреи, но и сведения о «выгодных» слабостях политических конкурентов Гиммлера. В частности, СД собирает компромат на гомосексуалиста Рёма, эротомана Геббельса, взяточника Геринга.

30 июня 1931 года министр пропаганды с удивлением констатирует: «Мне стало известно о крупном заговоре: СС (Гиммлер) содержит в Берлине целую шпионскую организацию, ведущую за мной слежку. Она же распускает самые нелепые слухи». Геббельс пытается пожаловаться на своего заместителя Гитлеру («Эта вероломная скотина должна исчезнуть!»), но Гиммлер остается.

К досаде Гиммлера именно в тот момент, когда Гитлера назначают рейхсканцлером, 30 января 1933 года, его опирающаяся на силы зла карьера на какое-то время оказывается под угрозой. Геринг возглавляет прусскую полицию — сильнейшее вооруженное формирование страны после бундесвера. Значимость СС падает, Гиммлер вынужден довольствоваться постом начальника мюнхенской полиции. Пока ничто не предвещает, что когда-нибудь этого человека будет бояться вся Европа.

Однако врожденный инстинкт власти помогает 32-летнему Гиммлеру ступень за ступенью карабкаться по лестнице могущества. Он учреждает в Баварии новое ведомство — политическую полицию. Начинается ловкая игра с полномочиями. Гиммлер объявляет СС «вспомогательной полицией», после чего, будучи главой политической полиции, делегирует руководящие функции и соответствующие полномочия рейхсфюреру СС, то есть самому себе.

В результате государственная полиция передает в ведение негосударственной организации — СС — первый постоянный концентрационный лагерь «Третьего рейха» — Дахау. Для его узников смена власти не проходит незамеченной. Конечно, полицейские тоже подвергали их издевательствам; однако эсэсовцы уже на второй день застрелили четверых заключенных. Гиммлер мечтает о построении народнического государства, в котором законы не играли бы никакой роли. В Баварии он стирает границы между полицией, СС, СД и персоналом концлагеря, объединив всех их в своеобразный аппарат подавления.

Баварская модель, в которой узник — никто, а эсэсовец — всё, пришлась Гитлеру по душе. Гиммлер, по мнению «фюрера», «один из людей, которые с непреклонной решимостью выполняют свой долг». Диктатору импонируют радикализм и лояльность.

Как в первом, так и во втором Гиммлеру равных нет.

Летом 1934 года Гитлер отворачивается от главы СА Рёма — некоторые историки уверены, что одним из закулисных виновников этой кровавой метаморфозы был Гиммлер.

Бесспорно одно: Гиммлер добавлял борьбе остроты, выдумывая все новые и новые алармистские слухи, по которым Рём якобы стремился заполучить власть в свои руки. К тому моменту Гиммлер вместе с другими функционерами НСДАП — в частности, с Герингом — уже составил черные списки. Как только Гитлер заманивает Рёма в ловушку и арестовывает, полиция и гиммлеровские эсэсовцы начинают «работать по спискам». В считанные дни расстреляны или повешены по меньшей мере 85 человек. Помимо Рёма и его свиты среди них были и лидеры консервативного лагеря. Впоследствии Гитлер оправдывает бойню, назвав ее «вынужденной самообороной государства».

Для главы СС Гиммлера выход СА, лишившейся своего руководителя, из политической игры означает невероятное усиление его власти. Только теперь СС становится самостоятельной организацией, только теперь Гиммлеру удается заполучить контроль над многочисленными небольшими концентрационными лагерями, находившимися в ведении СА. Ряд из них закрывается: Гиммлер лелеет идею лагерей совершенно нового типа — таких, которые «в любой момент можно расширить, современных, соответствующих историческому моменту». Убийство для него — чисто управленческая задача.

В 1936 году Гитлер назначает Гиммлера главой германской полиции. Тем не менее диктатор лишь изредка приглашает рейхсфюрера СС в узкий круг своих приближенных — на знаменитые обеды в Берлине или ужины на вилле Бергхоф близ Берхтесгадена, откуда открывался чудесный вид на окрестности.

Любимый архитектор и будущий министр вооружений Гитлера Альбрехт Шпеер описал трюки, к которым прибегали доверенные лица «фюрера», чтобы их проекты получили одобрение при дворе. Так, Геббельс имел обыкновение поднимать диктатору настроение байками из своего «боевого прошлого», прежде чем перейти к своим вопросам. Шпеер обеспечивал благоприятную атмосферу, как бы между делом заводя речь о строительных проектах.

