Украина обречена поставить не фиктивную, а реальную стену на сегодняшней линии разграничения

Роль «Минска» как «нестрогого» экономического «ошейника» для России уже не является такой значимой. В случае существенного изменения внутренней конъюнктуры Запад теоретически может пойти на шаги, после которых «политический зонтик» ЕС и США, вроде бы развернутый над Украиной, будет изобиловать дырками. В которые пройдет не то что политический «ВОГ» — политический «Смерч».

На фоне лоскутного линялого неба и серого снега, порубленного осколками, траками и берцами, лесок казался черной мраморной громадиной. 

Боец в замызганном "мультикаме" перехватил мой взгляд. 

— Там уже орки. 

— В лесу или за ним? 

— Были за, теперь в лесу. Каждую ночь по чуть-чуть продвигаются. 

Несколько минут мы молча, сосредоточенно разглядывали местный "стикс", разделяющий своих и чужих, жизнь и смерть. 

— Иногда кажется: вот отработаем по нему бэхами и минами, выкосим, сожжем к чертям, и война закончится.

Он сделал глубокую затяжку и обледеневшим голосом подытожил: 

— Если б все было так просто… 

На дворе стоял лихорадочный февраль 15-го. Шли ожесточенные бои за Дебальцево. Совсем недавно отгрохотал Аэропорт. До заключения второго, "крайнего", минского соглашения оставались считанные дни. 

Прошло два года. За это времч страна не слишком преуспела в осознании глубины проблемы, с которой столкнулась. 

Большинство и обывателей, и политиков все так же убеждены: для исцеления от страшной хвори достаточного одного, простого, универсального, быстродействующего лекарства. 

Война (отчего-то) по-прежнему не воспринимается как многоуровневая задача, решение которой требует стройной системы логичных, последовательных, взаимосвязанных шагов. Предполагает следование детально продуманному плану, не воспрещающему осторожной импровизации. Предполагает наличие различных алгоритмов решения, запасных вариантов, точных и четких инструкций на случай возникновения форс-мажоров. 

Затишья сменяются обострениями; обстрелы и похороны на время становятся топ-новостями, чтобы снова уступить место на экранах и в лентах парламентским драчунам и пьяным мажорам. Большинство населения (в зависимости от момента) в соцопросах то благословляет войну до полного освобождения, то ратует за мир любой ценой. А политики — то молодцевато хвастают готовностью "дать по зубам", то устало повторяют мантру о безальтернативности дипломатического умиротворения стреляющего Донбасса. 

Спасительная пилюля обретает форму то масштабной наступательной операции, то мутных выборов на неконтролируемых территориях, то референдума об отделении ОРДЛО. Как правило, без описания правильного приема лекарства и предупреждения о побочных эффектах. 

Для одних война — нечто страшное, черное, но очень далекое и вполне безопасное, если к нему не приближаться и о нем не думать. Горькое, но саморассасывающееся. Для других — темный лес, в котором пытаешься и не можешь сориентироваться, пробираясь сквозь чащу агиток и стенаний, сквозь частокол циничной лжи и стыдливой полуправды. 

И даже власть имущие, вроде бы давно привязавшиеся к местности, почему-то блуждают в двух соснах, на стволах которых чужими штык-ножами нацарапано "Минск-1" и "Минск-2". 

Обратная сторона ордена Подвязки 

В любом, даже самом скверном политическом решении можно отыскать плюсы. И нет ни одного соглашения, в котором бы под грудой выгод не таился предательский подвох. Две стороны медали всегда разнятся. 

Впрочем, Минским соглашениям (МС), скорее подошел бы статус ордена. Ордена Подвязки. Девиз высшей рыцарской британской награды — "Позор тому, кто дурно об этом подумает!". Критиков договоренностей, подписанных в белорусской столице, власть сразу записывает в подпевалы Москвы и прочих "шатунов". Но это не избавляет от необходимости время от времени перечитывать МС и думать о прочитанном. 

Достигнутые в феврале 2015 соглашения подаются как единственно возможный способ урегулирования конфликта на Востоке. Проанализируем два главных аргумента, используемых властью. 

Аргумент первый. "Минск-2" остудил горячую фазу войны и минимизировал количество потерь среди военных и мирного населения. Правда. Но, правда и то, что маховик убийств не остановился, а лишь слегка сбавил обороты.

