Маршал и самогон

В той стране, именовавшейся Советским Союзом, подчас случались истории, которые одобрялись правящей партией, хотя и шли вразрез с линией, которую эта партия гнула. Как Егорыч получил законное право на частную винокурню в стране с тоталитарным режимом, а мы — очередное подтверждение того, что временами партия, и что примечательно — ее верхушка, все-таки была с народом.

Году эдак в шестьдесят пятом, когда Сталин уже давно почил в бозе, его культ был развенчан, но отголоски великой войны все еще давали о себе знать, в небольшой деревне на востоке Украины доживал свой век дед Николай Егорыч. Ничем он вроде бы среди сельчан не выделялся, да и героического в хромом старике, живущем на отшибе села, прямо скажем, ничего не было. Местные знали, что покалечили деда еще при царе, в Первую мировую, а жена и двое деток померли с голоду.

В армию, когда началась война с фашистами, Егорыча не взяли из-за той же хромоты, так что войну он пережил «в тылу врага». Старик особо говорливым не был, так что почти никто не знал, чем он во время оккупации занимался, но все были уверены в том, что на фрицев не работал и в ножки им не кланялся. Еще Николай Егорыч любил песни орать, но только когда выпьет. Но было это не часто, да и пил он оковитую лишь собственного приготовления и редко в компании. Словом, дед как дед.

И вот как-то в конце мая «патриархальный уклад» села был нарушен внезапным появлением на его главной улице кавалькады из трех черных «Волг», которых не то что в райцентре, но и в области не было. Сельчане еще больше удивились, когда узнали, что вся эта процессия направляется не к начальству, а к Егорычу и везет цельного генерала. Рассказала все это Глашка, которую водитель первой машины попросил указать путь к дому старика и шепотом сказал, что генералов к нему везет. По какой такой надобности — не поведал.

Тем временем возле покосившейся избы Егорыча происходили интересные события. Во двор деда заходили три генерала и три военных званием поменьше, неся в руках полные пакеты всякой снеди. Николай Егорыч встретил гостей не очень-то и ласково:

— Чо приехали?

— Николай Егорович, неужели не узнаете, — сказал один из генералов, по-видимому, главный из троицы. — Да чо-то не припоминаю…

— Как же так, вы ведь меня в сорок втором от смерти спасли, когда мой самолет подбили, а вы меня раненого выходили?

— Дык, много вас таких было, не упомню уж всех. Ну, раз такое дело, что ж, проходите в избу.

***

Весной сорок второго, прям над селом, в котором жил Егорыч, случился воздушный бой, в котором был подбит самолет нашего летчика. Сам летчик, тогда еще безусый летеха, хоть и был ранен не на шутку, сумел выпрыгнуть с парашютом из горящей машины. Его-то, обессиленного от кровопотери, и нашел Егорыч. Притащил в избу, спрятал в подполе, чтоб немцы не нашли, и обхаживал, как родного. А через два месяца помог перебраться через линию фронта.

Лейтенант же вернулся в родной полк, дошел до Берлина, сбил несколько десятков фашистских самолетов и заслужил две Золотые Звезды Героя Советского Союза. После войны он не только не расстался с армией, а наоборот, продолжил служить, окончил академию и дослужился то ли до генерал-полковника от авиации, то ли до целого маршала. Кроме того, стал депутатом Верховного Совета. И как-то вспомнил он о Егорыче и о том, что так и не отблагодарил старика. Напряг своих подчиненных, нашел адресок, узнал, что тот жив и здравствует, и отправился благодарить спасителя. Отдать, так сказать, долг чести.

***

Уже после того, как выпили пару бутылок «казенки», поели вдоволь и поговорили о прошлом, Егорыч подобрел:

— А вот теперь я тебя вспомнил. Правда, не узнал бы, увидь на улице. Так ты теперь большой человек. Молодец. Ко мне зачем пожаловал?

— Увидеть, еще раз спасибо сказать. Может, помочь чем? Дом новый справить, пенсию могу побольше выхлопотать. Да мало ли что…

— Да не нужно мне ничего. Стар я, скоро уж с Богом и архангелами говорить буду. А пенсии и своей достаточно, сил, хоть и не те, а все ж на огород хватает.

— Как же так, Николай Егорович, неужели ничем…

— Во, надумал. Ты, вот что, скажи нашему участковому строго так, чтоб не реквизировал мои самогонные аппараты. А то только сделаю, нагоню чуть-чуть, а он — тут как тут. Штраф, говорит, брать не буду, а аппарат реквизирую.