А что же Гиммлер? Как пишет Шпеер, он с видимым удовольствием рассказывал «господину Гитлеру», «что по возможности назначает надзирателями в концлагерях преступников». Услышав это, Гитлер похвалил его за «столь замечательную идею»: издевательство над людьми способно кое-кому улучшать настроение.

Нацизм давно уже крепко сидит в седле, политическая оппозиция разбита. В середине 30-х годов в лагерях томятся 3 тыс. узников — для нацистской Германии необычно мало. В этот момент Гиммлер начинает насаждать идею: нужна упреждающая война против «духовных отцов» «недочеловеков» и их «кукловодов». Гитлер, сам сторонник теории расистского заговора, сразу улавливает суть.

Вскоре начинают наполняться лагеря. Террор теперь нацелен прежде всего на тех, кого называют «асоциальными элементами» — цыган, свидетелей Иеговы, гомосексуалистов и уголовников.

Гиммлер находит для себя и своих «парней» все новые сферы применения. Историк Лонгерих в этом видит одну из причин поразительной карьеры этого странного субъекта.

Некоторые из политических задач совпадают с личными интересами: Гиммлер стремится превратить СС в орден ревнителей германского благочестия, поскольку «совершенно очевидно, что половая жизнь немецкого народа абсолютно разрегулирована». Вероятно, ему требовался этот повод, чтобы предаться вуайеризму: он тратит большую часть времени на наблюдение за тем, как его подчиненные решают проблемы продолжения рода.

Членам СС предписано подвергать своих невест проверке на «наследственное здоровье». Гиммлер требует сведений о том, какой формы ноги у избранниц (классификация: «прямые, в форме буквы О или буквы Х»), он дает заключения по фотографиям женщин, а при лишнем весе приказывает обратиться к врачам.

Одного из членов СС Гиммлер порицает: это «не по-рыцарски — понукать жену незадолго до родов к исполнению супружеского долга». Других соратников он поторапливает зачинать детей, требует донесений о принятых мерах.

Гиммлер не настаивает, чтобы члены его ордена хранили супружескую верность. Он даже позволяет иметь внебрачные связи, если в них рождаются дети. Этим правом он пользуется и сам, поскольку его брак к тому времени развалился, и семейный дом в Гмунде на берегу Тегернзее он посещает, только чтобы повидаться с дочерью. Гиммлер вступает в связь со своей секретаршей Хедвиг Поттгаст по прозвищу Зайчик, которая рожает ему двоих детей.

Тесный корсет церковной сексуальной морали стал важной причиной, по которой некогда ревностный католик Гиммлер пытается подменить христианство («самая страшная чума, которая за всю историю свалилась на нашу голову») образом жизни германов. Вместо Рождества Гиммлер празднует зимний солнцеворот («праздник Йуле») и раздаривает в этот день женатым эсэсовцам светильники бога Йуле («чтобы избавить женщин от церковного мифа, им нужно дать взамен что-то другое»). Гиммлер придумывает новые ритуалы крещения, бракосочетания и похорон.

Гитлера эти «культовые глупости» и сердили, и веселили. Но мер он не принимал. Наступил 1937 год — и режим национал-социалистов постепенно переходит на курс открытой экспансии. Потому важно было лишь то, что у Гиммлера и Гитлера была одна общая страсть — к уничтожению.

В феврале того года на совещании «группенфюреров» СС Гиммлер объявляет, что глобальное завоевание будет осуществляться поэтапно. Занятые провинции с так называемым негерманским населением предстоит «начисто вымести» — «до последней старухи и последнего ребенка, без всякой жалости».

На что национал-социалисты были способны еще до начала мировой войны, показали события 9 ноября 1938 года, когда по всему рейху прокатилась «хрустальная ночь». Ей суждено было вылиться в самый кровопролитный погром, который видела Германия со времен Cредневековья.

Незадолго до того в Париже 17-летний польский еврей стрелял в немецкого дипломата. Мотивом была депортация его родителей вместе с тысячами других польских евреев. Члены нацистской партии пришли в неистовство, Гитлер использовал их настрой и дал бандам громил сигнал действовать. Люди из гиммлеровского СС не остались в стороне.

