Ликвидаторы, которых как бы и не было

Военные ликвидаторы аварии на секретном предприятии «Маяк» (1957 год) до сих пор вне закона. Об этих пострадавших принято молчать. Теперь об этом узнал президент России… Рассказ очевидца трагедии. 

Закон о людях, пострадавших от последствий радиоактивного взрыва в Челябинской области, необходимо срочно принимать. Речь об этом шла 3 февраля на видеоконференции президента Дмитрия Медведева и челябинского губернатора Петра Сумина. Аварию 1957 года ликвидировали в том числе солдаты и заключенные. Однако на официальном уровне об этих пострадавших принято молчать, вспоминая только работников комбината, местное население и КГБ с МВД. Более того, вокруг солдат-ликвидаторов идет информационная война, доходящая до отрицания какого-либо вреда их здоровью. В сложившихся условиях приходится опровергать откровенный бред. Публикуем рассказ Геннадия ФАТЬКО, бывшего стройбатовца.

Геннадий Фатько.

1960 г. Челябинск-40…

…2010 г. Краснодар. Он один из «счастливчиков»: получил гигантскую дозу радиации, но жив до сих пор. Правда, чиновники этого не замечают

Первый ребенок Геннадия Васильевича Фатько умер в материнской утробе. У товарища ребенок родился, но с шестью пальцами на руке. У другого товарища дочка родилась на вид здоровой, но в 10 лет умерла от рака. Служили три товарища в секретном городе Челябинск-40, ликвидировали последствия взрыва. В народе это место до сих пор называют «сороковкой», хотя сейчас там закрытый город Озерск. Раньше это называлось комбинатом №817, а с 1967 года — предприятием «Маяк».

На службу в секретную зону Геннадий Фатько попал случайно: при поступлении в МГИМО не добрал одного балла по географии и загремел в стройбат. В 1960 году вместе с Фатько в Челябинск-40 отправили около семисот новобранцев из Краснодарского края. Геннадий Васильевич мог бы сесть лет на 15, если бы наша беседа проходила, например, в середине 80-х. Потому что он рассказывает мне вещи, которые были засекречены.

На географических картах закрытый город, разумеется, не значился. Ближайшим «легальным» городом был Кыштым, где работал один из контрольно-пропускных пунктов в Челябинск-40. «Сороковка» представляла собой зону в 13,5 тыс. гектаров, обнесенную колючей проволокой и охраняемую не хуже государственной границы. В 1948 году там запустили первый в СССР ядерный реактор, а в 1949-м получили оружейный плутоний для ядерной бомбы.

Мы сидим у Фатько на кухне и рассматриваем фотографии. Они сделаны в военной части 14078, где он служил.

Первые две недели новобранцев за забор не пускали. Сутками напролет человек из КГБ рассказывал им о тюремных сроках, грозящих тому, кто проболтается о закрытом городе. В конце курса с каждого солдата взяли подписку о неразглашении, состоявшую из 35 пунктов. Всю оставшуюся жизнь никто из них не мог находиться в пограничной зоне: республиках Прибалтики, в Западной Белоруссии и на Западной Украине, в Закавказье… Про заграницу и говорить не приходится.

Разумеется, под строжайшим запретом была информация о взрыве 29 сентября 1957 года. Именно для ликвидации его последствий пришлось привлекать стройбатовцев и заключенных. Рвануло, собственно, не на производстве, а в хранилище радиоактивных отходов. В одной из емкостей сломалась система охлаждения, что привело к перегреву. Мощность взрыва оценивается в десятки тонн тротила.

Во всяком случае, бетонную крышку каньона, весившую 160 тонн, отбросило в сторону на 25 метров. Высокорадиоактивные вещества поднялись в воздух и выпали на территории предприятия п/я-21 («почтовый ящик»), как в ту пору обозначался комбинат. Десятую часть адской взвеси разнесло ветром по территории Челябинской, Свердловской и Тюменской областей. Образовался так называемый Восточно-Уральский радиоактивный след (примерно 300 километров в длину и 5—10 в ширину). С загрязненной территории тогда эвакуировали более ста тысяч человек. 1956 году там был создан Восточно-Уральский заповедник, где по сей день запрещено находиться людям.

Этих подробностей молодой солдат Фатько в 1960 году не знал. Родина кинула его на строительство обводного канала реки Теча — той самой, в которую первые несколько лет химкомбинат сбрасывал радиоактивные отходы. Геннадия Васильевича сделали геодезистом, потому что до него два гражданских геодезиста работать здесь категорически отказались.

— Вот тогда я и стал догадываться, что радиация опасна, — вспоминает Геннадий Фатько. — Еще обратил внимание, что после дождя у луж была зеленая окантовка, как будто их нарисовали.

Воду для охлаждения ядерных реакторов брали из озера Кызылташ, а потом сбрасывали обратно. Геннадий Васильевич вспоминает, что в тридцатиградусный мороз половина озера не замерзала, и утки на зимовку не улетали. Причем перьев у этих уток не было, а крылья были странно искривлены. Прямо у берега плавали огромные лини и щуки с бельмами вместо глаз. Еще вспоминает Фатько постоянную жуткую сонливость, которая одолевала и военных, и гражданских. Но официально о вреде радиации нигде не сообщалось. А вот аварии с утечкой радиоактивных веществ были на комбинате обыденным делом.