— Что ж, чем смогу, помогу, — ответил большой военный начальник и в окружении соратников и подчиненных пошел к машинам.

Жизнь в селе пошла своим чередом, тем более что Егорыч распросы односельчан о высокопоставленных гостях либо игнорировал, либо отвечал на них уклончиво. Но через два месяца на его адрес пришла огромная тяжелая посылка, довозить которую пришлось на телеге. Через три дня сельчане уже наблюдали идущего по центральной улице веселого и распевающего песни военных лет Егорыча. Так как секрета в том, что дед пьет самогон только собственного приготовления, не было, то сельчане, включая местного участкового, поняли: дед снова соорудил самогонный аппарат и запустил его в производство.

На следующее утро главный сельский правоохранитель, младший лейтенант милиции Григорий Викторович, в простонародье, Гришка-погон, навестил деда. Все ждали, что аппарат опять конфискуют, а Егорыч будет кричать вслед Гришке разные плохие слова. Но не тут-то было. Те, кто видел милиционера, выходящего со двора старика, потом говорили, что Гришка нес фуражку в одной руке, а второй «чухав потилицю». Его же лицо выражало крайнее недоумение.

И вот, что он потом рассказывал председателю сельсовета: «Захожу, значит, к Егорычу, чтоб это… Ну, как всегда, реквизировать незаконный аппарат, и чуть на ж…пу не упал. Это не аппарат, а чудо техники: сплошная нержавейка никелированная, а змеевик — из начищенной до блеска меди. Ну, прям-таки заводского изготовления. Я Егорычу и говорю: мол, сворачивай производство, нагнал уже, мол, самогон оставлю, а это диво заберу. Он мне отвечает: мол, этого… разбирай, забирай. Я к чану. Вижу, а там на нем табличка приварена, с гравировкой.

Мол, Егорычу от дважды Героя Советского Союза, депутата Верховного Совета, генерала от авиации такого-то в знак благодарности. Я, товарищ председатель, на себя такую ответственность, как забирать геройские генеральские подарки, брать не хочу. Хочешь — сам сходи посмотри. Может, вообще Егорыча того… Оставим в покое, он же самогоном не торгует, так, для себя немного гонит? А?» Председатель в рассказ участкового не то чтобы не поверил, но и поверил не до конца. Взяв с собой счетовода и главного агронома, он сам решил проверить Гришкины слова и посетил старика. И снова те, кто видел эту троицу, выходящую с Егорычева подворья, говорили, что начальство то ли крепко задумалось над чем-то, то ли угостил их Егорыч, а те не отказались, но только самогон пошел не в радость, а в размышления.

Как бы там ни было, но слух о самогонном аппарате Николая Егоровича дошел до района. Там поначалу подняли шум: мол, как это так, не может местное начальство поставить в своем селе барьер самогоноварению. Снарядили целую комиссию, которая вернулась восвояси ни с чем. Самый рьяный ее член все-таки не успокоился и позвонил «кому надо» в область. Там сначала тоже все крутили пальцами у виска: как такое может быть, чтобы такой человек, герой, депутат — и такое подарить.

Снова создали комиссию, которая, опять же, убедилась, что аппарат действительно существует, работает, а на нем есть и табличка с гравировкой. Но дело-то незаконное. И полетели запросы в высшие инстанции. Дело дошло до Москвы, и там им заинтересовались партийные бонзы. Вызвали они этого маршала и спрашивают, действительно ли он делал такой подарок такому-то. Тот ответил утвердительно, за что ему хотели учинить разнос по партийной линии. Вот тогда маршал и вскипел: «Неужели я, честно отвоевавший за Родину, заслуживший и награды, и народное доверие, ни разу не преступивший закон, не могу один раз в жизни сделать подарок человеку, которому обязан жизнью? Где же тогда человечность?»

Так или что-то в этом роде сказал депутат и дважды Герой партийным чиновником очень высокого ранга. И случилось чудо. То ли Секретариатом ЦК, то ли на другом уровне, но было принято решение (отмечу, единственное в своем роде и задокументированное по всей форме), которое гласило, что такому-то в порядке исключения разрешается гнать самогон, но исключительно для личных потребностей.

Так Егорыч получил законное право на частную винокурню в стране с тоталитарным режимом, а мы — очередное подтверждение того, что временами партия, и что примечательно — ее верхушка, все-таки была с народом.

Сергей Ковтуненко, Столичные новости

You may also like...