Женские тюремные записки: Вырастить зверя
Тюрьма – это как театр, а мы там все должны под плетью Карабаса Барабаса разыгрывать комедию
ТЮРЬМА ИСПРАВИТ КАЖДОГО НЕВИНОВНОГО
«Господи, дай мне силы с душевным спокойствием встретить все, что принесет мне наступающий день…» Эти слова я повторяла каждый вечер, каждое утро, все время. И спокойствие приходило, потому что каждому человеку дано нести такой груз, который ему по силам, и не больше.
Летом у моих девочек, как и у всех школьниц, наступили каникулы. Конечно, воспитатель приносила нам всякие задания: прочитать книгу, нарисовать рисунок или еще что-то. Я уже давно отметила для себя, что если человек не может себя чем-то занять, то он начинает превращаться в нечто ужасное, в зверя. Он начинает жить какими-то первобытными инстинктами, как животное. И это относилось ко всем, взрослым и детям. Как только ты перестаешь занимать себя чем-то, наступает пустота, а вслед за этим злоба и отчаяние. Потому что в этой пустоте тебя начинает окружать только тюрьма. А это и есть цель каждого такого заведения: вырастить из тебя зверя. «Тюрьма исправит каждого невиновного», – кто это сказал, я не помню, и дело не в том, что совершил человек: обманул, украл, убил. Дело в том, что ему еще надо найти силы, чтобы не стать зверем, не привыкнуть к этому питомнику, остаться человеком и сохранить свой свет.
В этот год к нам зачастили проверки. Кто только не приезжал: и из управления, и из прокуратуры по надзору, и комиссии по правам человека, и какие-то студенты, и иностранцы. И каждый раз нам надо было что-то изображать. Всегда хотелось спросить: зачем мы это делаем? Зачем перед приходом комиссии мы вылизываем камеру до блеска, как будто это что-то изменит, сидим за пустым столом при выключенном телевизоре и делаем вид, что мы все счастливы и нам тут очень хорошо? Зачем? Или когда мы попадаем в тюрьму, мы становимся роботами, которые живут с 6 утра до 10 вечера?
Для комиссий мы не должны были смеяться, улыбаться, на наших лицах должно было быть только одно выражение: тупое. Хорошо, если еще у вас на лице можно разглядеть раскаяние, только оно мало кого интересует. Все мы там для всех преступники. Нас надо опасаться, когда заходите в камеру, ведь мы можем напасть, разорвать вас на клочки. Нам чужды нормальные человеческие отношения, нам чужды слова: любовь, вера, честь. Но только опять вопрос: скажите, в тюрьму попадают люди не из нашего общества? Да, там много зла причиняют друг другу, но не меньше и не больше, чем здесь в нормальной жизни, и я это знаю.
Я помню, как в одной из камер одна девушка на вопрос чиновника, по какой статье она сидит, ответила:
– Статья 159.
– Мошенница, что ли? – спросил ее «юридически» подкованный чиновник.
На что она ответила:
– Нет, я юрист и просто работала.
И вот сейчас я тоже задаю себе вопрос: кому нужны все эти кривляния? Тюрьма – это как театр, а мы там все должны под плетью Карабаса Барабаса разыгрывать комедию, только вот конец у этой комедии всегда, ну почти всегда, очень и очень грустный. Ведь у каждого актера этого «погорелого театра» один и тот же финал.
Конечно, были бунтари, такие вот свободные в душе люди. И бунт этот заключался не в потоке матерной брани в сторону администрации, нет – это был либо смелый взгляд, либо сказанная фраза, но неугодная «вершителям судеб». Зато если ты, как овца, идешь на заклание, то да, тогда ты преступник, но система тебя исправила и будь благодарен этой системе – за свое светлое будущее.
ВЕСЕЛЫЕ СТАРТЫ
В летние дни мы старались не скучать. Так, на выходных мы устраивали всякие конкурсы, и даже в несколько раз провели «Веселые старты». Было действительно очень весело. Я продолжала заниматься с девочками всем, что было бы им интересно. В выходные нас водили в их школьный класс смотреть фильмы на диске. В классе был большой телевизор, да и выбор был, можно посмотреть что-то новенькое. Девочки всегда предоставляли мне право выбрать. Я выбирала фильм, коротко описывала сюжет и предлагала его к просмотру. Их во всем нужно было контролировать. Стоило мне не пойти, как тут же ставился какой-нибудь ужастик, и вот вам все развитие.
