Война не все спишет

Девятнадцать лет назад последний советский солдат покинул истерзанную многолетней войной землю Афганистана. Трусость и героизм, дружба и предательство. Война разделила воинов-интернационалистов на две неравные части. Большинство честно выполнили свой, пусть не всегда понятый чиновниками, воинский долг. Другие жили по понятию «война все спишет». Кому-то преступления сходили с рук, остальных карал военный трибунал. Гибли и военные юристы. Да, они не ходили в атаки, не сидели в засадах. Зато довольно часто выездные заседания трибунала обстреливали. Нередко под огонь душманских «стингеров» попадали БМП и «вертушки» со следователями и судьями, направлявшимися вершить правосудие в отдаленные гарнизоны. Осенью 87-го погиб, прикрывая отход товарищей, старший следователь военной прокуратуры днепропетровец Евгений Евсеев, посмертно награжденный орденом «Красной звезды».

Преступления среди военнослужащих ограниченного контингента, чего скрывать, были. Причем самые разные — воровство, «дедовщина», неисполнение приказа, трусость. Самыми страшными считались дезертирство и хищение военного имущества.

Чужие среди своих

По словам председателя военного суда Днепропетровского гарнизона Василия Коваленко, отслужившего два года адвокатом-юрисконсультом военного трибунала 40-й армии, в боевых частях уголовные преступления случались крайне редко. В основном судили за неосторожное обращение с оружием. Своих подзащитных, Недогарко и Кондрашина, Василий Коваленко помнит до сих. Два негодяя, служившие в роте обслуживания бригады спецназа, за несколько месяцев продали душманам 24 цинковых ящика с патронами самого ходового калибра—7,62. На суде они утверждали, что патроны варили (после этого они безопасны. — Авт.) и продавали пакистанским белуджам. Агентурные данные контрразведки свидетельствовали о прямо противоположном. Более того, факты подтверждали, что с этим боезапасом воевали против солдат именно той бригады. Поражает откровенный цинизм и полное непонимание содеянного одним из осужденных, который в последнем слове больше всего переживал по поводу предъявленного ему громадного материального иска, — 69 тысяч рублей:

— Я до конца дней не рассчитаюсь. (По существующим тогда законам за хищение военного имущества полагался коэффициент 10, т.е. сумма похищенного увеличивалась в десять раз. — Авт.)

О погибших по их вине однополчанах подонки даже не задумывались. После суда к Коваленко подошел сержант-осетин с орденом на груди и, едва сдерживаясь, спросил: «Почему не расстреляли?» (преступники получили 6 и 8 лет соответственно. — Авт.).

— Я попытался объяснить, что УК предусматривает не более 10 лет, — рассказывает Василий Дмитриевич.

— Ничего, мы сами разберемся…

Чтобы не допустить самосуда десантников, осужденных под усиленной охраной быстро переправили в Кабул, а оттуда на родину.

К слову, самосуды редко, но случались. На скамью подсудимых, например, попал сержант, проломивший череп сослуживцу за украденный у командира очень почитаемый нагрудный знак «За разминирование».

Свой среди чужих

Но невозможно оправдать и понять ненависть к своим однополчанам, стране, наконец, восемнадцатилетнего парня, призванного, пусть не на праведную, войну. Чем можно оправдать добровольный переход с оружием к душманам рядового Демиденко? Трусостью, нежеланием воевать? Нет. В Пакистане он обучал новобранцев обращению с оружием, позже возглавил одно из подразделений банды своего тестя. Да-да, парень успел там жениться и принять ислам. И воевал против своих бывший солдат Советской армии грамотно, как учили. Лично из гранатомета сжег танк, мучил, допрашивая и издеваясь, над пленными бойцами. О его жестокости ходили легенды. Сбежала, не выдержав побоев, жена. И это в мусульманском мире! Демиденко избил даже своего подчиненного моджахеда, уснувшего на посту. Наши давно за ним охотились, предлагая обменять его даже на трех пленных полевых командиров. Душманы не соглашались. При оперативной разработке контрразведчики вышли на «обиженного», и тот «сдал» командира.

На суде изменник, по словам В.Коваленко, вел себя дерзко, его последними словами были:

— Ненавижу вас всех.

Демиденко расстреляли в Ташкенте.

Альтернатива: сломанная челюсть или цинковый гроб

— Офицерский костяк армии, — считает Василий Коваленко, — был боевой, настоящий. Командиры боевых частей о подчиненных, среди которых попадалось много откровенно слабо подготовленных бойцов, заботились по-отцовски, учили. Порой отнюдь не по Макаренко.

