Почему мы угораем. Какие мифы развенчали лесные пожары этого лета

  Августовский кошмар начали готовить советские чиновники еще в 70-х годах прошлого века и продолжили российские уже в начале нынешнего. Непродуманная реформа лесного хозяйства разрушила систему охраны его от пожаров, неготовым к разгулу стихии такого масштаба оказалось даже МЧС. «РР» разбирался, какие выводы мы должны сделать из августовской огненной эпопеи

Торфяное проклятие

— Надо обводнять торфяники, — министр МЧС Сергей Шойгу в ответе на вопрос корреспондента «РР» выписал такой рецепт оздоровления московского воздуха. Надо сказать, рецепт не нов: еще после сильных торфяных пожаров 2002 года то же МЧС заказало институту «Гипроторф» проект рекультивации земель под Шатурой.

Его разработали, передали в МЧС и администрацию Шатурского района, где он и сгинул. Скорее всего зарубили по финансовым причинам: грамотное обводнение торфяников стоит до 30 тыс. рублей за гектар. В Подмосковье из 260 тыс. гектаров торфяников выработаны и осушены две трети. Именно они — выработанные и брошенные — сейчас и горят. Но обводнять их тогда государство не решилось. Посчитали — слишком дорого. Сейчас расплачиваемся.

Торфяная проблема досталась нам в наследство от советской власти. В свое время торфяники стали разрабатывать ради топлива для электростанций.

— А когда ГРЭС начали переходить на газ, торфяные разработки забросили, появились большие поля, — объясняет «РР» директор по природоохранной политике WWF России Евгений Шварц. — Обводнять их никто не хотел — наоборот, стали осушать, чтобы отдать под дачные товарищества. Так появилась «торфяная бомба».

Причем осушали с явными нарушениями технологии. «Схемами осушения предусматривались помимо прокладывания каналов и строительство дорог, и устройство пожарных водоемов, и запорно-регулирующие устройства, и масса всего. В смете все это закладывалось и, само собой, осваивалось.

В натуре же ничего этого не делалось или делалось по минимуму, но работы тем не менее принимались, — делится на форуме Гринписа участник того процесса. — Теперь мы имеем сеть каналов, за которой не велся уход, отсутствие пожарных водоемов — тушить пожары нечем, отсутствие дорог — проехать к пожарам невозможно». Репортаж наших корреспондентов только подтверждает правоту этих слов.

Первые сильные торфяные пожары произошли в Подмосковье в 1972 году. Тогда на это мало кто обратил внимание: потушили и забыли. Как и в 2002−м. А между тем торфяники горят не только в Подмосковье, но и по всему Нечерноземью. Сегодня государство вроде бы готово выделить деньги на их обводнение. Но дело опять может упереться в цену.

Когда подмосковный губернатор Громов попросил у премьера Путина 5 млрд рублей на обводнение, тот слегка удивился: не много ли? Оказалось, это Громов просил только на один торфяной район. А их в Подмосковье минимум пять. Значит, надо 25 млрд. Премьер обещал подумать.

Верховой огонь

С лесными пожарами ситуация иная. Советская власть тут ни при чем. Нынешний провал в борьбе с ними — результат неудачной реформы системы лесного хозяйства, начатой в 2004 году. Именно тогда ликвидировали самостоятельную Федеральную службу лесного хозяйства и создали федеральное агентство, которое подчинили Минсельхозу. А в 2006 году приняли новый Лесной кодекс.

— По новому кодексу у агентства изъяли функции охраны лесов, которой занимались 83 тысячи сотрудников лесничеств, имевшие права госинспекторов. Из них в штате агентства остались 680 федеральных инспекторов на всю Россию. То есть, к примеру, на весь Красноярский край, который по территории как 4 Франции, 8 лесных инспекторов, — объясняет Евгений Шварц.

— После того как ликвидировали лесхозы, пожарные станции были расформированы, а оборудование списано, — подтверждает зампред комитета по природопользованию и экологии Торгово-промышленной палаты РФ Юрий Шуваев.

Обязанность тушить пожары переложили на арендаторов леса.

— Но у нас в аренде 15–17% лесов. Когда мы возложили на арендатора ответственность, мы ошиблись: он не способен нести ее в полной мере, — признает Шуваев.

Из арендаторов хорошую охрану могут обеспечить только крупные корпорации, которым по силам содержать свой штат пожарных. Остальные охраняют лес только на бумаге.

Неарендуемый лес должны охранять местные власти. Схема выглядит так. Всем бюджетом на тушение лесных пожаров распоряжается Федеральное агентство по лесному хозяйству. Оно распределяет деньги между регионами. А местные власти проводят среди коммерческих фирм конкурсы на выполнение функций по тушению лесных пожаров. Только вот суммы победитель конкурса получает копеечные.

В 2005 году первый заместитель губернатора Читинской области Владимир Окунев жаловался в интервью местной прессе: Москва-де выделила всей области 18 млн рублей, 300–400 тыс. на район. «За такие деньги ликвидировать пожары просто нереально», — констатировал чиновник. В 2010−м Шойгу озвучивает примерно те же цифры: в Шатурском районе Подмосковья «противопожарный бюджет» в этом году составляет те же 300 тысяч — туши как хочешь.