Коричневый сброд кинулся крушить витрины магазинов, принадлежащих евреям, громить здания еврейских организаций: было сожжено и разрушено 1400 синагог и молельных домов. Пожарные следили только за тем, чтобы огонь не перебросился на соседние дома. По последним оценкам, в ту ночь было убито не менее 400 евреев. Их вытаскивали из квартир, хватали на улице, избивали до смерти, расстреливали.

Большую часть времени Гиммлер находился рядом с Гитлером и распорядился подготовить в концентрационных лагерях места еще для 30 тыс. заключенных. В последовавшие дни его люди неистовствовали по всей стране, арестовывая евреев. Общее число погибших составило свыше 1000 человек.

За погромом последовала волна антисемитских законов. И всюду, где Гиммлеру представлялась возможность, он показывал себя особо ярым расистом. Сейчас, в ретроспективе, становится ясно, что он уже тогда продуманно готовил свои банды совсем к иным преступлениям.

Когда в 1939 году «Третий рейх» напал на Польшу, час Гиммлера пробил. Теперь речь шла уже не о сотнях жертв, годами насаждавшаяся агрессивная риторика трансформировалась в действие — в массовые убийства. Так называемые спецотряды Гиммлера, состоявшие из полицейских и сотрудников службы безопасности СД, получили задание ликвидировать «элитное полячество», поскольку Гитлер решил завладеть страной всерьез и надолго. Сообразно своему представлению о враге, отряды Гиммлера заодно уничтожали и бездомных, и проституток, и цыган, и инвалидов.

Отмечено много случаев, когда в преступлениях участвовали и части вермахта. Но подавляющее большинство из десятков тысяч поляков, как католиков, так и иудеев, погибших до конца 1939 года, были убиты людьми Гиммлера — расстреляны, забиты, и — что считалось особой удалью — заперты в синагогах и там сожжены. Сам Гиммлер руководил операциями из спецпоезда, носившего название «Генрих».

Не засвидетельствовано ни одного отказа выполнять эти приказы.

Как Гиммлер смог сколотить банду таких убежденных убийц? Ясно одно: в 30-е годы ему удалось опереться на обширную праворадикальную среду, в которой расистский культ ненависти был главной идеей. Претензии СС на роль гвардии «фюрера», молодцеватая манера, черная форма с кавалеристскими сапогами, значки с черепом — все это завораживало многих нацистов-юнцов, мировоззрение которых окончательно формировалось в казармах СС.

К тому же рейхсфюрер СС обладал даром привязывать к себе многочисленных неудачников, ставших жертвами мировой войны и экономического кризиса. Именно в них был сосредоточен особо кровожадный криминальный потенциал. Пример — глава СД Рейнхард Гейдрих, в 1931 году с позором изгнанный с флота и казавшийся совершенно ни к чему не пригодным.

Под чутким руководством Гиммлера в этом человеке раскрылась такая неуемная энергия, что его преступные приказы секретаршам приходилось печатать, работая посменно.

За свою бурную деятельность Гиммлер получает высшую похвалу лично от «фюрера»: «Весь свой потенциал СС приобрела благодаря Гиммлеру. Из маленькой группки она превратилась в сильнейшее мировоззренческое войско, и это — его заслуга». До начала войны Гиммлер считал, что расовая империя где-то в туманном будущем. Но вот захвачена Польша, и осенью 1939 года Гитлер назначает его «имперским комиссаром по укреплению германской самобытности» — ответственным за «обустройство новых, заселяемых немцами территорий». Гиммлер испытывает «огромную радость» и принимается за дело, стараясь воплотить свои чудовищные фантазии в жизнь.

В своих планах он передвигает народы по карте мира, как шахматные фигурки. Крупные меньшинства немцев из Восточной Европы он намечал разместить в уже завоеванных регионах или в тех, которые планировалось завоевать. Поляки и евреи должны были освободить им место. У Гиммлера была идея переселить их на Мадагаскар, была и другая — создать «еврейскую резервацию» вокруг польского города Люблина.

Непосредственное «физическое искоренение» народов фюрер СС пока отвергал как «негерманское» и, прежде всего, «нереалистичное» решение. Но сразу после нападения на Советский Союз летом 1941 года взгляд его на этот предмет изменился — открылись совершенно новые возможности. Уничтожение целых народов, о чем Гиммлер в молодые годы читал в книжках, вдруг стало приобретать реальные очертания.

