Откуда и почему взялось евро, и что с ним будет дальше

Если вы живете на Южной Борщаговке и покупаете там яблоки на рынке, вам не придет в голову кричать о том, что у вас нарушился торговый баланс в пользу импорта. Более того, в реальной жизни вряд ли кому-то будет интересен и полезен ВВП Южной Борщаговки. Но если бы на Южной Борщаговке было свое государство…

…оно бы обязательно подсчитывало ВВП, торговый баланс, беспокоилось бы о занятости, уровне цен и защите отечественного производителя. Если бы оно еще и выпускало деньги, то на Борщаговке был бы центробанк, возникли бы проблемы валютных курсов и сальдо торгового баланса, не говоря уже об инфляции.

Южная Борщаговка вскоре стала бы уважаемым государством с уважаемыми проблемами, а ее пресса и телевидение взахлеб обсуждали бы нешуточные беды и неприятности, о существовании которых, заметим, никто и не подозревал, пока там не было государства. Граждане с удивлением обнаружили бы множество запретов и регулирующих норм и с энтузиазмом включились бы в политическую борьбу за то, что же еще, как именно и кому именно запретить и кого еще как следует отрегулировать, чтобы, наконец, привести в равновесие показатели, за которые самоотверженно борется правительство.

Я почти не утрирую. Именно таково содержание политэкономической жизни современного государства. Она представляет собой набор показателей и набор «государственных политик» – сообщающихся сосудов, противовесов и рычажков, за которые можно тянуть, приводя в действие всю систему.

Причина существования этой системы не экономика и человеческая деятельность, а потребности государственной отчетности, выборов и политических кампаний. Но работа этой системы оказывает самое непосредственное влияние на реальную жизнь. Именно поэтому показатели и рычажки являются объектом постоянного интереса сменяющих друг друга политэкономических групп, сам факт существования рычажков порождает эти группы.

Сегодня победили сторонники рычажка «А», на короткое время они получат прибыли, потом систему начнет лихорадить, победят сторонники рычажка «Б» и колбочки «В», их сторонники получат свой бенефит и так далее до бесконечности. 99% того, что мы читаем в экономической прессе и того, о чем рассуждают «ведущие экономисты» есть описание этого увлекательного процесса.

Так вот, европейская валюта евро – это порождение этого процесса. А то, что с ней сегодня происходит — это результат столкновения увлекательного процесса с реальностью.

Ну, а теперь посмотрим, как именно это происходило.

Крах Бреттон-Вудса

Разумеется, архитекторы единой Европы после Второй мировой войны имели в своих планах создание общей валюты, однако, практическое начало этого процесса имеет точную дату — декабрь 1969 года, Европейский саммит в Гааге. С чем связана эта дата помимо замыслов строителей единой Европы?

Здесь нужно сделать короткое отступление и сказать, что «цивилизованный мир» несколько предыдущих столетий жил при единой валюте. Этой валютой были драгоценные металлы — золото и серебро. Денежной единицей был вес драгоценного металла. Надписи на «национальных» банкнотах (доллары, фунты, франки) обозначали, всего лишь, тот вес металла, на который эти бумажки можно было обменять.

Эта система, несмотря на многочисленные недостатки, связанные, прежде всего, с возможностями правительств вмешиваться в ее работу, стала основой экономического роста и прогресса, особенно в 19 и 20 веках. Однако, для государств металлический стандарт был очень невыгоден, так как сильно свзяывал их в желании нести свет и радость людям и в возможностях бороться за показатели. В общем, весь 20-й век ушел у государств на то, чтобы избавить «свои» валюты от золота и это отдельная и интересная история.

Наша же история начинается с кризиса последней международной валютной системы, известной, как Бреттон-Вудская система, которая была хоть как-то привязана к золоту. Сильно упрощая, можно сказать, что суть этой системы сводилась к тому, что только доллар США обменивался на золото, причем, обменивался по фиксированной цене 35 долларов за унцию, только на слитки и только в расчетах между центробанками стран-участников системы. Остальные валюты обменивались на доллар по фиксированным курсам.