Согласно информации проекта Visuals, составленной на основании сводных данных СНБО, Минобороны, СБУ, Госпогранслужбы и пресс-служб добровольческих батальонов и Правого сектора, только с марта по декабрь 2015-го в зоне АТО погибли 563 украинских силовика. Сколько именно погибло в конце февраля, когда "Минск-2" уже был подписан, но локальные боестолкновения продолжались (в частности, на Дебальцевском направлении, где прорывались из окружения отдельные подразделения ВСУ), установить практически невозможно. В 2016 году, по информации BBC, полученной от управления по связям с общественностью Вооруженных сил Украины безвозвратные потери составили 467 человек. Насколько можно судить, речь идет только об армейцах. И это без учета раненых. И это без учета потерь 
среди мирного населения. 

С обеих сторон. Добавьте к этому погибших, военных и гражданских, ушедших на покой уже в 2017-м. Суммируйет сами, если хотите. 

Вывод — "Минск" можно считать способом приостановки активной фазы войны. Но трудно считать эффективным способом прекращения кровопролития. 

Ссылки на то, что внушительная часть потерь, например, среди военных, в 2016-м — не боевые, не аргумент. В условиях войны самоубийства, перестрелки между своими, злоупотребление спиртным среди военных гораздо более частые явления, чем в условиях мира. Это не значит, что не следует укреплять дисциплину и бороться с пьянством (а с ним, кстати, борются — с 2014-м или 2015-м не сравнить). Это значит, что посттравматическое расстройство никто не отменял, и пока люди находятся в условиях стресса, они будут стреляться, хвататься за оружие в ссорах, "играться" с гранатной чекой или пытаться напиться. Это было, есть и будет. Во Вьетнаме, Афганистане, Ираке — везде. Ханжамвежливо предлагаю хотя бы раз отправиться в зону боевых действий. Так что эти потери, пусть, и не боевые, но тоже военные. 

События на Светлодарской дуге и в районе Промки/Авдеевки показали, что никакой "Минск" не является предохранителем от эскалации боевых действий и увеличения интенсивности обстрелов, в том числе из тяжелого вооружения. 

Кроме того, не станем забывать, что Минск-1 стал прямым следствием Иловайского котла, а Минск-2 — Дебальцевского. Межу тем российское контрнаступление летом 2014-го было ответом на наше наступление, а захват Углегорска и Дебальцево был (пускай и отчасти) реакцией руководства РФ на отказ украинских военных оставить Донецкий аэропорт. Который, согласно так называемой "линии 19 сентября 2014 года", согласованной руководством нашего государства, должен был отойти под контроль противника. Но не отошел. 

Отечественная власть пыталась обосновать подписание первого и второго "минсков" (во всяком случае, во время "работы" с сомневающимися депутатами) примерно так: "Не согласимся — русские пойдут дальше. Будем упираться — танки будут под Киевом". Анализ и боевых действий, и решений российского руководства показывает: они не заинтересованы в полномасштабной войне в Украине. Они реагируют на возникновение проблем, но пирамиды гробов даже в такой послушной стране — опасная история. А потому рассматривать именно "Минск-2" как предохранитель от явной российской агрессии — некорректно. 

Аргумент второй. Подписание "Минска" позволило внедрить систему масштабных международных санкций, которая: 

— а) политически противопоставляет Запад России; 

— б) подтачивает экономику РФ, ослабляя ее промышленный, финансовый и военный потенциал. 

Как и в первом случае — и да, и нет. 

Даже по данным острожного Росстата в РФ наблюдалось снижение ВВП, сокращение экономики, ухудшались ключевые показатели, ускорялось падение реальных доходов, сжимался оборот розничной торговли, подросла безработица. Советник президента Путина Сергей Глазьев признал, что "западные кредиторы забрали около 200 млрд долларов". Российские специалисты фиксировали, что их экономика болезненно реагирует на запрет импорта технологий в страну (в первую очередь, военных и двойного назначения) и на ограничение доступа к международным финансовым рынкам. В 2013 году за счет еврооблигаций было привлечено 46,4 млрд долл., в 2014-м — 10,4 млрд, в 2015-м — чуть более 5 млрд долл. Корректных цифр за 2016-й найти не удалось, но вряд ли они утешительны для Кремля.

Из недавнего 36-страничного доклада Дэниела Ана и Родни Людема, опубликованного на сайте Госдепа США, следует, что среднеарифметическая российская компания, "подвергшаяся санкциям, или связанная с ней теряет около трети операционного дохода, около половины стоимости своих активов и примерно треть сотрудников по сравнению со схожими компаниями, не подпавшими под санкции".

