Первый замначальника Нацполиции: война со стороны РФ включает в себя нашествие «воров в законе»
Украина сегодня столкнулась с новыми, серьезнейшими вызовами: гибридная война со стороны РФ включает в себя нашествие «воров в законе» под руководством ФСБ, используемых для дестабилизации ситуации. При помощи спецслужб РФ в Украину ввозилось и ввозится оружие, боеприпасы, взрывчатка. Цель та же – дестабилизация.
19 июля этого года по представлению начальника Национальной полиции Украины Сергея Князева первым заместителем главы Нацполиции был назначен генерал-майор Вячеслав Аброськин. Судьбы Князева и Аброськина во многом похожи. Уголовный розыск, война – назначение в Киев. Изначально не кабинетные милиционеры, оперативники с большим опытом уголовного розыска, а затем – тяжелый опыт войны. Опыт, который станет фундаментом новой полиции Украины – эффективной, интеллектуальной, способной противостоять всем вызовам, которые стоят перед воюющей и стремительно меняющейся страной.
«Диванный патриотизм» людей, ничего не сделавших для страны и ничего не потерявших из-за войны вызывает лишь брезгливость. Настоящий патриотизм немногословен, но легко виден в судьбе и делах. Вячеслав Аброськин 20 лет служил в уголовном розыске Крыма. И когда Крым был захвачен Россией, бросил все и вместе с семьей уехал. И вскоре отправился на войну, восстанавливать порядок в Донецкой области. С нуля. Три долгих года. Три года практически без семьи. Три года не видя, как растут дочери. Три года жизни отданные стране молча и без пафоса. Три года, за которые подконтрольная нам Донецкая область стала фактически образцовой по борьбе с преступностью. И – перевод в Киев. Для того, чтобы применить свой опыт строительства порядка уже во всей Украине. В которой тоже идет война, пусть не столь заметная, но не менее жестокая.
– Вячеслав Васильевич, как начиналась Ваша служба в Донецкой области? Каково это – все начинать с «нуля»?
– В Донецкой области мы создали за три года четкую структуру управления всеми подразделениями территориальной полиции. Сотрудники полиции как личности и профессионалы сформировались в ходе военных действий. Обстоятельства складывались так, что на первом месте была служба, а то, что касается семьи, может это и плохо, но ушло на второй план. Мы там работали в постоянном напряжении и постоянном режиме боевой готовности, без выходных. Все эти три года. И мы смогли навести порядок. В 2014-ом году был скачок роста преступности, в том числе и в Донецкой области. Причем, рост тяжких преступлений – разбоев, убийств, похищений людей, вымогательств, завладением транспортными средствами. Плюс пропавшие без вести. Сотни. Но, мы смогли этот шальной рост преступности обуздать. И если сейчас здесь в мирных областях фиксируется рост, то там постоянно фиксируется снижение. Абсолютно каждый месяц по сравнению с прошлым годом, с 2015-м годом. Почему так происходит? Это произошло из-за того, что за эти три года мы смогли наладить сотрудничество с Вооруженными силами, Национальной гвардией, Полицией и Службой безопасности Украины. Вот и всё.
Вся эта коммуникация позволила нам выставить взаимоотношения и загнать преступность практически в глубокий тупик.
Те преступники, которые имели серьезное влияние на территорию Донецкой области, они покинули эту область, и остались мелкие. То есть все-таки кражи, конечно, есть, но очень мало.
Если же говорить о том, как мы начинали, то начинали мы очень плачевно.
В ноябре 2014-го года, когда я был туда назначен, у нас была 21 тысяча по штату сотрудников милиции. А на деле не было никого. Когда мне нужно было собрать подразделение УБОП то я сотрудников просто найти не мог никого, и мы их собирали две недели. И первую половину года мы приводили всю штатную структуру в нормальный вид, то есть раскладывали по подразделениям, которые остались, и избавлялись от балласта. Были те, которые находились где-то на оккупированных территориях, где-то прятались, а зарплату еще в том, 2014-м году получали от нас. И в результате из 21 тысячи набрали реальных 5 тысяч людей. Часть сотрудников милиции перешла на сторону боевиков, часть просто уволились, часть по приказу Константина Пожидаева, начальника главка милиции Донецкой области, вышли с оккупированной территории. Но в связи с тем, что им не были обеспечены условия проживания, а они бежали и с семьями, практически в том, в чем были, многие вернулись обратно. Когда не увидели поддержки со стороны местного управления того же Мариуполя, Краматорска, Славянска. Люди думали, что это все очень быстро закончится, надеялись, что мы быстро полностью освободим Донецкую область, и они вернутся в нормальные условия.
Когда я в ноябре был назначен и пришел, мне говорят: «У вас тут в училище милиция проживает, с семьями, женщины, дети». Учитывая, что это ноябрь, я заехал в это училище. Холодно, двухъярусные кровати, и женщины с разнополыми детьми вот на этих двухъярусных кроватях живут. То есть, получается, они в июне вышли. Июль, август, сентябрь, октябрь, ноябрь – пять месяцев проживали в таких кошмарных условиях. Конечно, люди ломались, жить негде, увольнялись и выезжали домой только из-за жилья.
