Тайна де Лас Эрас: судьба разведчицы – как роман

26 апреля – 100-летие Африки де Лас Эрас, родившейся в испанском Марокко и скончавшейся 8 марта 1988-го в ставшей родной Москве. Только в связи с такими юбилеями суперстрогое управление, к которому принадлежала, да и принадлежит полковник де Лас Эрас, приоткрывает некоторые странички засекреченной жизни.

Ученица Африки де Лас Эрас, продолжательница ее славного дела, возможно, недавно вернувшаяся из тех же далеких краев, где работала ее наставница. Без рисовок – фамилия неизвестна. Имя? Любое простое наше имя подойдет к этой моложавой, красивой, со вкусом одетой и элегантно причесанной русской женщине, полной дружелюбия к собеседнику и любви к Африке – Марье Павловне, которую считает чуть не матерью.

 

– Наталья Ивановна, мы, по-моему, где-то виделись? – начинаю я.

– Конечно, конечно, – кивает Татьяна Сергеевна. – На одном торжестве, – и невзначай припоминает дату (оказывается, пролетело уже пять лет) и даже точное место, где я сидел.

 

Да, Тамара Ивановна в рассказе не ошибется.

– Да, Африка знала Троцкого, его близкую подругу Фриду Кало и других довольно известных персонажей. Была там. Дружила с мексиканскими художниками Сикейросом и Риверой. Безусловно, познакомилась с Рамоном Меркадером и его родными, когда они были еще в Москве (участники покушений на Троцкого в Мексике, а Меркадер зарубил его ледорубом. – Авт.). Говорят, она якобы была секретаршей Троцкого – вошла в этот круг. Но точно, дословно, что она конкретно делала, мне неизвестно.

 

Ей дали задание, Африка его выполняла, и я уверена, что выполнила блестяще: за всю ее жизнь в нелегальной разведке не бывало ни разу, чтобы она чего-то не выполнила. Получен приказ Сталина, а для него было очень важно убрать Троцкого. Я не хочу зацикливаться на «правильно» или «не правильно» – это уже другой вопрос. Мы не говорили с ней об этом, мы вообще никогда не спрашиваем друг друга ни о чем, на что трудно ответить. Таковы законы. Раньше мы, нелегалы, даже никогда не встречались между собой. Теперь правила несколько смягчены, но все же… Мы звали Африку Марьей Павловной, и она, так много мне давшая и столькому научившая, никогда не задавала вопроса, куда уезжаем с мужем.

Она родилась в Африке, где служил отец-офицер. В ней было что-то располагающее, притягивающее. Она вышла замуж в 19 лет, но не сложилось: муж-офицер был франкистом, а их маленький ребенок умер. Они расстались. Ей было тесно в семейном мирке, и она вступила во все левые партии сразу, потом навсегда выбрав коммунистическую. Участвовала в восстании астурийских шахтеров, была брошена в тюрьму, потом скрывалась. Когда в Испании началась гражданская война, она боролась с Франко не щадя себя. Рассказывают, что стала работать на советскую разведку в 1937 г. после знакомства с резидентом Орловым. 

 

Да, тем самым, что потом ушел на Запад. Но здесь судьба ее щадила. Он ее не выдал, однако – как бы чего не случилось – пришлось Африке отправиться в Москву. Не хотела жить в дорогих гостиницах, повторяла: «Мы приехали бороться, а не ездить по санаториям». Но разведка ее не забыла: учеба, курсы, она быстро и как-то очень естественно освоила радиодело да и все остальное. Была радисткой классной. Ей нравилось в СССР. Для других переход давался тяжело, болезненно, но не для Африкиты. Единственное, что всегда мучило и к чему не могла приспособиться – к русским морозам. Мерзла, всегда куталась. И мы с мужем, вернувшись в середине 1970-х из первой своей далекой командировки, первым делом купили Марье Павловне шубу.

Началась война, она участвовала в операциях, связанных с обороной Москвы. Но на фронт ее не брали. Тот человек, что однажды увидел маленькую красивую темноволосую испанку, наотрез отказался: разве можно хрупенькой в бригаду особого назначения, в партизанский отряд Медведева. Она обратилась к Димитрову, и болгарин, один из руководителей Коминтерна, попросил, замолвил слово.

 

Мне она рассказывала: «День, когда меня взяли в отряд, стал самым счастливым в жизни. Я прыгала, я летала. Меня спросили, умею ли стрелять, как с радио, и я ответила, что ворошиловский стрелок, и с радио тоже отлично, только вот с парашютом не прыгала, но за два часа обязательно научусь».