Но. Во-первых, часть негативных тенденций для России была отмечена еще до введения санкций и падения цен на нефть. В частности, экономист Дмитрий Травин при помощи цифр доказывал, что "российская экономика утратила потенциал для развития и вошла в состояние стагнации по итогам 2013 года". И это подтверждал ряд западных аналитических центров, не замеченных в особых симпатиях к Путину. Во-вторых, колебания цен на "черное золото" влияли на росэкономику сильнее, а эти колебания к санкциям, по сути, отношения не имеют. В-третьих, РФ к потерям от санкций и собственных контрсанкций (а это тоже потери) худо-бедно адаптировалась, отладила какие-никакие механизмы импортозамещения. В 2016-м эксперты высшей школы экономики России признавали, что отток капитала из российской экономики составил 160 млрд долларов. Но процесс массового вывода капиталов припал на 2014–2015 годы, и в 2016 году существенно замедлился. В конце 2015 года аналитическая компания Stratfor утверждала, что до 2020 года Москва способна выдерживать существующий уровень экономического давления, поддерживать уровень производства и состоятельность государственных компаний. 

В-четвертых, западные (в первую очередь европейские) компании, несущие от санкционной/контрсанкционной политики потери, успешно освоили схемы обхода введенных экономических ограничений. В-пятых (и, возможно, это главное) Россия готова потерпеть. Не только потому, что никто не может объективно оценить запас прочности, накопленный ею за годы "жирных" (с точки зрения цен на нефть и газ) лет. Но и потому, что худые там редко выходят на улицу. 

Как правильно заметил год назад в ZN.UA известный аналитик Джеймс Шерр: "Россия испытывает трудности в экономике, в этой сфере и в той, и в остальных. Разумеется, это не может длиться долго. […] Ответ предельно ясен — россияне правильно понимают: Запад столь же слаб политически, сколь Россия слаба экономически. Они полагают, что все решает политическая переменная, и верят, что единство Запада, по крайней мере в нынешнем виде, трещит и долго не протянет. Так что если они выиграют политическую битву, то "устаканится" и все остальное, включая экономику. Я не утверждаю, что они правы, но уверен, что таково восприятие ситуации Кремлем". Его умозаключение в нашей же газете в ноябре 2016-го логично дополнил не менее вдумчивый Владимир Горбулин: "Для России приоритетом является безопасность и величие, а не экономика […] более важным фактором, чем те "абстрактные" 40% россиян, которым, согласно результатам исследования Высшей школы экономики РФ, не хватает денег на одежду и еду. Это порождает и иррациональный (в понимании европейских государств, но понятный в логике античеловеческого и антисоциального российского государства) феномен: сопутствующий ущерб от экономических санкций вызывает у российских чиновников скорее кураж, чем сожаление". 

Наконец, последнее. Дипломаты сразу трех ключевых для Украины государств (выражая надежду, что санкции в отношении РФ будут действовать максимально долго) в частных беседах, не сговариваясь, высказали схожие предположения. Они сошлись во мнении, что впервые с 2014 года при рассмотрении вопроса о возможной отмене (ослаблении) экономических ограничений

— выполнение минских соглашений де-факто не будет являться ключевым условием; 

— многие западные государства (в первую очередь США) будут ориентироваться не на внешнеполитические, а на внутриполитические обстоятельства и вызовы. 

Вывод. Роль "Минска" как "нестрогого" экономического "ошейника" для России уже не является такой значимой. В случае существенного изменения внутренней конъюнктуры Запад теоретически может пойти на шаги, после которых "политический зонтик" ЕС и США, вроде бы развернутый над Украиной, будет изобиловать дырками. В которые пройдет не то что политический "ВОГ" — политический "Смерч". 

"Лес", "лесорубы", "щепки"

Точное политическое решение всегда предполагает разумное соотношение выгод, уступок, преимуществ, компромиссов, пауз, потерь и жертв. Минские соглашения можно считать альтернативой кровопролитию, но их нельзя воспринимать "безальтернативным решением" (как это подает власть). МС могут рассматриваться как механизм достижения цели, но их выполнение не приближает главную цель — установление мира на Востоке страны, деоккупацию и реинтеграцию отторгнутых территорий. 

Важная деталь, почему-то забываемая многими: договоренности, достигнутые в белорусской столице два года назад, были ничтожными с точки зрения права. Некую юридическую состоятельность они обрели только после принятия соответствующей резолюции Совбеза ООН, в основу которой легли МС. Однако инициатором принятия этого документа была именно Россия. Именно Кремлю выгодно выполнение Минских соглашений. 