Поэтому, когда многие говорят, что там предатели, нет, это не предатели, просто по своим жизненным позициям, которые они утратили, это жилье, связь с родственниками своими близкими, мамами, папами, родителями, болезнь родителей – они были вынуждены вернуться. Решения принимались серьезно, часть уехала, часть вернулась назад, но уволились.
На сегодняшний день уже полиция составляет 4200 людей, то есть некомплект 23 %. Потому что прошла реформа, сократили мы те подразделения, в которых отпала необходимость, и реально рабочая численность должна быть где-то пять тысяч человек.
Начинали мы работать даже без здания УВД. Меня представлял на тот момент заместитель министра Паскал Василий Федорович. Представил меня в помещении училища милиции города Мариуполя. Здание управления милиции города Мариуполя было сожжено и разрушено 9 мая 2014 года. Было здание небольшое двухэтажное на улице Итальянской, 32, которое числилось за УБОП. И вот в таких условиях мы начали работать: ни машин, ни здания. Когда мы начали смотреть, что у нас с оружием, с касками, бронежилетами, то оказалось, что у нас ни касок, ни бронежилетов, ни достаточного количества оружия. Потому что часть, которая находилась в Донецке, была захвачена, а та, которая находилась в территориальных подразделениях, ее было недостаточно, потому что в мирное время на одно подразделение 5-6 автоматов, все остальное — это просто пистолеты. И в таких условиях мы начали работать.
К тому же, в тот период времени приходилось активно помогать Национальной гвардии, в том числе и в боевых мероприятиях. И тогда благодаря тому ежедневному вниманию и помощи министра Арсена Авакова и его заместителя Сергея Чеботаря мы смогли наладить службу что называется «с колес». Каждое утро начиналось с вопроса: «Что, Аброськин, тебе надо? Машин нет, сейчас будем искать машины». И за счет внутреннего перераспределения в системе МВС Чеботарь отправлял нам технику. Не новую, но хотя бы какую-то, которая позволяла нам выполнять задачи там, в Донецкой области. Так же и с оружием, то есть выделяли автоматическое оружие, мы приезжали, сотнями его забирали, привозили, закрепляли за подразделениями, и благодаря этому мы очень быстро вооружились.
Бронежилеты, каски, все то, что было необходимо, буквально в течение полугода мы все полностью восстановили в нужном количестве. Были выделены деньги и на индивидуальные средства, это аптечки медицинские, которые тоже в большом количестве мы приобрели для каждого сотрудника полиции. Потому что сотрудники полиции оказывали помощь и местному населению. А у нас 17 сотрудников милиции погибло в Донецкой области. Много было раненых, это когда из Дебальцево выходили, в окружение попали, был убит начальник милиции Дебальцево — полковник Юханов Евгений. Начальник уголовного розыска Управления Донецкой области получил тяжелое ранение, в результате минометного обстрела оторвало ему часть кисти руки, проходил лечение. Другой наш сотрудник был вывезен из Дебальцево – пуля пробила каску насквозь. Вывезли его фактически, как труп, а когда уже осмотрели в Бахмуте, нашли признаки жизни, оправили в госпиталь, он долгое время находился в коме, но в итоге восстановился. Есть у него проблемы со здоровьем, но он в настоящее время живой и продолжает жить со своей семьей. Удивлены даже врачи, потому что такое серьезное ранение, и остался живой.
То есть такая работа изначально шла по восстановлению подразделений, потом уже, конечно, было выделено здание, в котором произвели ремонт. В Мариуполе сейчас очень развитая инфраструктура, само здание более современное, чем даже в Киеве.
Как-то зашел в Волынской области, в Луцке в здание управления МВД, и понял, что, если их поставить на одну ступень, то в Мариуполе это 21 век реально, а тут где-то начало 20-го.
И всему этому способствовала активная работа Министерства внутренних дел, органов самоуправления, которые выделяли деньги нам на ремонт. Мы ремонтировали здание, приобретали технику, практически создали современный комплекс, ну а потом уже в дальнейшем создали современное помещение для 102, создали единый аналитический центр. В городах Донецкой области сейчас создается и частично уже создана система видеомониторинга. Важны ведь не только видеокамеры, но и система обработки полученной информации. Мы пошли по пути строительства этой системы не с периферии – с видеокамер, а с сервера и программного обеспечения. Мы обговорили этот вопрос с Жебривским и глава администрации военно-цивильной выделил 15 миллионов гривен на разработку и приобретение программного обеспечения. И вот, за 15 миллионов мы приобрели программное обеспечение, которое разрабатывалось специально для Донецкой полиции, и, конечно, сервер.