К лету мы пришли к тому, что мат стал вообще запрещен в нашей камере. Да, я горжусь собой, что смогла это сделать. Но еще я больше горжусь за этих девчонок, которые тоже смогли показать всем, что они могут жить по-другому, что они хотят жить по-другому. Только не клеймите их заранее и не заставляйте участвовать в этих представлениях.
В один из летних дней к нам приехала очередная проверка. Проверяющих было очень много, в основном это были представители других изоляторов. Так вот, самый главный, войдя к нам в камеру, не поздоровавшись, спросил:
– Ну что, кто у вас тут кому ноги моёт и кто за кем убирает?
– Вы знаете, у нас тут никто ни за кем не убирает, и ноги мы моем себе сами, а где вы этого понахватались, я не знаю. – Мой ответ был дерзкий, потому что мне надоело терпеть такое.
– А Вы здесь типо «смотрящая»? – продолжал проверяющий.
– Я не «смотрящая», а просто старшая по камере, и права у меня такие, как и у всех девочек.
Потом проверяющий стал спрашивать девочек об их правах в тюрьме, потом об их обязанностях. В итоге после проверки мы неделю учили наизусть все пункты наших прав и обязанностей, чтобы в следующий раз проверяющий остался доволен.
Когда мой срок пребывания перевалил за два года, я осознала, что уже полностью свыклась со своим положением. Я просто жила, да, в четырех стенах, по распорядку дня, постоянно себя заставляя изображать счастье на лице, но зато у меня уже ничто не болело, вот только тоска по маме оставалась.
И вот сентябрь, долгожданная осень. Я не любила лето в тюрьме, и не потому, что было жарко, нет. Я не могу передать это чувство тоски, когда летним вечером ты стоишь у окна с решеткой и смотришь на закат солнца. Ты дышишь этим вечерним воздухом, слушаешь где-то там в другом мире шум города, и вот на тебя опускается волна чувств, потому что именно в эти минуты ты и понимаешь всю суть происходящего. Хочется кричать во все горло, рыдать и рвать на себе волосы, но ты стоишь и только вдыхаешь запах еще одного уходящего дня.
ОТЕЦ
Первое заседание суда было назначено на 21 сентября. Это был воистину праздник. Я ехала в суд, как на парад. На суде мы опять заявили ходатайства об изменении меры пресечения, потому что так надо заявить. Составили расписание почти до конца года, то есть получалось, что мы должны были ездить в суд два раза в неделю, во вторник и в четверг. Я была счастлива, так как четверг был «голым» днем, и мне не надо было стоять в простыне и вертеться в одном нижнем белье перед фельдшером и воспитателем. И вот опять автозаки, конвойки, суды, утром и вечером разговоры на сборке и встречи со старыми знакомыми. Ну и что, все это ерунда, для меня каждый выезд был праздником, потому что это был единственный шанс увидеть сестру. Ведь уже более двух лет мы сидели вместе – с одной стороны, и порознь – с другой. Наша мама все так же продолжала ходить к нам на свидания, приносить передачи и «делать магазины». Мы жили только ради друг друга, мы не плакали на свиданиях и при встречах в конвойке в суде. Потому что, когда мы были вместе, – это было счастьем для нас, и слезы лить было неуместно. Мы ждали и терпели, сохраняя спокойствие, отчасти смирившись с этой тяжестью, которая легла нам на плечи, потому что каждый из нас понимал, что должен нести свой крест, и права упасть у него нет.
А потом случилось то, что чуть не сломало меня. В один из тех уже осенних дней я пошла звонить домой. Я как всегда шла и улыбалась, так как знала, что услышу голос мамы.
– Привет, мамуль! Ну как у тебя дела?
– Здравствуй! Ты знаешь, наш папа два дня назад почувствовал себя очень плохо и пошел в больницу. Доктор попросил меня ему позвонить по результатам обследования. Он сказал, что у папы подозрение на рак.
Мир уходил у меня из-под ног. Я больше ничего не слышала, слезы просто застилали мне глаза, я слышала, что мама плачет, а сама боялась даже всхлипнуть, чтобы мама не слышала этих рыданий у автомата. Я поняла, что в ближайшие дни мама сделает передачу и сразу уедет к отцу, так как необходимы обследование и операция. Я все это слышала, но я поняла, что мама на самом деле хотела мне сказать: «У нас умирает отец!».
Tweet