С 11 по 15 июня 1941 года он провел совещание командного состава в Вевельсбурге близ Падерборна. В замке, воздвигнутом на руинах средневековой крепости, обрела кров «школа рейхсфюрера». Он стал местом паломничества для членов СС. Планировалось хранить там в особом шкафу реликвии скончавшихся членов СС — перстни с изображением черепа, которые вручал лично Гиммлер как знак отличия.

Стенограммы совещания не сохранилось, но его участники рассказывали, что Гиммлер тогда впервые обозначил цель — сократить население Советского Союза на 30 млн человек. Всем присутствовавшим было ясно, что такое число людей невозможно уничтожить одномоментно. Удар планировалось сначала нанести по евреям. В частности, и по той причине, что нацистское руководство было убеждено: основу сталинского господства составляет «еврейско-большевистская интеллигенция».

Гиммлер собирает под свои знамена приблизительно 34 тыс. человек, служивших в Государственной тайной полиции гестапо, в Службе безопасности СД, в войсках Ваффен-СС, в полиции и в охране концентрационных лагерей. Когда 22 июня 1941 года вермахт напал на Советский Союз, массовые убийства за линией фронта начались незамедлительно.

Еще будучи мелким партийным функционером, Гиммлер отличался неуемной энергией и использовал все возможности, которые предоставлял ХХ век: самолеты, автомобили, спецпоезда. Теперь он носился по Восточной Европе и поддерживал в тонусе своих людей. Там, где останавливался шеф СС, сразу резко подскакивало число жертв — примером тому служат Августово и Белосток.

Сначала расстреливали только мужчин-евреев. С августа 1941-го стали казнить и женщин с детьми. Вот объяснение Гиммлера: «Я пришел к заключению, что и здесь надлежит принять однозначное решение. Я не считаю себя вправе искоренять мужчин — иными словами, убивать и давать команду на убийство, оставляя в живых мстителей в лице их детей, которые, став взрослыми, будут сводить счеты с нашими сыновьями и внуками».

«Работать в духе фюрера» — так назвал этот механизм радикализации биограф Гитлера Иан Кершоу. Такое наблюдалось повсюду в «Третьем рейхе». Гиммлер вовсе не был единственным «злодеем за письменным столом». Однако после Гитлера — с большим отрывом самым главным и влиятельным.

События происходили порой невероятные. Был приказ Гитлера конным частям СС: в Белоруссии мужчин расстреливать, а «еврейских баб загонять в болота». 2-й кавалерийский полк СС в ответ докладывал: «Баб и детей в болота загнали. Но ожидаемого успеха это не дало, поскольку болота оказались не настолько глубокими, чтобы могло происходить погружение». Естественно, смерти эти люди тем не менее не избежали.

У некоторых убийц протестовал организм. Наблюдались депрессии, жалобы на желудок, неврозы. Эти психосоматические последствия преступлений получили название «восточного синдрома». В Карлсбаде, известном чешском курорте Карловы Вары, у СС был свой санаторий, в котором ведущие кадры восстанавливались от злодеяний. Гиммлер приказал своим подчиненным есть слегка поджаренный хлеб и отказаться от вареной картошки — чтобы щадить желудок. Так надлежало поддерживать форму для Холокоста.

До марта 1942 года только спецотряды СС уничтожили более полумиллиона человек.

Во время одной из своих поездок Гиммлер лично наблюдал в Минске за приведением казни в исполнение. Казнили якобы партизан. Их заставляли ложиться лицом вниз в яму. Солдаты спецподразделения В, расстреливавшего партизан, работали посменно.

После войны один из них рассказал: «Когда прогремел первый залп, Гиммлер подошел близко ко мне и сам посмотрел в яму. Он заметил, что один человек еще был жив. Он сказал: «Лейтенант, застрелите вон того!»

Полицейский выполнил приказ.

По окончании Гиммлер выступил с краткой речью, содержание которой в те дни он повторял неоднократно: он знает, насколько сложны такие акции — не для жертв, а для исполнителей. Но в «войне мировоззрений» без этого не обойтись.