Существование этой системы никак не ограничивало аппетиты ФРС и американского государства. Все время после Бреттон-Вудского соглашения они радостно наводняли мир американским долларом. Иностранные центробанки добросовестно меняли этот доллар на золото и уверенно сокращали золотой запас США, который после сразу Второй мировой войны был самым большим в мире, а потом начал стремительно таять. Кроме того, нужно было поддерживать цену 35 долларов за унцию золота, на этой цене держалась вся система. Поэтому американцам приходилось проводить интервенции на иностранных биржах, торгующих золотом, на которых частные лица (американцам было запрещено иметь золото) из других государств обменивали имеющиеся у них доллары на золото.

Что-нибудь вместо Бреттон-Вудса

В 1968 году прозвучал первый звонок — Бреттон-Вудская система была сильно изменена — государства-участники отказались от сделок с золотом на свободном рынке, превратив систему в закрытый «междусобойчик». Стало ясно, что Бреттон-Вудс обречен. У европейцев, которые страдали от избытка «евродолларов», появились все стимулы задуматься о «своей» валютной системе, что и было продекларировано в Гааге в 1969 году.

Отметим здесь противоречивость желаний политэкономических элит. С одной стороны, после краха Бреттон-Вудса слишком велик был соблазн наконец-то получить в полное управление рычажок с надписью «деньги», до этого времени ограниченный золотом. С другой стороны, в Европе еще сохранились политические силы и экономисты, выступающие за твердые валюты.

Желание «отвязаться от золота» и одновременно иметь твердые деньги — вот ключ к пониманию процесса, который привел к появлению евро и который, на самом деле, еще продолжается. Как мы увидим, фактически это был эксперимент, призванный дать ответ на вопрос — способны ли политические приказы (фиатные деньги) заменить законы природы (золотые или шире – товарные деньги).

В 1971-м году Бреттон-Вудс рухнул. За ним последовала попытка создать систему на основе фиксированных курсов, которая тоже провалилась и к 1973 году мир вошел в эпоху неразменных денег и плавающих курсов. Эти перемены ознаменовались знаменитой инфляцией 70-х.

Мир оказался в ситуации, весьма напоминающей 30-е годы, когда Рузвельт фактичсеки парализовал и без того куцый к тому времени золотой стандарт. Это было время торговых войн, валютных блоков и соревнования девальваций. Все помнили, к чему это привело.

Поэтому к 1979 году в Европе оформились группы давления, заинтересованные в остановке инфляции и прекращении скачков валютных курсов. Это были разные группы, но, понятно, что их основу составляли трейдеры, банкиры и инвесторы. Усилия этих групп привели к созданию Европейской валютной системы (ЕВС) и появлению расчетной единицы ЭКЮ в рамках этой системы. Интересно, что в более консервативной в финансовом отношении Европе до учреждения ЕВС и ЭКЮ бродили идеи «привязки» этой расчетной единицы к золоту (то есть, фактически, идеи создания новой полноценной валюты), однако, они так и не получили поддержки.

ЕВС фактически представлял собой систему фиксированных обменных курсов (с коридором в 2%), а основанный на корзине валют стран-участниц ЭКЮ, который существовал только в безналичном виде, был инструментом этой системы.

Особенностью ЕВС было то, что она не была системой фиксированных курсов, скажем так, в ее классическом виде, в котором центробанки обязуются поддерживать валюту друг друга (что на практике означает, например, обязательство покупать падающую валюту соседа). ЕВС была основана на обязательствах центральных банков поддерживать стабильность только своей собственной валюты, а роль «системного интегратора» играл «корзинный» ЭКЮ.

Собственно говоря, ЕВС должна была решать задачу согласования малосогласуемых на практике вещей — сохранения национальной инфляции при стабильном курсе валюты. С одной стороны, государства хотели продолжать практику перераспределения путем инфляции, с другой — пользоваться благами стабильного курса. Теоретически это было бы возможно, если бы всем центробанкам удалось согласовать темпы эмиссии.

Однако, это оказалось очень непросто. С 1979 по 1983 «фиксированные» курсы пересматривались 9 раз. С 1987 по 1992-й (после того, как центробанк Франции прекратил слишком уж инфляционную политику) наблюдалась относительная стабильность, после чего последовали девальвации валют Испании и Ирландии, а в 1993-м фактическая девальвация фунта (а затем и франка) и выход Британии из ЕВС.