В самой Украине реализация "Минского плана" не нужна почти никому (отдельных олигархов в расчет не берем). Для государства это означает легитимизацию бандитского режима, который де-юре будет финансироваться Украиной без фактического контроля над территориями и государственной границей. Для элит это означает необходимость (с риском для собственной репутации и политического рейтинга) объяснять, почему Киев после долгих кровопролитных боев, потерь и унижений вынужден соглашаться на то, что Москва предлагала ему еще в 2014-м. Лично для Порошенко это означает "электоральное прибавление", которое может поставить крест на его мечтах переизбраться на второй срок. Для системы государственного управления это означает серьезный удар, после которого она не сможет (скорее всего) оправиться.

Реализация "Минского плана" влечет за собой фактическую федерализацию Украины. "Особый порядок осуществления местного самоуправления в реальности означает специальный статус отдельной территории, который она отвоюет в прямом и переносном смысле этого слова. Жители освобожденных территорий вправе задаться резонным вопросом, почему те кто сражался с украинской властью с оружием в руках получили бОльшие права, чем те, кто демонстрировал ей лояльность. Николаевская, Кировоградская, Запорожская, Волынская, Черниговская, любая другая область вправе задать вопрос, почему регион, фактически контролируемый извне и, мягко говоря, недружественно настроенный по отношению к Центру, пользуется большими полномочиями и большей финансовой поддержкой, чем они. Ветераны АТО зададут риторический вопрос, за что они дрались на передовой? 

Несостоятельность "Минска" очевидна всем. Вопрос в его дальнейшей судьбе. К моменту, когда Белый дом и Кремль дозреют до обмена рацпредложениями, в Киеве должна быть готова собственная стратегия реинтеграции Донбасса, предполагающая наличие планов A, B, C, D, E, F… 

Запланированная встреча глав внешнеполитических ведомств США и Украины была перенесена по вполне объяснимой причине. Тиллерсон хотел услышать Лаврова прежде, чем послушает Климкина. Будем надеяться, что диалог главы американского Госдепа и руководителя украинского МИД не будет сведен к традиционному набору просьб. На фронте мы пока не можем перейти от оборонительной стратегии к наступательной, от позиционной войны к маневренной. На дипломатическом фронте мы обязаны сделать это именно сейчас. Пока сырье размышлений не превратилось в законченный продукт решений. 

Отказ от "Минска" является единственно разумной альтернативой. Предполагающей возвращение Киеву статуса субъекта и теоретически предполагающей уменьшение потерь материальных и человеческих. Но только в том случае, когда подобное решение будет подкреплено альтернативным планом. 

"Минские соглашения" не способны остановить войну. Не способны даже в случае полного их исполнения всеми сторонами (что маловероятно). "Минские соглашения" не открывают дорогу к выборам в ОРДЛО. Откровения немецкого посла в Украине и дипломатичная поддержка его высказываний МИДом ФРГ означает только то, что даже дипломаты начали называть вещи своими именами: "вы подписали "Минск" — проводите выборы". В действительности провести в ОРДЛО выборы — нормальные, похожие на демократические — можно не ранее чем через пять лет после реального окончания боевых действий. 

Дай Бог, чтобы к этому времени затянулись раны, утихла боль в сердцах, исчезла ненависть в головах. Дай Бог, чтобы к этому времени была разминирована хотя бы часть территории, напичканная растяжками, минами, неразорвавшимися снарядами.

Украинские политики предлагают различные, в чем-то наивные, где-то оправданные механизмы невоенного решения конфликта на Востоке страны. Десегментация ОРДЛО; продление полномочий местных органов самоуправления, избранных в 2010 году и фиксация их в качестве субъектов переговорного процесса; создание переходных местных (как вариант — военно-гражданских) администраций; назначение глав неконтролируемых регионов по согласованию с Москвой и Киевом; введение временных международных администраций под эгидой ООН, опирающихся на силу интернационального военного контингента и многое другое. Все эти планы упираются в одно серьезное и пока непреодолимое препятствие — нежелание Москвы следовать ни одному из этих сценариев. Пока они уверены в своих силах, они убеждены, что получат дополнительные рычаги влияния на Киев после вынесения вердикта Лондонского и Стокгольмского судов. Они еще не доиграли с Трампом. 

Резюмируем. Как минимум до мая международной ясности в украинском вопросе не будет. Мы должны использовать это время, чтобы подготовиться (и обосновать для союзников и противников) к наиболее разумному сценарию. 