Поэтому конкурсы и выигрывают фирмы, не поражающие воображение своими силами и средствами. Путину принесли специальную справку, и он изумился: в Пермском крае конкурс выиграло местное ГУ «База авиационной охраны лесов», у которого в наличии 2 самолета и 69 человек в штате. «Они способны такими силами и средствами тушить пожары?» — поинтересовался премьер. Вряд ли. Но очевидно, что они ограничены мизерным бюджетом.

Виновато ли МЧС

Когда регионы не справляются сами, в дело вступает МЧС, хотя это совсем не его функция. Зона ответственности МЧС — города, поселки и пятикилометровая зона вокруг них и промышленных предприятий. Но МЧС тушит леса, потому что больше некому, а если не тушить, огонь быстро подберется к их пятикилометровой зоне ответственности. Получается не очень хорошо.

— Их техника неэффективна, у их людей нет опыта тушения лесных пожаров, они там не ориентируются. Насосы не могут брать воду из лесных озер: они приспособлены к городской инфраструктуре, — объясняет низкую эффективность работы МЧС руководитель энергетической программы Гринписа России Владимир Чупров.

В итоге нынешние пожары развеяли миф о МЧС как о суперструктуре, которой по силам справиться с природной катастрофой любого масштаба. На самом деле в составе МЧС есть несколько образцовых, вымуштрованных частей и подразделений вроде Центроспаса, способных эффективно действовать при локальной аварии или катастрофе — землетрясении, наводнении. Но когда нужно действовать сразу в нескольких десятках регионов, сил попросту не хватает.

Косвенно это признает и сам Сергей Шойгу. Он, например, сообщил, что в некоторых регионах МЧС приглашали принять участие (наравне с коммерческими фирмами) в конкурсе на противопожарную охрану лесов. Но в региональных отделениях МЧС от предложения
отказывались.

— Они были бы не в состоянии это делать: охранять населенный пункт и заниматься лесами одновременно, — объяснил министр корреспонденту «РР».

Что будет теперь с системой защиты лесов от пожаров? Тот же Шойгу предлагает два варианта. Первый — оставить нынешнюю систему конкурсов на охрану лесов. По его словам, это нормальный рыночный путь, но и конкурсы должны быть «настоящими, с нормальными ценами». Второй путь — вернуться к централизованному управлению лесничествами.

— Нужно восстановить лесную охрану с бюджетом 40 миллиардов рублей и численностью не менее 20 тысяч человек. Она должна быть самостоятельной структурой, — поддерживает второй вариант Владимир Чупров.

Судя по всему, к тому и идет. Но пока очередная реформа будет готовиться, премьер распорядился увеличить финансирование МЧС.

Техника и другие неприятности

Борьба с пожарами выявила огромное количество проблем. У каждой свой масштаб. Так, оказалось, что оперативный мониторинг лесных пожаров МЧС ведет при помощи… американских спутников, информация с которых поступает в режиме онлайн.

— У России есть два спутника, которые могут передавать такую информацию, но она не находится в прямом доступе, — объясняет Евгений Шварц. — Она сутки хранится и обрабатывается и только потом может быть передана для использования. Вот поэтому у нас МЧС и информационная система дистанционного мониторинга лесных пожаров Рослесхоза оперирует данными американских спутников. А вообще такая информация должна размещаться в бесплатном доступе на специальном сайте.

Плохо работает и система оповещения людей об опасности. Отсюда и знаменитая история с просьбой тверского блогера к Владимиру Путину вернуть простую рынду взамен неработающего телефона.

— МЧС способно оперативно оповестить об опасности только 30 миллионов человек, из них 11 миллионов — в Москве, — объясняет руководитель Центра военного прогнозирования Анатолий Цыганок. — В Нижнем Новгороде информация об эвакуации из некоторых районов распространялась по сарафанному радио.

Не готова к ситуации оказалась и система здравоохранения и социальной защиты. Потемкинские социальные центры в Москве, большинство которых и в глаза не видело обещанных кондиционеров, разоблачили довольно быстро. Пенсионеров стали вывозить из Москвы на лечение, когда задымление уже пошло на спад.

Впрочем, в большинстве других регионов, окруженных пожарами, не было и этого. Смертность увеличилась то ли в два, то ли в три раза — чиновники от медицины по этому поводу уже переругались между собой. Снова поползли слухи о том, что врачам в больницах запрещают ставить диагнозы, связанные с последствиями жары и пожаров, — очевидный индикатор недоверия к медицинской системе.

И пусть такого палящего солнца Россия не увидит еще тысячу или даже пять тысяч лет, правительству все равно стоит проанализировать все несовершенства системы, которые оно высветило.

Автор: Виктор Дятликович, корреспондент отдела «Политики» журнала «Русский репортер»
Александр Цыганков

You may also like...