Тем временем Гиммлер втайне испытывал и другие методы уничтожения людей. В одной психиатрической лечебнице в порядке эксперимента больных взрывали, других — травили газом. Когда в октябре 1941 года глава СС и полиции люблинского района предложил Гиммлеру оборудовать стационарную газовую камеру в южной части города, тот сразу дал согласие. Началось строительство первого лагеря уничтожения, за которым вскоре последовали и новые объекты того же назначения, где людей умерщвляли с помощью газа — Освенцим, Треблинка, Майданек, Собибор и Хельмно.

Где и когда Гитлер и Гиммлер согласовали отдельные фазы Холокоста, осталось неизвестным. Позднее глава СС утверждал, что был приказ Гитлера, согласно которому «оккупированные восточные территории надлежало освободить от евреев». На языке нацистов речь шла о Прибалтике, Белоруссии и Украине. Напрашивается предположение, что и в отношении депортации евреев из других частей Европы, которая постепенно стала включаться в программу уничтожения, существовало некое подобие приказа — хотя и исключительно ради бюрократического порядка. Гиммлеру не требовалось никаких указаний сверху, чтобы уничтожать евреев.

Он берет в свои руки инициативу, подгоняет события, использует все возможности, предоставляемые ему аппаратом безопасности. В конце концов диктатору пришлось даже сдерживать главного палача империи — некоторых из жертв еще можно было использовать в качестве рабов.

17 июля 1942 года Гиммлер приезжает на двухдневную инспекцию в Освенцим. Он решает посмотреть, что будет происходить с только что прибывшим поездом заключенных: как работоспособные заключенные будут отсортировывать тех, кто не способен к труду, и отправлять их в бункер №2. Так называли бывший крестьянский дом, где каждая из комнат была герметично изолирована. Через специальные отверстия в помещения, заполненные людьми, вбрасывались банки с инсектицидом «циклон В». Через несколько минут люди задыхались.

Гиммлер остается понаблюдать и за тем, как узники-евреи вытаскивают из газовых камер трупы с посиневшими головами — сцепившиеся в последней судороге тела.

Похоже, его стало мутить, сообщал позднее один из его приближенных. Однако на ужине с лагерным начальством Гиммлер пребывает в прекрасном настроении и проявляет «исключительную галантность» в отношении присутствующих дам — жены гауляйтера и супруги коменданта лагеря, как сообщает один из участников ужина. Говорили в тот вечер о воспитании детей, искусстве и литературе.

Как такое возможно?

Гиммлер считает себя человеком идеи, он движим убеждением, что возможен совершенный мир, который нужно создавать. Некоторые из эсэсовцев заражаются утопией своего шефа. В той системе координат, в которой существует Гиммлер, убивать людей объявлено долгом, а грабить жертвы считается аморальным. Один из самых жутких документов на немецком языке — речь Гиммлера перед руководящим составом СС в Познани 4 октября 1943 года. Она свидетельствует о «безобразном искажении всех ценностных ориентиров», отмечает историк и публицист Йоахим Фест. Гиммлер: «Здесь перед вами хочу со всей откровенностью упомянуть одну очень трудную главу … Я имею в виду эвакуацию евреев, искоренение еврейского народа… Большинство из вас знает, как это, когда перед тобой лежит 100 трупов. Мы смогли выдержать это и остаться порядочными — вот что закалило нас… Богатства, которые были у них, мы забрали. У нас было моральное право, у нас было обязательство перед нашим народом, — этот народ, собиравшийся погубить нас, уничтожать. Но у нас нет права взять лично себе хотя бы одну шубу, одни часы, одну марку».

Впрочем, извращенческие фантазии Гиммлера, верившего, что уничтожать людей можно совершенно бесстрастно, оказались несбыточными. Многие из его прихвостней использовали свою неограниченную власть, чтобы насиловать, избивать, пытать. Высший чин СС старался не замечать, насколько алчными были его братья по ордену, грабившие людей даже в гетто — «закупки с пистолетом» называлось это на их жаргоне.

Постепенно Гиммлер приблизился к высшей точке своего душегубского промысла. «Фюрер» хвалит его в присутствии приближенных, называет «совершенно исключительной личностью нашего режима» и назначает министром внутренних дел.