Плохой Бундесбанк

Проблемой для ЕВС оказались не столько инфляционисты, сколько сторонники твердых денег. Главным таким сторонником был Бундесбанк. Валюты стран-участниц ЕВС все время падали относительно марки, то есть, Бундесбанк регулярно печатал меньше денег, чем все остальные. В такой системе, как ЕВС это вынуждало остальные центробанки ориентироваться в эмиссии на Бундесбанк и, следовательно, сокращало инфляционные аппетиты.

Причины такого поведения Бундесбанка лежат в новейшей немецкой истории. Основой «немецкого чуда», поднявшего страну из руин в конце 40-х, была твердая марка, политика сбалансированного бюджета, жесткая финансовая дисциплина. Немецкая либеральная традиция, которая, казалось, навсегда была прервана Гитлером, восстановилась в лице Людвига Эрхарда — «отца» немецких экономических реформ. Эрхард был учеником Франца Оппенгеймера, одного из авторов «военной» теории происхождения государства и предшественником того, что сейчас называют «анархо-капитализмом».

Сам Эрхард был далек от анархизма, но будучи учеником такого экономиста, он не мог иметь иллюзий относительно того, как, для чего и почему функционирует государство. Это позволило ему правильно расставить приоритеты и такими приоритетами стали финансовая дисциплина и твердая валюта — то есть, то, что лучше всего естественным путем удерживает государство в рамках и, следовательно, создает условия для экономического роста. Не будем также забывать, что немцы пережили две удалые гиперинфляции — в 20-х и после Второй мировой, что сильно ослабило их любовь к проинфляционной политической риторике.

В общем, через некоторое время практика ЕВС показала, что с Бундесбанком нет никаких проблем, поскольку сам Бундесбанк и есть проблема. Все последующие события в нашей истории связаны с попытками свести роль этого учреждения и его «неправильной» политики к минимуму.

Нужно сказать, что «мочить марку» начали сами немцы. Так, канцлеру Колю приписывается зловещая роль в этом процессе, считается, что он пожертвовал твердой маркой, настояв на льготном обмене восточных марок на западные при объединении Германии. Однако, главным шагом на пути к усмирению Бундесбанка стало введение евро.

Убийство марки

Введение евро не является неким закономерным этапом, наступившим после ЕВС. Существование ЕВС никак не предполагало появления единой европейской валюты. Не экономическая целесообразность и развитие практики ЕВС (которая оказалась провальной, так как закончилась при валютном коридоре в 15%, что, мягко говоря, уже слабо напоминало фиксированные курсы) привела к появлению евро. Евро появилось в результате политического компромисса между сторонниками интеграции и группами, поддерживающими Бундесбанк.

Этот компромисс состоял в том, что с одной стороны страны-участники теряли свой денежный суверенитет, передавая право эмиссии вновь созданному Европейскому центробанку. С другой, чтобы уговорить немцев присоединиться к проекту, ЕЦБ был наделен соответствующей независимостью, перед ним была поставлена единственная цель «поддержания уровня цен», запрещено покупать облигации стран-участниц и оказывать финансовую помощь странам и компаниям с целью предотвращения банкротства (правило « no bailout”). То есть, ЕЦБ был такой себе более слабой версией Бундесбанка.

Все это было торжественно оформлено в Маастрихстских соглашениях и в 1999 году на европейской финансовой сцене появилось евро. В реальности Маастрихт и евро были поражением Германии и Бундесбанка и победой евробюрократов. Понятно, что в самой Германии были мощные силы, такие, к примеру, как профсоюзы или германский автопром, которые тоже были больше заинтересованы в интеграции, чем в твердой марке, поскольку они теперь диктовали общеевропейские стандарты в своих отраслях и получили возможности ограничить конкуренцию в свою пользу.

Интересно, что к тому времени европейские государства несколько изменили свои приоритеты в способах обеспечения своей жизнедеятельности. До ЕВС таким приоритетом была инфляция. Бундесбанк сильно умерил инфляционные аппетиты государств, но они нашли новое эльдорадо в виде государственных займов (можно было бы сократить государственные расходы, но кто же пойдет на такое!). Государственный долг начал расти повсеместно именно в период существования ЕВС и после него. Поэтому введение евро не ознаменовалось, как ожидалось, ростом инфляции, государства удовлетворились практикой займов.