Такого нет нигде в Украине. Стоимость одной видеокамеры фирмы «Маботекс» от 1100 евро до 1400. Эта камера, фактически, самостоятельный комплекс, который обрабатывает сигнал и передает его в аналитический центр, где информация, опять же, анализируется и нет необходимости сидеть и смотреть на экран. Сейчас этих современных видеокамер в Мариуполе поставили 37. Они стоят и полностью перекрывают весь город, выезды, въезды и на основных магистральных улицах самого Мариуполя, ну и места скопления людей.
Что мы можем сделать благодаря этому Центру? Многое можем. Например, мы ищем какую-то машину. Угнали машину, например, «тойоту» чёрного цвета. Мы не будем даже номер машины в поиск вводить, потому что преступники меняют номера, выезжают под другими номерами. Мы можем забить в систему все «тойоты» черного цвета, которые будут выезжать из города. И все они на выезде будут останавливаться полицией. Потому что диспетчеру будет поступать сигнал о том, что выезжает черная «тойота», полицейскому практически сразу на планшет поступает информация, и он эту машину останавливает.
Система «Рубеж» работает сугубо по номерному знаку. То есть, цвет, марка машины. В случае несовпадения цвета с машиной, опять же поступает сигнал, диспетчер реагирует и отправляет полицию. Плюс, если мы разыскиваем преступника и преступник попадет в поле зрения видеокамеры, то, опять же, диспетчеру поступит сигнал тревоги, что там-то и там-то есть такой человек, 70% совпадение Петренко, Коваленко, который находится в розыске.
То есть определяет по лицу, по фотографии, которая есть в базах розыска Национальной полиции Украины.
– В ночное время она тоже работает?
– Камеры, да, снимают и в ночное время, изображение четкое. Одна видеокамера может контролировать полностью дорогу в одном направлении. И благодаря этим камерам стало бессмысленно, например, угонять машины. Если брать конкретно город Мариуполь – то это практически невыгодно, она просто не выедет за пределы города. И угонов, после создания этой системы уже не было. То есть, есть жигули какие-то, мотоцикл, какие-то подростки проедутся, кто-то бросит, это да, но ни одна похищенная машина город не покинет.
Этими камерами оборудован Мариуполь, сейчас уже оборудован Покровск – бывший Красноармейск. На сегодняшний день устанавливают в Бахмуте. И это всё деньги местных советов, то есть это не деньги Нацполиции. Я выступил перед депутатами городского совета города Мариуполя, объяснил для чего это нужно, депутаты проголосовали, поддержали нашу идею и выделили все необходимые суммы для приобретения и установки этих видеокамер. Не только мы используем тинформацию с камер, которая поступает нам в Аналитический центр, ее используют и местные органы самоуправления. То есть мы даем им возможность использовать эти изображения для реагирования на какие-то техногенные происшествия. Например, прорвало трубу, вода течет по улице, где-то что-то горит, как движется транспорт и так далее. Просто если у нас программное обеспечение обрабатывает информацию, анализирует, дает сигнал тревоги по общекриминальной преступности и нарушениям общественного порядка, то у них это используется для влияния на ситуацию и контроль за ситуацией в городе, связанной с какими-то коммунальными происшествиями. И так же организовано во всех других городах.
Так мы от полной разрухи, утраты большей части личного состава пришли к созданию таких современных проектов. Но это, опять же, не Аброськин один всё сделал, это командная работа. То есть министр, его заместители, глава Национальной полиции, которые уделяли очень много этому внимания. Ну, и мы на местах, плюс местные органы самоуправления.
Все три года, которые я находился на этой должности, у нас была серьезнейшая проблема с кадрами. Практически, к нам приходили единицы. За три года реально пришли в Донецкую область работать – это я и все мои заместители. Других людей, добровольно пришедших работать в полицию Донецкой области, просто не было и в настоящее время их нет.
– То есть работают только местные?
– Только местные. Почему так? Потому что сложные очень условия службы. Это служба в постоянной повышенной боевой готовности, это постоянные тревоги, дежурство на блокпостах, участие в зачистках, выполнение боевых распоряжений руководства сил АТО и это постоянные передвижения личного состава по территории области, переброска его для организации охраны общественного порядка. Это постоянные командировки в эти города на линии разграничения. Сотрудники несут так службу по 10 дней, по 20, по месяцу, и возвращаются. И так уже на протяжении трех лет. Потому что постоянные обстрелы, и местные сотрудники полиции, просто не в состоянии работать в таком изнурительном режиме. Поэтому приходится постоянно ротировать личный состав. Конечно, люди устают, нет подпитки, есть только курсанты, которые окончили учебные заведения высшие, да и то, с ними была проблема. Сто человек из Академии МВД города Киева, которые направлялись еще в мирное время подразделениями Главного управления милиции Донецкой области, после окончания, и получили дипломы, не имели желания возвращаться в Донецкую область. Я принял решение, что мы никого не отдадим. Приехал опять же в Министерство, нашел поддержку в лице министра в том, что все они должны вернуться и нести службу в Донецкой области.