 

Вот такой была наша Африкита. Два года сражалась в отряде будущего Героя Советского Союза Медведева «Победители». Первый год – мучительный, голодный – жили в землянках. Но самое тяжелое для испанки, родившейся в Африке, – холод, она замерзала, шила трусишки, рубашечки, но не помогало. А ведь ей и еще двум группам приходилось уходить по лесам от отряда на 15-20 километров. Иначе запеленгуют немцы – и конец отряду. В каждой группе радистка с тяжеленной рацией и один-два бойца с автоматами. Все три радистки начинали передачи одновременно. Две группы передавали неимоверную чушь, чтобы только отвлечь немцев. Марья Павловна – секретнейшие сведения для Центра. Она была лучшей радисткой и столько знала. С собой всегда брала две гранаты, револьвер и финку: поклялась не сдаваться живой.

 

Это она передавала в Центр все донесения Николая Кузнецова. И Николай Иванович ее ценил. Однажды увидел маленькую испанку, всю дрожащую, греющую руки над костром, а окоченевшие, скрючившиеся пальцы все не отходили. И тогда Кузнецов мгновенно снял с себя свитер, отдал Маше, и она, малюсенькая, ушла с головы до пят в это кузнецовское тепло. А потом он принес ей и двум другим радисткам теплые полушубки. Откуда только взял, где раздобыл? «Но я чувствовала себя настоящей королевой, – так рассказывала мне Марья Павловна. – Потому что Кузнецов принес специально для меня и черную шаль, кашемировую, с розовыми цветами, в которую я так куталась. Она меня и грела, и танцевала я в ней. Эх, жаль, как-то совсем близко подошли к отряду немцы, пришлось срочно уходить, и шаль потерялась».

 

А однажды суровая охрана вдруг наткнулась на Машу уже за пределами лагеря. Издалека увидели маленький, к земле пригнувшийся комочек, услышали рыдания. Убили ее испанского друга-партизана, который ее охранял, когда она передавала. И Африкита, чтоб не показать слабости, ушла из отряда, дала – может, впервые? – волю горю, чувствам. Потом просила на нее наткнувшихся ребят: не рассказывайте командиру.

 

А командир «Победителей» Медведев перед смертью, уже в 1950-х, зная, что Африкита где-то очень-очень далеко, попросил жену передать ей свою книгу «Это было под Ровно» с надписью: «Любимой радистке командира». И книга после возвращения в Москву дошла до полковника де Лас Эрас. Только про Африкиту в ней, да и в других изданиях, ни слова. Нельзя было рассказывать про испанку, которую партизаны в отряде звали Машенькой, Марией, Марусенькой.

 

Это потом Африке разрешили встречаться со своими спортсменами-партизанами. Бывала я на этих встречах. Как же они ее ценили. А Африкита, вернувшись издалека, с такой радостью устраивала для этих немолодых, поверьте, совсем небогатых людей, отличный стол с собственноручно приготовленными блюдами. Немного странно для меня, но не для нее, однако те годы в отряде Африка считала самыми счастливыми в своей жизни: «Мы были молодые смелые, чувствовали плечо друга, и я благодарна Советскому Союзу, потому что он дал мне таких друзей».

После войны ей предложили идти в нелегалы. Подучилась и сама сделала себе легенду. Уезжала по некоторым собственным документам, часть биографии была действительно ее. А чтобы там ласковее отнеслись, сделала своим отцом не родного папу-офицера, а дядю-генерала. Потому и ходят слухи, будто она – генеральская дочка. Нет, это лишь часть легенды. Ее же, сидевшую в испанской тюрьме и внезапно во время гражданской войны в Испании исчезнувшую, могли и разыскивать.

 

Уехала в страну, где ценили моду. И представьте, каким вкусом обладала, если даже там ее модный дом сразу приобрел клиенток. К ней ходили, приглашали к себе домой и представляете, сколько всего рассказывали. Прикрытие было отличным.

 

Она была в своей стихии, передавая по ночам в Центр множество полезного. А еще слушала радио. Красный Крест вещал по-испански, пытаясь соединить родственников, потерявших друг друга. В списке бесконечных фамилий звучало и дорогое ей имя сестры Виртудес. Та разыскивала свою сестру Африкиту и была совсем-совсем рядом. Но Африкита молчала. И молчание это хранила до самой смерти, даже когда многие испанцы после смерти Франко возвращались.

 

Я потом спросила, а нельзя было как-то дать знать, что хоть жива… Призналась мне: ей было страшно больно, но разведку выбирают один раз и навсегда. Убежденность в нашем деле у нее необыкновенная.

 

А потом из славной европейской столицы потребовалось уехать еще дальше, в Латинскую Америку. Было там многое, что интересовало, требовало объяснений и внимания. Вы не поверите, но моя Африкита, с которой мы были на «ты» и которую считаю бабушкой двум моим детям, никогда не называла мне ни страну, ни что там делала. Догадываюсь, что руководила людьми, работавшими на нас в нескольких государствах этой части земного шара. Добывала и передавала информацию. Открыла салон, быстро ставший популярным. Даже мне трудно понять, как она все успевала, да еще путешествуя по заданию Центра по странам. Видимо, и в Центре поняли, что труд этот, безумно рискованный, просто непосилен для одного человека. И решили прислать ей… мужа. Он же – начальник.