В условиях, когда ни в украинском обществе, ни в украинских элитах нет единого подхода к решению вопроса Донбасса; в условиях, когда мы не способны на масштабно-освободительную операцию и зависимы от внешних факторов в политике дипломатического давления, Киев должен разработать тактику и стратегию многолетней последовательной деоккупации и реинтеграции

Первым шагом должен стать выход из Минского процесса, но только после того, как все соответствующие структуры разработают и согласуют соответствующий длительный, многолетний, подробный, тщательный план. В его основе должно лежать понятное для нас и объяснимое для союзников утверждение о том, что прекращение огня на линии размежевания в существующих условиях невозможно в принципе. А без этого невозможно даже условное соблюдение "Минских соглашений". Отказ от "Минских договоренностей" должен предполагать юридическое признание неконтролируемых территорий оккупированными, с одновременной подачей во все международные инстанции исков, основанных на документальном подтверждении фактов российской агрессии. 

Мы должны признать очевидное:

— Украина не может и не сможет в ближайшее время взять отторгнутые территории под свой контроль ни дипломатическим, ни военным способами;

— Украина оставляет за собой право решать проблему государственного суверенитета и территориальной целостности всеми доступными способами, включая и дипломатический, и военный. Это наша земля и нам решать, как именно и когда именно мы будем ее возвращать (разговоры о "сугубо дипломатическом решении" проблемы Донбасса — от лукавого. Тем более в условиях гибридных войн. В 2016 году один высокопоставленный офицер в частной беседе весьма точно прокомментировал заявление Верховного главнокомандующего о "безальтернативности мирного пути": "Если все будет решаться миром, какого черта мы тут делаем?");

— Украина готова принять всех жителей оккупированных районов, обеспечив их необходимыми средствами к существованию, помощью в получении жилья и трудоустройстве. Украина приносит свои извинения тем, кто вынужденно остался на территориях, де-факто контролируемых Москвой, и обещает использовать все доступные средства для их коммуникации с Родиной, в условиях необходимых социальных, транспортных и экономических ограничений, вводимых после юридического признания этих территорий оккупированными. 

Украина не может позволить себе предложить новый формат, просто отказавшись от "минского". Украина должна решиться на признание территорий оккупированными, прекращение торговли и возведение реальной, а не бумажной стены. Заявления первых государственных лиц о том, что экономическая безопасность Украины напрямую зависима от деятельности предприятий, функционирующих на оккупированных территориях — это приговор государственности. Который пока можно обжаловать. Решение СНБОУ о диверсификации источников поступления энергоносителей, заявления тогдашнего генпрокурора Украины об уголовной ответственности за "торговлю с террористами" и давние пламенные спичи Юрия Луценко никто бы не вспомнил, если бы не нынешняя блокада сообщения с ОРДЛО. Мы или наводим порядок в отечественной энергетике, или признаем свою капитуляцию. Мы или проводим реформы, становимся успешными, или возвращаемся в зону контроля Москвы, — на что прозрачно намекал глава МИД РФ Сергей Лавров в последние дни. 

Юридическое признание территорий оккупированными; прекращение любого сообщения с неконтролируемыми районами; установление срока и условий переезда граждан на территорию "большой" Украины; нормальное обеспечение всем необходимым внутренне перемещенных лиц — залог успешности политики Киева. Власти просто списывать все свои проблемы на войну. Но если она не способна восстановить управляемость, обеспечить рабочие места (а не закрывать глаза на "занятость" граждан в системе поставок и сбыта контрабанды), то она не власть. 

123

Украина обречена поставить не фиктивную, а реальную стену на сегодняшней линии разграничения. По совокупности причин. 

1. Киев не контролирует, а должен контролировать линию разграничения, обезопасив себя от проникновения в страну любой дряни — контрафактного табака, неучтенного товара, оружия, наркотиков, ДРГ. Можно сколько угодно говорить о "существенном снижении" коррупции и непрозрачности (как это описано в программах профильного ведомства), но если там не будет бетонного забора и приказа стрелять на поражение, она будет сочиться либо литься потоком — в зависимости от ситуации на фронте.

2. Отказавшись от "Минска" (при условии существования собственного реалистичного плана) Киев возвращает себе субъектность в переговорах о будущем неконтролируемых территорий. "Минск" заставил нас признать Россию фактическим участником переговорного процесса, что юридически отрицает ее очевидную роль в ведении войны. Перед тем как Украина зафиксирует статус-кво, Киеву предстоит обосновать необходимость подобного шага. 