Выступал я перед ними здесь, в Академии и прозвучал такой вопрос: «Товарищ генерал, а Киев – это не Украина? Почему мы не можем остаться в Киеве?» Но я им сугубо с патриотических позиций объяснил: «Понимаете, вы же жители Донецкой области, на вас были определенные надежды, мы вас отправили, учили, вы должны вернуться для того, чтобы защищать здесь, на востоке Украину». В итоге, после такой работы, конечно, не все, но бОльшая часть прибыла и хоть чуть-чуть мы решили свои кадровые проблемы. Потом мы с ними, конечно, занимались по другой совсем программе. Они все первые два месяца находились при Главном управлении, мы с ними занимались, показывали, рассказывали, проводили занятия по разным направлениям работы. В итоге сейчас 80 человек служат в территориальных подразделениях, и желание ехать, бросать службу в Донецкой области у них уже нет. То есть они интегрируются в общую систему Национальной полиции Донецкой области. Хотя, конечно,. Это тяжело – постоянно с оружием и всё остальное. Я сам здесь уже две недели, и с трудом привыкаю к здешней ситуации. Непривычно ходить в галстуке, в костюме, непривычно, дико смотреть на все эти рестораны, бары, где люди отдыхают, веселятся, а в то же время там гибнут наши граждане, постоянные обстрелы, горе человеческое и всё, что с войной связано. Довольно тяжело адаптироваться.
– Сильно отличается жизнь на войне и там, где «мирное время»?
– Мирное время… Я просто приведу пример. За три года я был в отпуске где-то 15 дней, в общей сложности. Так же отдыхали все заместители, так же личный состав. Мы им прерывали отпуск. Может быть, это были правонарушения, но они сами понимали, что по-другому никак. Десять дней, пятнадцать дней, но никак не тридцать. Ненормированный график работы, реально ненормированный, потому что можем по тревоге поднять в 6 часов утра, и полицейские могут идти домой и в 12 ночи, а иногда могут и не идти, а дальше продолжать нести службу.
В связи с тем, что такой большой некомплект, службу на блокпостах несут абсолютно все: и следователи, и оперуполномоченные, и участковые инспекторы. Следователь стоит сутки на блокпосту с автоматом день, ночь потом отдыхает, а на следующий день потом выходит на свое место работы как следователь. Плюс мы задействовали большое количество людей для охраны административных зданий полиции. Потому что есть угроза захвата, а сейчас все территориальные подразделения, как я раньше сказал, укомплектованы личным составом и под этот личный состав есть и автоматическое оружие, и боеприпасы в том количестве, которое рассчитано на весь личный состав.
Плюс мы отличаемся от всех областей тем, что у нас на вооружение есть боевая техника: БТРы, БРДМы. Только на территории Главного управления полиции находится один БТР с двумя пулеметами, три БРДМа. Это получается уже 8 пулеметов находится на улице, на технике. Поэтому режимится территория и так же и следователи, и оперуполномоченные, и все другие подразделения, полицейские несут службу по охране административных зданий.
Плюс, опять же, повторюсь, практически ежедневно принимают участие в зачистках. Плюс несут службу во всех этих самых напряженных городах и населенных пунктах Донецкой области. Патрулирование улиц, потому что изначально были факты мародерства, вывоза ценных вещей тех, кому не по своей воле пришлось покинуть квартиры. Были массовые случаи мародерства, поэтому изначально с 2014-го года все эти города, населенные пункты находятся под охраной полиции. И таких фактов последние 2 года не фиксируется. Такие вот отличия.
Если вам там удалось навести порядок … может быть, стоит такие же методы перенести на всю территорию Украины, и здесь вал преступности остановить?
Для этого меня сюда и назначили. В Донецкой области у нас уже была очень серьезная поддержка людей. Они видели, что реально милиция, а теперь уже полиция, изменились, реально видели помощь от сотрудников полиции. Мы создали там детскую юношескую организацию «Ліга майбутніх поліцейських», в которую входят тысячи детей, с которыми полиция постоянно занимается. На постоянной основе, не периодично, а постоянно. А в состав этой организации входят дети с 14 до 18 лет. Это те, которые учатся, заканчивают школу, очень многие из них поступают потом в наши ведомственные высшие учебные заведения.
Плюс мы благодаря поддержке депутатского корпуса, инициировали ряд законопроектов. Первый законопроект мы удачно сработали с депутатами. Был принят законопроект, который позволил детям с линии разграничения поступать в высшие учебные заведения на льготных условиях и иметь льготы на проживание. Потому что, в чем проблема? Вот, взять Гранитное: с одной стороны — стоят боевики, с другой стороны — населенный пункт село Гранитное. Блокпост сзади стоит, и люди находятся внутри под постоянными обстрелами. Ни одно предприятие и сельхозпредприятие не работает. Взрослые люди хотят работать, но просто не могут и, соответственно, когда ребенок заканчивает школу, не за что просто его отвезти хотя бы даже в тот же Мариуполь для того, чтобы он сдал экзамены, тестирование и поступил. А если он поступит, как-то надо оплачивать квартиру либо общежитие, какие-то деньги выделять на питание. Для людей это серьезная проблема. Некоторые просто плакали: с отличием ребенок закончил школу, но не могут отправить. Поддержали инициативу наши депутаты: блок Петра Порошенко, Фронт Змін, Радикальная партия. Три серьезных этих депутатских корпуса проголосовали, и теперь наши дети с Красногоровки, Авдеевки поступают в высшие учебные заведения и учатся. Это благодаря принятому законопроекту.