— «Скорая» постоянно гудела. Мы знали: если гудит, значит, завтра нас погонят отмывать помещение. Мыли при помощи ведра и швабры. После этого гражданские нам у виска пальцем крутили, — говорит Геннадий Фатько.

Отношение к гражданским и к солдатам отличалось кардинальным образом. Работники химкомбината каждый день перед работой принимали душ и получали новую (или выстиранную) рабочую одежду: комбинезон, перчатки, ботинки. После шестичасовой смены вновь отправлялись под душ и затем шли обследоваться на радиацию. Если ее обнаруживали, дежурный опять отправлял работника мыться. А вот солдатам выдавали рабочую одежду раз в год.

Постирать ее можно было только в воскресенье, но в этот день командиры любили устраивать всевозможные смотры и тревоги. Для проформы солдат тоже обследовали, но даже при больших дозах, когда на приборе звенел звонок, дежурный молчал. При демонтаже какой-то заводской установки «зазвенело» все подразделение Фатько, все сто человек. Но дежурный их подбодрил: отслужите, вернетесь домой, и все пройдет.

На тот момент международные нормы составляли 2 рентгена в год, а советские — 15 рентген. Для ликвидаторов последствий взрыва норматив был 25 рентген за все время работы. Однажды воинская часть 11003, в которой служило немало ленинградцев, добилась прихода службы «Д» (дозиметристов) в казарму. Выяснилось, что находиться в казарме более семи часов в сутки нельзя. Но командование проблему решило: солдат перевели в другую казарму, а эту заселили новобранцами. С тех пор замера в казармах не допускали. Полного отчета о взрыве и последующих замерах радиации в открытых источниках нет. Не исключено, что эти сведения засекречены до сих пор.

Перед демобилизацией солдатам обещали: «Если будут проблемы со здоровьем, пишите нам на комбинат, поможем». Сослуживец Геннадия Васильевича Виктор Легкий писал, но ответа не получил. Умер через два года после службы. Сам Геннадий Фатько задумался о здоровье в 1978 году, когда тело покрылось странной сыпью. Несколько месяцев с ней бились медики, постоянно меняя диагнозы. Но сказать им о радиации — означало нарушить подписку и сесть в тюрьму. К тому времени французский спутник сфотографировал Челябинск-40, снимки были опубликованы в западной прессе. Так что наше государство скрывало информацию само от себя. А бывшие стройбатовцы-ликвидаторы продолжали умирать. Всего с Кубани в «сороковку» было призвано около двух тысяч ликвидаторов, а сегодня в живых осталось чуть более ста.

Факт взрыва Советский Союз признал только в 1989 году, и лишь в 1993 году появилось постановление российского правительства, определившее льготы для ликвидаторов аварии. Правда, касается документ только работников комбината и военнослужащих КГБ и МВД. О военных строителях и заключенных в нем ни слова. Геннадий Фатько уверен, что получил в целом около 150 рентген. Однако после многочисленных запросов ему прислали справку на 10 рентген.

Раз в году ему положена бесплатная поездка в санаторий, но в соцзащите Центрального округа Краснодара развели руками: знаем, что положено, но не знаем, кто должен за это платить. С 1993 года Фатько платил за ЖКХ только половину суммы, но в 2002 году и эту льготу сняли: потребовалась «розовая справка, как у чернобыльцев», а у Фатько ее нет. Дело в том, что постановление 1993 года ссылается на пункты закона о чернобыльцах. А вот отдельный закон о пострадавших от аварии на объединении «Маяк» не принят. Законопроект подготовлен в январе 2008 года, но на рассмотрение в правительство и Госдуму до сих пор не внесен. Впрочем, его принятие для Геннадия Фатько по большому счету ничего не изменит, потому что в этой бумаге военные строители не упоминаются. Забрав и поломав тысячи жизней, государство в очередной раз умыло руки — для дезактивации, должно быть.

Под текст

«Что касается категорий граждан…»

Комментарий Министерства здравоохранения и социального развития РФ:

Проект федерального закона «О социальной защите граждан Российской Федерации, подвергшихся воздействию радиации вследствие аварии в 1957 году на производственном объединении «Маяк» и сбросов радиоактивных отходов в реку Теча» разработан и в настоящее время внесен в Правительство Российской Федерации.

Законопроект предусматривает нормы прямого действия, направленные на соцподдержку и возмещение вреда пострадавшим в результате аварии на ПО «Маяк». Это позволит повысить уровень соцзащиты указанной категории граждан, создаст более прозрачный механизм реализации социальных мер. <…>

Принятие данного законопроекта потребует внесения изменений в целый ряд нормативных актов, включая пенсионное законодательство, Федеральные законы «О ветеранах», «О социальной защите инвалидов в Российской Федерации» и др. Поэтому одновременно Минздравсоцразвития России велась работа над законопроектом, предусматривающим внесение таких изменений. <…>

Что касается категорий граждан, пострадавших вследствие аварии на ПО «Маяк», на которых распространяются льготы, то всем, кто принимал участие в ликвидации аварии, вне зависимости от статуса (военнослужащие, гражданские лица, «стройбатовцы», как указано в запросе газеты), и имеет удостоверение ликвидатора аварии, меры соцподдержки предоставляются в полном объеме. <…>

(Выделено редакцией.)

Евгений Титов, Новая газета