Жизнь «по понятиям». «Фраер и создан для того, чтобы его обманывали…» (окончание)

 Основные организующие принципы «блатного» сознания, их племенные мифологии, можно квалифицировать как крайне экстремистские, сопоставимые с расистскими. Как и в расистских идеологиях, здесь налицо «глубокий дуализм норм, регулирующий взаимоотношения внутри сообщества воров и между ворами и представителями других категорий».[37]

«Все люди мира, по философии блатарей, делятся на две части. Одна часть – это «люди», «жулье», «преступный мир», «урки», «уркаганы», «блатари», «жуки-куки», и т.п. Другая – фраера, т.е. «вольные».[38] Последние – не-люди. «Фраер и создан для того, чтобы его обманывали. Фраер – дичь, на которую положено охотиться».[39] «Фраерский значит – общечеловеческий, такой, как у всех нормальных людей. Именно этот общечеловеческий мир, наш мир, с его моралью, привычками жизни и взаимным обращением, наиболее ненавистен блатным. Наиболее высмеивается ими, наиболее противопоставляется своему антисоциальному антиобщественному кублу».[40]

Вполне понятно, что чем отличнее образ жизни группы людей от общепринятого, тем на большем отталкивании-отрицании от общепринятого он будет основываться. Главные обвинения миру фраеров: рабское смирение перед начальниками, несправедливость, затхлая, серая, безнадежная жизнь.

Урки – тайные хозяева жизни, тайный орден настоящих господ, которые уяснили себе подлинное содержание происходящих в мире событий и способны занять в них «сверхчеловеческое» место. Действительно, «сама жизнь по существу своему есть присвоение, нанесение вреда, преодоление чуждого и более слабого, угнетение, суровость, насильственное навязывание собственных форм, аннексия и по меньшей мере, по мягкой мере, эксплуатация …«[41]

«Начальнички» занимают свои господские места, играя по общечеловеческим (фраерским) правилам, а мы, которые хотят жить вольно и честно, по своим. Суть то от того не меняется – побеждает сильнейший. Только мы, как говаривал наивный Ницше, «люди, еще естественные по натуре, варвары в самом ужасном смысле слова, хищные люди …«[42]

Невообразима дистанция между блистательным интеллектом Ницше и брутальностью воровского сознания, тем страннее и печальнее ницшеанские концептуализации настоящего «зверя», с реальностью которого он не сталкивался воочию. Крайности, по-видимому, все же сходятся.

Рабам, лжи и посредственности противостоят «природные властелины», не обремененные моралью и обессиливающим знанием, живущими в простоте права силы и безыскусности культивирования инстинктивной жизни. Воры, по крайней мере, наиболее развитая их часть, наверное бы заинтересовалась столь полезным фраером, как и Есининым, если бы кто доходчиво и популярно переложил бы Ницше на их «понятия». Получилось бы совсем респектабельно и метафизично. Собственные же скудные интеллектуальные ресурсы создают лишь примитивную племенную мифологию, соответствующую ограниченному кругозору и воображению гедонистично-брутальных сапиенсов. Ее основные идеи в следующем.

Идея «настоящего вора» – Робин Гуда и джентльмена, человека, вступающего в борьбу с обществом и не трогающего «сирых и слабых», отличающего себя от простых насильников и хулиганов.[43]

Хулиганство, случайное воровство – это своего рода периферия блатного мира, та пограничная область, где общество встречается со своим антиподом. В отношении же «борьбы с государством» как кражами казенного, а не нажитого трудами и потом добра граждан у Шаламова и Солженицына имеются некоторые расхождения. Шаламов пишет, что такая практика была просто потому, что казенное гораздо хуже охраняется, т.к. общественное было синонимом ничейного. Солженицын же утверждает, что, по крайней мере, в 30-50-е гг., напротив, воры ориентировались на частный сектор, ссылаясь на весьма суровые законы того времени об «охране социалистической собственности», в которых наказание за посягательство на государство десятикратно строже.[44] Вероятно, в каждом своем отдельном случае – временном периоде правы оба, в остальном же «робингудовский миф» – дешевая сказка, которая века вводит в заблуждение «фраерские массы» – как у нас, так и в Европе.

Возможны, наверное, редкие исключения: но это либо не настоящие воры, а те же «обиженные фраера» по воровской терминологии, либо воры в ситуациях, когда им выгодно и приятно это театральное позерство. Этос, который в своих ценностях не имеет общих точек совпадений с господствующими не то что «государственными», но и «общечеловеческими» ценностями, не может претендовать на «благородство», «честь», «достоинство» и «ответственность». Это для него мишура, прикрытие, верное средство обмана.

Настоящие их господствующие ценности: культ наслаждения, зоологический индивидуализм и своя стадность (воровское братство). Однако же лишь первые две ценности «абсолютны», последняя – относительна. Ее функционирование зависит от степеней жестокости, давления окружающей среды. Всякое братство немедленно улетучивается, когда вступает в действие принцип: «Умри ты сегодня, а я завтра».

Условны, театральны, как настаивают Шаламов и Солженицын, также и другие сакральные идеи воровского этоса. Речь идет о какой-то минимальной «планке человечности», которая все же сохраняется, не может не сохраняться в подобном антигуманистическом, «темном» сообществе. Однако и здесь есть своя изнаночная, «червивая» сторона, двойное дно, которые говорят о необратимости дегуманизации. Даже минимум человечности – не есть «остаток человеческого идеализма», он диктуется звериной хитростью «последнего шанса».