Коваленко довелось защищать старшего лейтенанта, командира роты, на которого десяток подчиненных (туркменов и узбеков), написали коллективную жалобу о его рукоприкладстве. В суде выяснилось, что многие из солдат в обороне плохо окапывались и укрепляли свои позиции. Понятно, что потери среди бойцов от пуль и осколков, не говоря уже об убойной силе взрывной волны, росли. Исчерпав словесный запас, старлей перешел на очень убедительный язык кулака. В итоге — жалоба и … отсутствие потерь в его роте на боевых операциях. Ротный получил условный срок и продолжал воевать.

Случалось, офицеров по-крупному «подставляли». На скамье подсудимых трибунала оказались командир роты, его замполит и два прапорщика, которым инкриминировался разбой с применением оружия. Как заявил крупный афганский бизнесмен, к нему ворвались четверо вооруженных людей в масках и с пистолетами, крепко избили, унеся из дома крупную сумму денег, золото и драгоценности. Налетчики говорили между собой по-русски. Афганец передал следователям прокуратуры содержание разговоров, по которым преступников быстро «вычислили». Ими оказались военнослужащие …элитного кабульского спецназа.

В суде выяснилось много неточностей и несовпадений. Например, подсудимые документально доказали свое присутствие в другом месте во время нападения. А почему признались в преступлении во время следствия? Увы, даже там к арестованным применялись недозволенные методы допросов, а попросту говоря, пытки и истязания. Что характерно, все они, в принципе, могли сбежать с гарнизонной «губы». Один из них, прапорщик Арчаков, во время спецопераций лично зарезал и задушил двадцать два моджахеда. И двадцать третьим мог запросто стать солдат караульной роты. Все они верили: разберутся. Разбирались почти два года! И оправдали вчистую. Оказывается, начальник кабульского царандоя (местная милиция. — Авт.), имевший «зуб» на того бизнесмена, предложил нашим за большие деньги с ним посчитаться. Те отказались. Но разборка все-таки состоялась, причем налетчики переговаривались между собой так, чтобы стало ясно, кто есть кто.

Конечно, были и те, чья деятельность противоречила не только высоким армейским должностям, но и Уголовному кодексу. В Ташкентском военном трибунале судили за контрабанду наркотиков, денег и оружия четырех старших офицеров, один из которых был начальником штаба дивизии, а второй редактором(!) дивизионной газеты.

— Но, повторяю, такие случаи были редкостью, — считает Василий Коваленко. К счастью, большинство из офицерского корпуса — нормальные люди, не запятнавшие на войне свою офицерскую честь.

Выжить любой ценой

Пусть редко, но судили в трибунале и трусов. Девиз «Любым путем, хоть через больницу или тюрьму, но выжить» выполнялся по-разному.

Не сумевшие подавить патологический страх, стрелялись, раня себя в безопасные для жизни мягкие ткани. Другие внутримышечно вкалывали шприцами всякую гадость, вызывая нарывы и даже заражение крови. Третьи пили мочу, инфицированную вирусным гепатитом. Четвертые просто грабили военные кафе или столовые, не особо стараясь заметать следы. На суде многие откровенно признавали: «Да, я трус, отправьте домой, хоть к черту на кулички. Я на войне не останусь». Но, по большому счету, все зависило от командира, его умения общаться с подчиненными.

Непростая обстановка сложилась в батальоне охраны штаба 40-й армии. Достоянием трибунала стали уголовные дела по фактам воровства из офицерского кафе, «дедовщины», неосторожного обращения с оружием. Вновь назначенный комбат капитан В. Можаровский, по словам Василия Коваленко, человек слова и дела, толковый и решительный офицер, в короткий срок «бардак прекратил». Ныне генерал Владимир Можаровский командует войсками Южного оперативного командования Украины.

Военный трибунал 40-й армии состоял из шести судей, включая председателя и его заместителя, четырех судей и пяти адвокатов-юрисконсультов.

Кроме того, в четырех городах Афганистана, где дислоцировались крупные воинские соединения советских войск, имелись гарнизонные трибуналы.

Восемьдесят процентов дел рассматривались непосредственно в расположении воинских частей, где арестованные содержались на гауптвахтах. Там, где их не было — в ямах и даже в железных бочках из-под горюче-смазочных материалов. Из-за сильной жары люди, находившиеся там, теряли сознание, случалось, просто умирали.

Владимир Овдин, Днепропетровск, Зеркало недели