Очень много случаев было связано с преступлениями, развратными действиями в отношении детей. По нашей инициативе сейчас уже в Верховной Раде взялись за проект об увеличение срока наказания за преступление связанные с развратными действими в отношении малолетних. Я думаю, что они так же дружно проголосуют и за этот законопроект.
Очень важна поддержка населения. Недавно канадская компания проводила исследования в Донецкой области. Полиция занимает третью позицию в системе всех органов самоуправления, правоохранительных органов, вооруженных сил. Если первое место занимают общественные организации по рейтингу, второе место – вооруженные силы порядка 44% и полиция – 40-43%. То есть, мы на третьей позиции и после нас где-то там вдалеке уже все остальные. А ведь начинали мы в обстановке полного недоверия. То есть, есть определенный кредит доверия уже у людей, и он постоянно растет.
Но проблемы с кадрами остаются. Очень много людей выбила аттестация. Ушло довольно много профессионалов, которые реально отработали. Сотрудников уголовного розыска не научишь за четыре месяца. Для того, чтобы сотрудник уголовного розыска криминального блока приносил пользу, нужно не менее трех лет. Так же и следователь. А пока мы утратили такое количество сотрудников полиции – преступники стали чувствовать свою безнаказанность. Начался рост преступности. Только сейчас начинается снижение этого роста. Мы набираем обороты, несмотря на все сложные процессы, которые проходят у нас в обществе. Полиция все-таки становится на ноги, становится более уверенной и преступность отступает. Меня назначили первым заместителем начальника Национальной полиции и в зону моей ответственности входит как раз борьба с криминальной преступностью – это Департамент уголовного розыска, Департамент по торговле людьми, Департамент криминальной разведки, Департамент по борьбе с оборотом наркотических средств, киберпреступность – это зона моей ответственности.
Анализ нынешней криминальной ситуации показывает, что сейчас у нас действует большое количество «воров в законе», которые подконтрольны спецслужбам Российской Федерации. 29 «воров в законе», большинство – кавказцы. Они поделили между собой зоны ответственности. БОльшая часть криминалитета напрямую подчиняется ворам Российской Федерации. И совершает разбои, грабежи, рейдерские захваты и так далее. Последний случай. «Пеца»– «вор в законе». В 2013-м году он совершил разбойное нападение. При нападении получили ранения сотрудники полиции Российской Федерации, и за это он получил 22 года в 2015 году. И буквально две недели назад, он у нас выходит из самолета в Борисполе рейсом из Минска. Мы его задержали. Начинаем разбираться, а он толком пояснить не может, как он освободился. Отбывая наказание в Российской Федерации, почему он оказался у нас? Но когда мы эту информацию опубликовали в СМИ, то российская сторона отреагировала оригинально, мол мы его освободили потому что он – онкобольной. О чем он сам не знал. Для чего он сюда прибыл? Он прибыл сюда по поддельному паспорту жителя Николаевской области, хотя никогда здесь не жил. По нашей информации – он контактировал с Федеральной службой безопасности РФ и прибыл сюда для дестабилизации обстановки в Украине через разбои, грабежи, убийства. И все это для того, что чтобы показать международному сообществу что Украина как государство слаба и не в состоянии обеспечить защиту своих граждан. Вот это основная задача.
Если говорить об областях Украины, то возьмем нашу самую такую область – Одесскую. В Одесской области преступные авторитеты Российской Федерации, чеченской национальности руководят общим криминалом на территории нашей Одесской области. Херсонская область: также воры, ориентированные на Россию. И вот сейчас мы организовываем активную работу по противодействию всем этим преступникам. Я думаю, что мы будем делать всё, чтобы либо они находились в местах лишения свободы, либо они покинут пределы нашей страны.
– Не секрет, что часто они вновь пытаются вернуться по новым поддельным документам.
– Да, они пытаются, они делают новые документы, возвращаются. Я думаю, что моя работа будет направлена на то, чтобы они все-таки сидели здесь у нас в тюрьме и не было у них потом возможности сюда вернуться.
– Проблема еще в том, что пенитенциарная система разрушена. Преступники, находясь в колонии, весьма активно руководят преступностью на воле.
– Пенитенциарная система сейчас просто развалена. Это я как оперативный сотрудник скажу. У нас есть такие тюрьмы, где преступные авторитеты чувствуют себя, наверное, лучше, чем на свободе. От начальника учреждения до рядового сотрудника – находятся на побегушках у «воров». Наркотики, средства связи, приводят и женщин. Мы сейчас фиксируем такие ситуации, и будем искоренять подобное.
– Зарплата контролера , по-моему, две с половиной тысячи.