Началась последняя крупная волна депортации евреев с территории рейха. Шеф СС решил и судьбу асоциальных элементов — им надлежало погибнуть от непосильного труда в концентрационных лагерях. К 1943 году Германия стала заметно больше похожа на тот идеал империи одной расы, к которому стремился Гиммлер. И, несмотря на поворот в войне после поражения под Сталинградом, в мозгу Гиммлера рождались все новые и все более жуткие замыслы в отношении народов Восточной Европы.

От русских и чехов он собирался «взять все, что есть в этих народах из хорошей крови нашей породы, если необходимо — забирая детей и воспитывая их у нас». Подохнут ли остальные от голода, «представляет интерес лишь в той мере, в какой они нужны для нашей культуры в качестве рабов».

Некогда роль наследника власти отводилась Герингу, но фельдмаршал давно подсел на наркотики. И тогда к освободившемуся месту наперегонки со Шпеером стал подбираться Гиммлер. Когда они однажды случайно вместе оказались у Гитлера, тот приветствовал их словами: «Ах, это вы, два равно достойных».

Если верить Шпееру, Гиммлер вскоре предпринял попытку убить конкурента. Шпеер тяжело заболевает и попадает в клинику, которой руководит личный врач Гиммлера. Якобы тот собирался довести лечение до конца. Но врач, избранный для проведения инъекции, сделать ее отказался. Казни не получилось, рассказывал Шпеер. Таковы были нормы общения среди преступников.

Влияние и вес Гиммлера в рейхе почти с каждым месяцем нарастали, поскольку Красная армия и западные союзники подходили все ближе. В ставке «фюрера» ширился страх, что дело дойдет до революции, как в 1918 году. Предотвратить ее должна была жестокость Гиммлера. Геббельс с надеждой писал: «Этот обеспечит внутреннюю безопасность любой ценой».

Когда 20 июля 1944 года группа во главе с полковником Клаусом фон Штауффенбергом совершила покушение на Гитлера, выяснилось, что командующий Резервной армией был в курсе заговора. Эта должность тут же отошла Гиммлеру, хотя в его задачи входило предотвращение покушения.

Во власти Гиммлера, таким образом, оказались все школы военной подготовки, в которых числилось около 2 млн резервистов. Это была самая крупная военная организация в рейхе, поскольку войска еще воевали за его пределами. Переворот против «фюрера» с этого момента был невозможен.

Массовому убийце довелось оправдать ожидания еще один, последний раз. В то время как его приспешники «освобождали» концентрационные лагеря перед приходом Красной армии и гнали узников маршем смерти на запад, Гиммлер отдает приказ «жестоко подавлять любые этапные явления» и осенью 1944 года сколачивает «фольксштурм» — «ополчение из народа», сгоняя в это последнее войско детей и стариков. Горе тому, кто попытается уклониться от этого безумия и будет обнаружен цепными псами Гиммлера за линией фронта в закоулках больших городов. В последние месяцы смертные приговоры выносились тысячами. Мужчин вешали на уличных столбах с табличкой на груди: «Я — предатель!»

Ровно половину своей длившейся 44 года жизни Гиммлер провел вблизи Адольфа Гитлера, и ни в один из моментов не было сомнений в том, что в этом «адском дуэте» истории именно он был главным фантазером и утопистом. Так и осталось до конца.

«Фюрер» понял, что партия проиграна, 22 апреля 1945 года. Снаряды русской артиллерии уже давно рвались вблизи его бункера под имперской канцелярией. На ежедневных летучках, где обсуждалось положение на фронтах, он взял себе привычку истерично кричать, не сдерживать слезы, шлепать ладонью по столу с воплем: «Война проиграна!»

А Гиммлер еще в те дни тешил себя надеждой, что вот-вот начнется его вторая карьера — на стороне западных держав и против Советов. Он отказался нанести прощальный визит тому, кому поклонялся многие годы, со словами: «Нет времени. Должен готовить мое новое правительство».

Он верит, что без него Европе грозит «безнадежная неразбериха», и бахвалится, что ему хватит и часа беседы с главнокомандующим союзными войсками Дуайтом Эйзенхауером, чтобы сделать того своим единомышленником.

Такой беседы не случилось.

Убийца миллионов Генрих Гиммлер кончает свой путь 23 мая 1945 года в британской тюрьме для военнопленных, раскусив капсулу с цианистым калием, спрятанную между зубами. Его безымянные останки преданы земле где-то под Люнебургом.

Клаус Вигрефе, Der Spiegel, Профиль

You may also like...