Евро и кризис госдолга

Как известно, страны PIIGS (Португалия, Ирландия, Италия, Греция, Испания) в настоящее время испытывают среьезные проблемы с суверенным долгом, в отношении Греции идут разговоры о дефолте. Сейчас ЕС пытается решить эти проблемы политическими и "экономическими" путями, для нас же важен тот факт, что ЕЦБ в нарушение правила no bailout прибегнул к эмиссии. Почему так случилось?

Давайте посмотрим на график и вернемся к нашему тезису о том, что государственные политики есть набор взаимосвязанных рычажков, противовесов и сообщающихся сосудов.

При этом, современные неразменные деньги, что крайне важно, для государства тоже изменяемая величина (именно поэтому они и существуют), это рычажок, за который можно «тянуть». Когда мы имеем дело с национальным государством, все его рычажки хоть как-то связаны между собой. Макроэкономика, которая является религией государств, утверждает, что возможно такое состояние дел, когда умелое регулирование «экономических параметров» государством приводит экономику в состояние равновесия. Не будем останавливаться на том, насколько действительно такое равновесие необходимо.

Отметим лишь, что на практике, конечно, никакого равновесия никогда и нигде не было и его в принципе и быть не может, – регулирование в одном месте всегда вызывает проблемы в другом и потребность в новом регулировании и так до бесконечности. «Настройки экономики» не происходит, лишь постоянно увеличивается общий объем регулирования.

Но, тем не менее, все эти «политики», рычажки и колбочки в случае национального государства хотя бы управляются из одного центра и в краткосрочном периоде могут быть хоть как-то согласованы для ситуации конкретной страны. Грубо говоря, набор регулируемых государством параметров в каждой стране требует своего уникального положения всех рычажков, включая рычажок «деньги». В случае же ЕС положение рычажка «деньги» одинаково для всех, но, при этом, для каждой страны имеются совершенно разные бюджетные, фискальные, социальные и прочие и прочие политики.

Разумеется, долго так продолжаться не может. Все знают, что современные финансы основаны не на реальности, а на доверии, то есть, являются, по сути, лотореей, «договором пари» или просто легализованным надувательством. Любые серьезные неприятности в одной части системы обязательно отражаются на системе в целом, люди немедленно начинают задумываться, не пора ли бежать из пирамиды и прикидывают, как бы забрать наконец-то свои деньги из банка, – в общем, люди ведут себя прямо противоположно тому, что рекомендуют «ведущие экономисты».

В этот момент кредиторы вспоминают, что Греция есть Греция, а Германия есть Германия. Кредиторы были согласны давать деньги Греции под 2% когда все было спокойно, потому, что это те же самые евро, что и в Германии. Но в неспокойные времена кредиторы предпочитают подстраховаться. Кредиторам говорят: «у нас же действует правило no bailout! Грекам никто не даст денег, так что покупайте их облигации по 2%!» «Конечно, конечно, правила у вас, ага» – говорят кредиторы и покупают по 15%. И делают правильно, потому, что в итоге, правило « no bailout” посылается в пень, ЕЦБ уступает «политической целесообразности» и деньги печатаются.

Этот график также показывает, почему евро — не золото. Часто приходится слышать, что поскольку золотой стандарт это то же самое, что и единая валюта, то чем, мол, тогда единая валюта по имени евро хуже золотого стандарта? Так вот, в случае золотого стандарта (для простоты примем золотой стандарт без отягчающих обстоятельств в виде «национальных» валют и центробанков) при прочих равных в периоде с 1999-го (допустим, в этом году вместо евро был введен золотой стандарт) по 2008-й графики доходности облигаций разных стран никогда не совпали бы в такой приятной гармонии.

Германия и Франция все это время были бы с низкими процентами, Греция, Ирландия и прочие — с высокими. И не нужно было бы никаких ЕЦБ и правил « no bailout”. Кредиторы и так прекрасно знали бы, что деньги из воздуха не появятся, так как законы природы таковы, что физически их предложение невозможно быстро увеличить.