– Да. Буквально недавно наше Управление киберпреступности проводило ряд обысков серьезных на территории учреждений Полтавской области в следственном изоляторе. Был организован целый Центр за стенами внутри учреждения. Сработала целая группа заключенных, совершали мошенничество по всей территории Украины. Совершали телефонные звонки и вымогали у наших граждан деньги. Ежедневный доход до 2-х миллионов гривен. Ежедневный! Мы эту тенденцию наблюдаем и, конечно же, будем выходить с какими-то предложениями по улучшению работы в этих учреждениях, восстановлению оперативных подразделений, которые отвечали за работу с контингентом. Потому что сейчас практически как такового взаимодействия, которое было раньше. И это серьезно вредит нашей работе.
Так что тут тоже идет война за жизнь, за существование нашей страны. И мы должны сейчас объединиться со всеми правоохранительными службами и сделать так, чтобы все эти люди, которые приехали с Российской Федерации, с «погонами» так называемых «воров в законе», чтобы они нас покинули или получили длительные сроки лишения свободы и были помещены в наши тюрьмы. Но и в тюрьмах непосредственно тоже надо наводить порядок. Это бомба, которая может взорваться в любой момент. Мы все находимся на войне, на гибридной войне, и россияне используют все рычаги влияния на нашу державу, и я не исключаю, что они могут «взорвать» ситуацию и в этих учреждениях. Мы должны очень быстро и кардинально наводить порядок. И мы как криминальный блок и я, как начальник криминальной полиции, осознавая это, думаю, что нужно бить в колокола.
– Вячеслав Васильевич, кроме нашествия в Украину «воров в законе», появляются хорошо вооруженные банды, занимающиеся разбоями. Какой будет стратегия борьбы с ними?
– Большое количество оружия и боеприпасов оказались в результате войны в «свободном доступе». Я начинал работать в 94-м году, как раз в пору расцвета криминала, когда людей просто расстреливали на улицах. УБОП был создан тогда именно для борьбы с этой волной преступности. Потом мы навели порядок и, если говорить о 2000-х годах, то регулярно проводились специальные операции по изъятию незарегистрированного оружия. И фактически, оружие было выбито из рук криминалитета. И вот 2014-й год, война, захват Крыма, захват воинских частей, захват отделов полиции в Луганской, Донецкой областях. Большое количество оружия и боеприпасов оказалось опять в руках криминалитета.
Почему я про Крым говорю? Россияне захватили наши воинские части, склады с оружием, боеприпасами. Когда мы задерживали боевиков на территории Донецкой области, Луганской области, мы изымали у них автоматическое оружие, и когда проверяли его по нашим учетным базам, то видели, что это оружие числилось за нашими воинскими частями в Крыму. То есть, Российская Федерация передала незаконным путем это оружие незаконным воинским формированиям, так называемым «ДНР», «ЛНР». Кроме того, боевики перевозят оружие, боеприпасы, взрывчатку с оккупированной территории на мирную часть Украины. Противодействовать этому довольно сложно. К примеру, в Донецкой области 4 КПВВ. За неделю в обе стороны 200 000 — 250 000 людей пересекают линию разграничения. Наши контрольные пункты пропуска не оборудованы специальными рамками для проверки граждан или аппаратурой для тщательного досмотра автомобиля. Сотрудники полиции, пограничники несут службу целый день на дороге, но они не в состоянии физически дотошно проверять все машины. И вот пожалуйста, результат – перевозка оружия, боеприпасов, взрывчатки в автомобилях, газовых баллонах. То есть, газовый баллон разрезается, туда вкладывается взрывачатка или боеприпасы. Обнаружить крайне сложно. Мы изымали и автоматы в разобранном виде, и килограммы взрывчатки. Баллон запаивается, газовая установка стоит и автомобиль выезжает.
Последнее время стали фиксировать перевозку взрывчатки в покрышках автомобильных. И есть случаи, когда изымали оружие, взрывчатку не с запасного колеса, а с того , которое стоит на машине. На небольшой скорости машина проходит КПВВ и таким образом провозит взрывчатку сюда.
Другая история. Недавно был взрыв в Одессе, в центре города, в машине. И преступника мы задержали уже возле Мариуполя. Ранее судимый, наркоман. Когда с ним начали работать, он рассказал: «Мне дали в Донецке 500 долларов, сказали выехать в Одессу, на «Новой почте» я получил посылку, приобрел в Одессе автомобиль, в этот автомобиль заложил взрывчатку и привел ее в действие».
– А взрывчатку по «Новой почте» прислали?
– Да. Спросили у него: «А для чего ты это делал?» Он ответил: «Не знаю. Мне просто сказали взорвать». То есть, мы четко прослеживаем, что российская сторона задействует преступников бывших, настоящих, ранее судимых для своих целей, лишь бы «взорвать» ситуацию и показать насколько мы слабы. Это делается целенаправленно и постоянно.
Взорвать подстанцию, взорвать какой-то железнодорожный переезд – используют криминалитет. Это – гибридная война. Недавно задержали в Николаевской области группу, в которую входили грузины, которые совершили разбойное нападение на частное домовладение, похитили деньги, людей пытали, были задержаны. Все с оружием. И эту проблему нужно решать.