3. В нынешних условиях, когда "линия 19 сентября" не соблюдается Москвой, а государственная граница (вопреки упрекам ОБСЕ и требованиям "Минских соглашений") является "черной дырой" через которую беспрепятственно "текут" боеприпасы, вооружение и боевики, у Киева есть все основания ставить вопрос о несостоятельности исполнения "Минских соглашений" независимо от того, кто как их трактует. Абсолютно очевидно, что нынешняя линия соприкосновения предполагает невозможность длительного прекращения огня и нереальность отвода тяжелых вооружений.

4. Конфликт на Востоке Украины не имеет аналогов. Любое другое противостояние в любой точке земного шара фиксирует различие — национальное, религиозное, языковое et cetera. Умиротворение на Донбассе возможно, но не по североирландскому, карабахскому, приднестровскому, косовскому или любому другому сценарию. Житель Горловки, отправляющийся на работу в Новгородское либо житель Новгородского, отправляющийся на работу в Горловку, — неотличимы друг от друга. Их единственное желание — "чтобы прекратили стрелять". Соглашаясь на проект "Стена", власть должна это учитывать. Киев должен отрезать оккупированные территории безжалостно, понимая, что не имеет права отрезать их надолго. 

5. "Минск" узаконил Москву (фактического агрессора) в статусе миротворца, а лидеров "ОРДЛО" в качестве переговорной стороны. Выход из этого формата позволяет называть вещи своими именами: оккупантов — оккупантами, сепаратистов — сепаратистами. 

6. Возведение "Стены" (формальной как явления, и фактической как препятствия) снижает риск потерь. Большинство обострений на линии размежевания было связано с ошибочным толкованием людьми с оружием любой, даже локальной, даже ситуативной эскалации. Всякая стрельба сопровождается нервическим ожиданием наступления. С обеих сторон. Установление стены, фиксация Украиной политики ненападения, возможное создание буферных зон на действующей линии фронта, как минимум, временно снизит напряг, уменьшит вероятность обстрелов и, как следствие, снизит количество жертв, в первую очередь среди мирного населения. 

7. Факт. Война дисциплинирует войска. Стабильное перемирие цементирует систему национальной безопасности. Национальная безопасность — это не только отсутствие обстрелов, это — возможность противодействовать незаконному проникновению агентов и ДРГ, установить четкий порядок перемещения товаров и грузов (без чего невозможно прекращение перемещения на территорию "мирной Украины" контрабанды и контрафакта). Фиксация войны в ее нынешнем положении и состоянии позволит "устаканить" линию фронта и спокойно обустроить линию обороны в точках противостояния. Нынешняя линия обороны выглядит многоярусной, но отнюдь не эшелонированной, как того требует ситуация. Дырки на фронте затыкаются при помощи "пожарных команд", ротация осуществляется не систематически. "Мы ждем наступления", — много раз говорили на фронте командиры боевых частей. "Мы ожидаем наступления", — твердили на той стороне. Там в это верят. Выход из "Минского формата", возведение стены фиксирует нашу готовность не прибегать к активным боевым действиям в течение длительного времени. Теоретически это способно привести к уменьшению обстрелов, риска эскалации. 

8. "Минский формат" предполагает взаимную привязку условий. Без выхода из "Минских соглашений" невозможно решить вопрос об освобождении пленных, заложников, незаконно удерживаемых лиц, о расширении компетенции международных организаций. Пока существует "Минск", Москва спекулирует жизнями людей.

Вдох. Выдох

Я очень мало знаю о войне. С каждой поездкой, я убеждаюсь, что почти ничего о ней не знаю. Хотя чувствую ее точнее, чем те, кто черпает знания о происходящем на Востоке из телевизора и Интернета. Моя война — мириады осколков, подобранных в разных местах еще недавно мирного края. Мне страшно и больно смотреть, как мои сограждане берут осколок и вешают его на стену как икону. А другие — берут лоскуток и бросают под ноги, чтобы вытирать об него ноги. 

Моя война — десятки фрагментов, осколков, обломков, подобранных и увиденных в разных точках стреляющей страны. По мне, война — нам в назидание. Это глубокий вдох отравленного воздуха, заполнившего наши легкие. После которого — либо смерть, либо выдох. 

У нас немного вариантов. Мне нравится армейский. Давайте сработаем, как снайперы. Отработаем на выдохе. Спокойно. Между двумя ударами сердца. 

Если оно еще осталось.

Автор: Сергей Рахманин, gazeta.zn.ua 

You may also like...