При общем злобном презрении к женщине существует «культ матери» – предела надежды и прощения, той, которая все всегда простит и примет своего сына в любом состоянии и обличии. Вместе с тем, отмечает Шаламов, «никто из воров никогда не послал своей матери ни копейки денег».[45]

Другие сакральные идеи. «Тюремная пайка», которая в условиях заключения священна и неприкосновенна, составляя минимум выживания для человека. «Экстерриториальность» и неприкосновенность врачей, медицины, «Красного креста» – это так же, как и мать, «последняя линия защиты» в наполненной опасностями блатной жизни. Таким образом, здесь главенствует не моральная, идеалистическая императивность, как в общечеловеческой морали, а ситуационные факторы. Можно сказать, что сама «воровская этика» очень релятивистична и ситуационна, ее принципы есть скорее условные правила, соответствующие определенному классу событий и ситуаций. Пайка священна, пока регулярна и достаточна, врачи неприкосновенны, пока они запугиваемы и управляемы.

Описанный здесь наиболее примитивный и античеловеческий вид экстремистского сознания выстраивает и свою стратегию отношения к остальным окружающим миром. Это паразитарная стратегия тотального обмана закомплексованных «дурней-фраеров» и наглости. «Вся воровская психология, – полагает Шаламов, – строится на том давнишнем, вековом наблюдении блатарей, что их жертва никогда не сделает, не может подумать, сделать так, как с легким сердцем и спокойной душой ежедневно, ежечасно рад сделать вор. В этом его сила – в беспредельной наглости, в отсутствии всякой морали. Для блатаря нет ничего «слишком» ».[46]

Много встречается неудобных, неуживчивых, проблемных людей, которым не нравится и то, и другое, которые могут отрицать общественные нормы, бороться за их изменение или же бежать от мира. некоторых из них мы уважаем, преклоняемся перед ними, других терпим, с большим или меньшим раздражением либо пониманием, третьих ненавидим либо презираем. Однако наиболее отталкивающими являются самодовольные паразиты, возомнившие себя господами человеческих жизней.

Блатная идеологи как групповое самосознание самоорганизующегося криминального мира является экстремистским мировоззрением крайне дегуманизованного типа. Подобную же степень негативистского клеймения и дегуманизации, какие наличествуют в отношении всех не-блатных (фраеров), мы можем встретить только в расизме. Потому представляется, что прав Шаламов, завершивший свои «Очерки преступного мира» сакраментальной парафразой Катона: «Карфаген должен быть разрушен! Блатной мир должен быть уничтожен!«[47]

Шаламов имел в виду, конечно же, воровскую контркультуру, яркую «отрицаловку» с ее носителями сознания и традиций, которые постоянно самогенерируются, активно занимаясь «миссионерско-пропагандистской», идеологической работой.

Уничтожить необходимо эксцессы, «контр-», античеловеческую направленность, вырвать жало у змеи. Сама же змея, увы, неотъемлемый ингредиент мира жизни, как и многочисленные кровососущие насекомые и паразиты. Их можно минимизировать, найти эффективные средства защиты, однако не устранить, без непредсказуемых и нежелательных последствий, из общего строя жизни.

Как естественны, неизбежны национализм, половое соперничество, конфликты поколений – так и противостояние маргиналов с остальной, большой, нормальной частью социума. Мы не в состоянии контролировать рождение людей с какими-либо отклонениями (мутациями): в широком диапазоне от Х-аномалий, дебилов до «рисковых натур». Также неясно, стоит ли вообще это делать: мутации – атрибут жизни, ее развития. Это же означает, что человеческие популяции постоянно генерируют брутально-гедонистическую часть людей, которые существенно предрасположены к асоциальности и социопатии.

Они будут всегда, как субкультура, но не следует допускать расширения их тлетворного влияния на нормальные культуры и субкультуры. Необходимо осознанно и целенаправленно разрушать интеллигентские установки незнания-сочувствия, романтизации «племени тьмы». Только разрушив категориальную привлекательность преступности, «Я-концепцию» отрицаловки, ее романтизацию, мы сможем вызвать социально-поведенческие последствия очеловечивания и компромисса, перевода «контр-» в «суб-».

В.Красиков, доктор философских наук, опубликовано в журнале CREDO NEW

[37] Олейник А.Н. Указ. соч., С.117.

[38] Шаламов В. Указ. соч., С.14.

[39] Олейник А.Н. Указ. соч., С.117.

[40] Солженицын И.И. Указ. соч., С.361.

[41] Ницше Ф. По ту сторону добра и зла // Сочинения в 2 т. Т.2. Москва: Мысль.1990. – С.380.

[42] Ницше Ф. По ту сторону добра и зла // Сочинения в 2 т. Т.2. Москва: Мысль.1990. – С.379.

[43] «Сами блатари относятся к хулиганам резко отрицательно «Да это не вор, это – просто хулиган», «это хулиганский поступок, недостойный вора» – такие фразы непередаваемой фонетики в ходу среди преступного мира. Эти примеры воровского ханжества встречаются на каждом шагу. Блатарь хочет отделить себя от хулиганов, поставить себя гораздо выше и настойчиво требует, чтобы обыватели различали воров и хулиганов. В этом направлении ведется и воспитание молодого блатаря. Вор не должен быть хулиганом, образ «вора-джельтмена» – это свидетельство прослушанных «ро́манов», и официальный символ веры блатарей. Есть в этом образе «вора-джельтмена» и некая тоска души блатаря по недостижимому идеалу. Поэтому-то «изящество», «светскость», манер в большой цене среди воровского подполья с его большим чувством театральности». Шаламов В. Указ. соч., С.27-28, 76.

[44] Солженицын И.И. Указ. соч., С.347.

[45] Шаламов В. Указ. соч., С.47.

[46] Шаламов В. Указ. соч., С.35.

[47] Шаламов В. Указ. соч., С.94.