К сожалению везут оружие и наши демобилизованные. Причины разные, один говорит: «Я везу пару десятков гранат, чтобы рыбу глушить». Другой взял пару тысяч патронов, говорит: «На охоту ходить». Третий говорит: «А я везу сувенир другу подарить». Один вез в пакете порядка двух десятков гранат для подствольного гранатомета. Капсюли выпирают. Я ему говорю, что зайдешь ты вот так в метро, где-то случайно ударишь капсюль – детонация, взрыв, катастрофа. Чем ты думаешь?
– Да, все это завезенное, оно рано или поздно взорвется.
– По Донецкой области мы в том году изъяли 5 тысяч гранат. Пять тысяч гранат у нас в ящиках стоят в районных отделах. Порядка 600-700 гранатометов. И до 5 миллионов различных боеприпасов. Это изъяли, а сколько еще не обнаружено? Это действительно проблема и эта проблема будет лет 15 нас еще беспокоить.
– В связи с этими проблемами нет ли необходимости создавать нечто вроде нового УБОПа, восстанавливать базу «Скорпион»?
К сожалению, в ходе реформ из милиции ушли и профессионалы. Информационно-аналитическая составляющая тоже пострадала. В настоящее время «Скорпион» не работает. Система остановлена. База не пополняется. И какой-то серьезной единой информационной базы сейчас у нас нет. В каждом райотделе есть своя база, но в единую базу они не интегрированы. Единой криминального направленности оперативной базы сейчас просто не существует. Но мы намерены ее восстанавливать, потому что это очень важная составляющая работы.
– «Скорпион» же на протяжении двух десятков лет фактически собирался.
– УБОП ликвидировали, может быть, правильно, потому что он где-то себя дискредитировал. Но не все же плохие были. Сейчас структуры такой нет, сейчас есть отделы при уголовном розыске, которые занимаются организованной преступностью. Но при таком количестве воров, преступных авторитетов, при таком количестве оружия, боеприпасов – в составе Нацполиции необходима структура, которая бы боролась с организованными преступными группировками.
Уголовный розыск – это текучка, беспрерывное движение, это квартирные кражи, это грабежи, убийства, мошенничества, угон транспортных средств и тому подобное. А преступными авторитетами, ОПГ нужно заниматься на постоянной основе, контролировать их, отслеживать и заниматься системной работой по документированию этой преступности. Это лидеры, организаторы преступности, ее мозг.
– Получается, что сейчас они остались без надзора вообще?
Уголовный розыск пытается их контролировать. Но, уголовный розыск завален массой ежедневных дел. И реально влиять на криминальные структуры, созданные Россией – он не может.
– Вероятно, это нужно и на законодательном уровне делать, как это было в 90-х. УБОП возник после принятия закона об организационных основаниях борьбы с организованной преступностью. А у нас ситуация сейчас тоже такая, что нужна структура с какими-то расширенными полномочиями в том числе.
– У нас сейчас идут рейдерские захваты фермерских хозяйств. И это тоже организованная преступная деятельность. Есть бандиты, которых нанимают то или иное фермерское хозяйство, рейдеры для захвата. Есть такие граждане, даже из числа народных депутатов, которые не гнушаются подобным заработком. Создают группу людей и якобы как патриоты борются за справедливость и принимают участие в разных ситуациях как по захвату, так и по освобождению захваченных территорий. И делают они это за деньги. Проходят курсы обучения. Обучают нападению на сотрудников полиции, проходят специальные тренинги для того, чтобы захватывать административные здания полиции и противодействовать полиции. Я с этим столкнулся в Донецкой области, где реально преграждали дорогу железнодорожному транспорту. И действовали под патриотическими лозунгами. Но благодаря их «работе» тысячи вагонов железнодорожных, принадлежащих Украине, остались на оккупированной территории. Много тепловозов в результате остались на той территории. Я только знаю о девяти, которые остались оккупантам, вышли отсюда, а назад не зашли. И при всех его патриотических возгласах, мы лишились такого подвижного состава.
– И кому это выгодно?
– Естественно, России. Помимо тех предприятий, которые захвачены сейчас Российской Федерацией, вырезаются и вывозятся на оккупированные территории. Кроме того, в результате так называемой «блокады» мы лишились поддержки населения, порядка 150 тысяч людей, которые работали на этих предприятиях на оккупированной территории. Эти предприятия были перерегистрированы у нас в Украине, и эти люди в том числе платили военный сбор для наших вооруженных сил – серьезные суммы. Но в итоге теперь эти люди не работают, чем они занимаются нам неизвестно, налоги не платят.
– И к нам стали относиться хуже.