Поэтому кредиторы в системе с товарными деньгами вроде золота просто никогда не дали бы государству-транжире типа Греции в долг под низкие проценты и, в итоге, не было бы никакого долгового кризиса. Когда же предложение денег определяется не законами природы, а законами политическими, кредиторы дадут деньги Греции, поскольку они понимают, что политические законы, какими бы строгими и нерушимыми они не казались, могут быть отменены или обойдены.

Я уже не говорю о том, что у кредиторов есть опыт наблюдения за тем, как выполняются Маастрихсткие соглашения. Плохо выполняются. И потому в случае шухера они тут же перестают покупать греческие облигации по 2 и покупают их по 15, поскольку знают, что bailout будет в любом случае, несмотря на всякие правила. Собственно, график показывает, что очередной эксперимент «что сильнее — политические законы или законы природы» можно считать законченным в пользу законов природы.

Что будет дальше

Дальнейшая судьба евро будет решаться тоже политическим путем. Очевидный и логичный путь — унификация всех государственных политик, сведение управления всеми «рычажками» в один центр. Это означает полную ликвидацию остатков национальных суверенитетов и строительство европейской империи. Сейчас раздается очень много голосов в пользу этого варианта. Правда, говорят они только об унификации, а не об империи, но, понятно, что одного без другого не бывает.

Европейская конституция, замаскированная под лиссабонские соглашения, потихоньку вступает в силу. В 2014 году вступят в силу некоторые чисто имперские положения, например, о праве выхода из Союза. Теперь, чтобы выйти из ЕС нужно будет решение Совета, принятое квалифицированным большинством, то есть, 55% голосов членов Совета (минимум 15 стран), эти страны должны представлять минимум 65% населения Союза. Любые другие четыре страны могут заблокировать это решение. То есть, ЕС превратится в междусобойчик с правилом «вход-рубль, выход-два». Таким образом, до того, как это случится, элиты должны определиться, в какую игру они будут играть.

Мы сейчас находимся в начале процесса переформатирования ЕС под действием кризиса, в нем только формируются векторы и игроки. Однако, можно назвать несколько очевидных факторов, которые будут определять события.

Во-первых, государства всегда и везде развиваются по логике раковой опухоли и это сильно облегчает задачу прогнозирования. Это, так сказать, стратегическое обстоятельство. В нашем случае это означает принципиальную заинтересованность части европейских элит в новой европейской империи.

Евросоюз с правосубъектностью государства — это, прежде всего, новый должник с чистой репутацией. Такая система должна быть создана хотя бы для того, чтобы продолжать гонку долгов, теперь уже не в рамках национальных государств, которые по уши в долгах, а в рамках Союза в целом (только ленивый еще не высказался в пользу евробондов). С другой стороны, ЕЦБ, «независимость» которого теперь уже можно смело оплакивать, открывает новые невиданные возможности для инфляции, опять-таки, в масштабах всего Союза.

Во-вторых, мы уже можем смело попрощаться с твердым евро. ЕЦБ, как и предполагалось, не стал «европейским Бундесбанком».

В-третьих, реформы, которых сейчас требует ЕЦБ от попавших в беду стран, скажем так, направлены не на решение проблемы, а на получение необходимой отчетности за некоторый период. План евробюрократа и мейнстримного экономиста Марио Монти, ставшего техническим премьером Италии — яркий пример этого подхода. «Жесткая экономия», предлагаемая Монти, внутренне противоречива. Она не решает проблему экономического роста, отсутствием которого страдает Италия, некоторые ее меры в виде повышения налогов, прямо направлены против роста экономики.

Это, скорее, фискальный план, а не план реформ. Вполне вероятно, что Монти удастся погасить задолженность Италии на некоторую сумму, что будет преподнесено, как большая победа, но затем все вернется на круги своя, так как причины сохранятся. Нет никаких оснований полагать, что в других странах будет как-то иначе, ни у национальных элит, ни, тем более, у евроинтеграторов нет никакой заинтересованности в реальном реформировании экономики, они уже давно объявили экономические реформы «политически невозможными».