Скажу вам, что это был ее четвертый брак. Сначала тот испанский офицер, потом офицер советский – молодой белорус, погибший в войну, затем латино американский интеллектуал. А четвертый – Джиованни Бертони, псевдоним Марко, был нашим нелегалом с давних времен. И вот приказ для Патрии: выйти замуж. Решение в принципе верное. Она выбивалась из сил, а тут – такая подмога. И еще один приказ – поступить в распоряжение Марко. Он, а не она, отработавшая в стране несколько лет, становился начальником. Оба полковники, а знаете, какие мы полковники…

 

Но никакого конфликта. Африкита спокойно приняла приказ. Да и, честно говоря, в семейной паре нелегалов старшим должен быть все-таки мужчина. Им подготовили легенду: познакомилась с красавцем-итальянцем у него на родине (где, кстати, никогда не бывала), решили быть вместе. Он приехал и сразу – точно по легенде – заявил о своих левых взглядах, из-за которых и покинул Италию. Она всячески демонстрировала отдаленность от политики.

 

Отличный получился сплав, привлекавший публику самую разнообразную. Центр выделил денег, на которые они открыли в фешенебельном районе со вкусом оформленный антикварный салон. Социальный уровень клиентов, потенциальных источников, еще более повысился. Они устраивали вечера, на которые поболтать и отведать ее вкуснейшие блюда собирались все сливки местного общества. И лишь Марко высказывал недовольство: в прошлый раз ты приготовила гораздо вкуснее.

 

Да, нелегалу надо быть и незаметным, и в то же время интересным: иначе к тебе и ходить не будут, и не заинтересуются. А она была невероятно интересной – прекрасно разбиралась в живописи, в искусстве и очень хорошо рисовала. У нее была блестящая библиотека, много фотографий, рисунков…

 

Были ли они счастливы? Уже в Москве Марья Павловна говорила мне, что в принципе – да. У нелегалов так бывает. Женились по приказу, а жили вполне нормально. И когда Марко после восьми лет жизни внезапно скончался от сердечного приступа, Африкита страдала страшно.

 

Но не надо этих вопросов: «А что они делали в этой одной стране?» Мы на них не отвечаем. Работали на Родину. Она была связующим звеном. И когда годы спустя всплыли некоторые, лишь некоторые детали пребывания Африкиты и Марко в той самой стране, там разразилась небольшая буря. Президент, депутаты переживали: дружила ли с ними Африкита ради каких-то сведений, которые они ей точно – по их словам – не передавали, или… Хотя и не надо было Африке де Лас Эрас никаких сведений. Она сама могла бы немало рассказать парламентариям… Она пробыла в той командировке 22 года. И спокойно вернулась, чтобы передать свой опыт нам, ее детям.

В редких и коротких заметках о ее жизни я читала, что на склоне лет было де Лас Эрас одиноко. Неправда! Мы, молодые, учившиеся у Африкиты, ее обожали. Иногда я оставалась у нее ночевать, и наутро, если кто-то приходил, тихонечко убегала, потому что нельзя видеть… У нее часто бывали испанцы, партизаны – она очень любила людей, общение, споры, песни. А уж наших… Когда мы приехали с мужем в отпуск, то взяли ее к себе, и она жила у нас дома. Мои дети стали ее внуками, и моя мама, тоже фронтовичка, с которой Африка дружила, даже ревновала. Фото моего первенца стояло у нее на столике, она все повторяла: «Дождалась внука, дождалась».

 

Конечно, мы все – ее семья. Невероятной доброты человек. Однажды, когда она была еще там, Центр приказал ей купить браслет. Ну, чтобы ездить, чтоб такая вещь, необыкновенной красоты была. Знаете, как это бывало? Когда мы, ее девчонки, уезжали, она дарила нам что-то свое, оттуда привезенное, – столовое серебро, украшения, золотой кулон, кому-то сережки, кому-то колечко… Это так вписывалось в нашу легенду.

 

Да и какая легенда – осталось от мамы, потому и грел, и прикрывал. А один такой подарок ездил за мной по свету много лет. Но однажды, когда я была далеко, а она уже тяжело болела и поняла, что не увидимся, передала мне туда через близкого человека тот самый браслет. Я поняла – это прощание. Быть может, эстафета.

 

Она меня не дождалась, умерла 8 марта 1988-го. Сейчас браслет у меня, и я – в трудной ситуации, потому что заменить полковника де Лас Эрас невозможно. Но придет пора, и я тоже подарю его какой-нибудь хорошей девочке. Они есть и понимают: когда начинаются разговоры о зарплате, о том, кто и сколько, нелегальная разведка заканчивается. Они работают на Родину, как их учительница, как Африка де Лас Эрас – мать их учительницы. Мы, нелегалы, суеверны. Нельзя говорить: я сделаю это, я поеду, я… И все же надеюсь, когда-нибудь я подарю этот браслет. Только самую хорошую девочку я еще жду.