– И к нам стали хуже относиться, то есть мы на эти 150 тысяч могли спокойно рассчитывать. Когда мы будем заходить в Донецк – эти люди могли бы быть с нами, могли бы помочь очистить нашу землю от бандитов. Теперь вряд ли, потому что мы их бросили. Лжепатриоты могут кричать что угодно и как угодно, но мы уже три года воюем. Если ребенку было 15 лет три года назад, то сейчас ему 18 лет там, на оккупированной территории, но он же родился в Украине, это же наши дети, мы же должны за них переживать. Он имеет право вернуться сюда, к нам, чтобы здесь учиться в наших школах, закончить наше учебное заведение. Они как-то питаться должны? А мы, благодаря действиям, в кавычках, этих товарищей, лишили этих людей всего и лишили, самое главное, надежды на возвращение в Украину. Вот это самая главная ошибка.
Что делает Российская Федерация? Она признала документы этих квазиреспублик. Ребенок оканчивает школу, и ему дают возможность поступать во все учебные заведения Российской Федерации. Путин этих детей забирает к себе, обучает их в ущерб нашей стране. Есть такие университеты в России, где с Донецкой области студентов больше, чем из других районов, городов Ростовской области. Они отучатся 5 лет в России, вернутся к себе в Донецк, но будут уже носителями вражеской идеологии. Каждый день – это невозврат назад к освобождению, потому что на территории оккупированной Донецкой области осталось 500 школ. Где-то 500 на нашей стороне, 500 – там. Представляете, 500 школ, пусть некоторые не работают по разным причинам, а остальные-то работают. Выпуск из 500 школ каждый год за 3 года – это тысячи наших детей, которых вербуют, которые уезжают в Россию и там обучаются.
– Чем Вы будете заниматься на новой должности в первую очередь?
– На первом месте будет война с преступным миром, которым руководят так называемые воры в законе – это однозначно. Я буду сам этим заниматься и непосредственно руководить по всей Украине, именно борьбой с этими элементами российской агрессии. Есть опыт, я думаю, что и результат будет. Будем заниматься этими ворами, будем загонять их, и они здесь существовать не будут. Второе – это проблема оружия, активизируем все действия по изъятию оружия. Торговля людьми, никуда мы без этого не денемся. Людей продают, вывозят с Украины, люди страдают. Этим тоже будем заниматься. Что касается всего остального – это общекриминальная преступность. Будем пытаться, конечно, и на законодательном уровне решать вопросы по увеличению наказания за преступления определенной категории.
Вот у меня лежит сводка за сегодняшний день. Я Вам могу сказать, что 31 автомобиль был угнан за сутки, по Украине. Я каждый день отслеживаю ситуацию, цифра 35-45 автомобилей в сутки.
– По-моему, было и больше. Это уже снижение.
– Мне мои коллеги, подчиненные говорят, что в прошлом году было в разы больше! Полиция смогла снизить число угонов. Но и нынешнее количество угонов – это ненормально. Почему? Я вчера собирал и заслушивал Департамент уголовного розыска. Начальник Департамента уголовного розыска говорит: «Мы боремся, мы их задерживаем. Очень много их задерживаем». Но ситуация в чем?
– Но, суд отпускает их под залог. Суммы копеечные.
– Суд отпускает их под залог. Он угнал БМВ Х6, продал его, а ему дали 20 тысяч гривен залог, либо 100 тысяч, для него это не проблема. И он, выйдя из зала суда, улыбается сотрудникам полиции, «теряется», а на следующий день он уже опять угоняет машину. Да, демократия, но мы так далеко можем зайти. Новый УПК — это самый, наверное, демократичный уголовно-процессуальный кодекс во всем мире.
– Но в воюющей стране он работает скорее на преступников.
– Я общался с полицией Америки, довольно много приезжало полицейских в гуманитарных миссиях в Донецкую область. Практически со всеми полицейскими я общался и с послами разговаривал. У нас самый гуманный УПК, да и уголовный кодекс такой же.
Банальный пример. Опять же, Донецкая область. Останавливаем машину, человек показывает депутатское удостоверение – депутат Верховной Рады Украины. Или одного нардепа возьмем, к примеру. Показывает полицейскому удостоверение и говорит: «Ты — дурак, а я — народный депутат!». Явное оскорбление, явно унижение, дерганье за одежду и всё остальное.
Что говорят наши коллеги-полицейские в других странах? За такую выходку в Америке этого народного депутата они бы застрелили.
– Да это вообще, по-моему, неправильное толкование «неприкосновенности».
А мы же еще на банальном уровне встречаемся с такими. Едет пьяный в машине, в состоянии алкогольного опьянения водитель, закрыл окно и показывает «чертей» сотруднику полиции. Ответ полиции других стран: этот гражданин вышел бы через окно, и без разницы, кто он – артист, депутат или еще кто-то. Кто бы он ни был, он выйдет через окно и будет самым серьезным образом наказан. Но, говорят американцы, этого у нас не произойдет, он сам выйдет, потому что знает, насколько жестко к нему могут быть применены меры.
Закон на то и Закон, что действует одинаково для всех. Действует неотвратимо и беспристрастно. И это, пожалуй, главная наша цель. Потому что без Закона – нет государства, нет независимости и нет свободы.
Автор: Станислав Речинский, «ОРД»
Tweet