В-четвертых, нужно понимать, что большинство «периферийных» стран вступало в ЕС не столько для стимулирования собственного роста, сколько для сохранения статус-кво, проще говоря, они вступали не для того, чтобы развиваться, а для того, чтобы ничего не делать. В одиночку поддерживать высокий уровень государственных расходов и «социальных» платежей им было затруднительно, вот они и расчитывали в этом деле на помощь ЕС. Теперь, когда ЕС находится перед угрозой политики экономии, элитам этих стран придется задуматься над тем, какую игру вести.

В-пятых, в случае гипотетического ухода «периферии» развитые страны тоже теряют преимущества Союза. Развитые страны, как мы говорили, выигрывают от того, что являются законодателями стандартов, которые подавляют конкуренцию. Собственно, сделка между развитыми и периферийными странами, на которой держится ЕС, может быть сформулирована, как «подавление конкуренции в слабых странах в обмен на финансовую помощь». Если слабые страны уйдут, то для сильных стран Союз тоже потеряет значительную часть своей привлекательности.

В качестве вывода можно сказать, что если бы ЕС был завершенным проектом, то можно было бы смело говорить о его крахе. Однако, к сожалению, это не так. У евроинтеграторов пока еще есть большой идейный резерв в виде недостроенной империи, сейчас они активно объясняют всем, что империя с ее унификацией государственной политики, сможет решить проблемы, с которыми столкнулся Союз.

Поскольку мы находимся в точке, когда формируются интересы и, собственно говоря только возникают обстоятельства в которых они формируются (например, теоретически возможны изменения политики США после выборов в этом году), то сказать, как именно будут развиваться события невозможно. Практически равновероятны как долгое и мучительное переформатирование ЕС в некий конгломерат стран с разной степенью интегрированности, так и стремительное строительство унифицированной империи.

Поскольку корень проблемы находится в необеспеченных фиатных деньгах и, следовательно, как мы говорили, финансовая деятельность является фактически «договором пари», то очередные потрясения в финансовом мире могут случиться в любой момент и они могут сильно повлиять на характер политических процессов. Абсолютно точно можно лишь сказать, что система фиатных денег обречена, но вот сколько продлится ее агония — вопрос открытый (не будем забывать, что планы создания всемирного центробанка, который будет заниматься инфляцией фиатных денег в мировом масштабе, а за ним и всемирного правительства, которое будет брать всемирно в долг, никто не отменял).

Альтернативный вариант

В 1974 году Фридрих фон Хайек получил Нобелевскую премию по экономике, а в 1976 году, неожиданно для самого себя, написал книгу «Частные деньги». Она начинается с предложения Хайека по поводу единой европейской валюты. Хайек назвал идею общей валюты «утопией» и предложил следующее решение. Коль скоро, говорит Хайек, мы имеем систему центральных банков, эмитирующих фиатные деньги, то решение состоит не в замене множества территориальных монополек одной общей для всех монополией, а в организации конкуренции между ними.

Для этого страны-участники Союза должны избавиться от правила «законного средства платежа» в отношении «своей» валюты, то есть, допустить свободное хождение валюты каждой страны-участника Союза на своей территории, включая ценообразование, расчеты и котировки. Также должны быть допущены золотые монеты и ликвидированы ограничения на деятельность иностранных банков стран-членов Союза. Правило «законного средства платежа» сохраняется лишь для уплаты налогов и других государственных поборов, то есть, они принимаются только в национальной валюте государства, взимающего их.

В этой ситуации граждане Союза получают право выбора и, в зависимости от характера своей деятельности, могут использовать разную валюту. Спекулянтам будет привлекательна «мягкая» валюта, промышленникам и торговцам – «твердая». В любом случае, политика центробанка (который в этом случае просто превращается в государственный эмиссионный банк) того или иного государства будет направлена на повышение спроса на его валюту, то есть, будет зависеть от того, насколько она нужна людям для их повседневных нужд.

Замечу, что столь любимые в Украине «европейские ценности» стали возможны только потому, что Европа долгое время представляла собой набор конкурирующих юрисдикций. Конкуренция, а не унификация стала причиной свободы и процветания Запада и, думаю, что конкуренция, а не унификация, в том числе, и в денежной системе, станет основой его спасения.

Автор: Владимир Золоторев, политический аналитик, Лига-Блоги