Что такое зэк-метростроевец любящий шансон, в роли соседа по комнате

Сергей, отсидевший несколько сроков метростроевец. Сергей — истинный меломан, и потому причудливый узор его жизни можно изучать по круглосуточным звукам шансона из соседней комнаты, душевой, туалета и кухни. Как пелось в великой песне, «Он бы мог прекрасным стать врачом, или же талантливым поэтом, на крайняк жонглёром-циркачом, только стал блатных авторитетом»

 С чего всё началось? Всё началось с того, что я приехал в Питер и подозрительно быстро нашел жильё, без риелторов, посредников и залога. Чудесная светлая комната в бывшем общежитии какого-то предприятия на Московском проспекте. Капремонт, работающий лифт, неаварийный балкон, шестой этаж, великолепный вид из окна. Удобства с кухней в конце коридора, но и это не омрачало радости.

Флегматичные соседи: ни пьяных драк, ни бытовых склок — все по-питерски вежливы и по-европейски толерантны. До меня никому не было дела, за четыре недели жизни в этом раю я последовательно был: Димой, Валей, Сашей и Евгением. Мои сожители не напрягались запоминать моё имя, я отвечал им взаимностью. В общем, мечта.

Однако, всякая мечта на то и мечта, чтобы быть безвозвратно уничтоженной. Тучи начали сгущаться ровно через три дня после моего переезда. В смежной с моей и пустовавшей до этого комнате зародилась жизнь. Серёга не понравился мне сразу. Точнее, мне сразу не понравился его голос, внезапно возникший в коридоре. Подобным тембром и с подобной интонацией обычно просят закурить из подворотни со всеми вытекающими последствиями. Позже в коридоре я встретился с тембром.

— Бухать будешь? — спросил тембр с интонациями.
— Я не пью, — промямлил я.
— Киздишь, — сказал тембр и скрылся за своей дверью.

На следующий день выпить с новым соседом мне всё же пришлось, потому что очередной отказ грозил коммунальным конфликтом. Положив на одну чашу весов нарисованные воображением окровавленный нож, карету скорой помощи и милицейский бобик, а на другую — 50 грамм за новоселье, я согласился «бухнуть».

Понятно, что гостеприимство, подкреплённое фразой «чо ты?», заставило меня выпить несколько больше запланированного. Из непринуждённой светской беседы я узнал, что Серёга — 30-летний неоднократно сидевший работник санкт-петербургского метростроя. С предыдущей квартиры его согнали, и теперь он поселился здесь. В качестве бонуса к знакомству мне был прочитан краткий экскурс в дворово-криминальные понятия. Я же понял только одно — спокойная жизнь кончилась.

Уже на следующее утро меня разбудил развеселый мотивчик: охрипший вокалист под блямканье допотопного синтезатора сообщил миру: «А наш притончик гонит самогончик». Новый сосед оказался меломаном и из всего разнообразия музыкальных жанров он, разумеется, предпочитал шансон. Хорошая аппаратура на раз прошибала тонкие общежицкие стены и транслировала весь Серёгин плейлист прямо мне в мозг, по пути заставляя содрогаться стекла в оконных рамах.

Спал сосед мало. Возвращаясь с ночной смены около 4 утра, в 9 он уже заводил музыку. Выключалась она ровно в 23:00, когда метростроевец уходил на работу. Со временем график моего сна подстроился под это расписание, и я, не имея более интересного занятия, начал делать заметки о том, какие именно струны Серёгиной души задевают те или иные композиции.

Так, например, если сосед был в бодром расположении духа, из-за стены неслось: «Таксисты-таксисты — ребята юмористы». Если же вдруг Сергея одолевала хандра, тональность менялась на минорную, и мы слушали что-нибудь про маму: «Двенадцать лет я не был дома, двенадцать лет не видел мамины глаза».

О приближении же бездны отчаяния мне говорила песня со словами: «Он бы мог прекрасным стать врачом, или же талантливым поэтом, на крайняк жонглёром-циркачом, только стал блатных авторитетом». В такие «чёрные дни» эта композиция ставилась на репит, а сам метростроевец подолгу курил в общей кухне, с тоской смотря на пыльные лампочки в потолке.

Когда к Серёге приходили «залётные подруги» из предыдущей песни, его тянуло на лирику. «Я убью тебя, если разлюбишь, я убью тебя, если уйдёшь». Кроме того, шансон на время приобретал женский голос: «И ветер пел для нас двоих, не замечая слез моих… а по Земле во всю гулял, гулял сентябрь». Музыка делалась громче, однако глухие удары изголовья Серёгиной кровати о разделявшую нас стену заглушить не могла.

Если же говорить о праздничных днях, которые случались за стеной примерно два раза в неделю, то на них царил ныне покойный исполнитель Михаил Круг. Под его хиты «Водочку пьём», «Владимирский централ» и «Девочка пай» в соседней комнате билась посуда, падала мебель и начинала лаять собака, присутствия коей в иные дни не обнаруживалось. Скорее всего, Серёга просто не держал собаку.

Я не встречал более зависимого от музыки человека, чем мой сосед. Она сопровождала его на протяжении всего дня. Более того, я уверен, что, выходя из дома, он доставал наушники и слушал свои любимые песни на телефоне. Композиции строго соответствовали его текущему настроению, и если в тоскливый день вдруг включалось что-то весёлое и разухабистое, оно тут же выключалось с криками: «Иди на**й!», «Ты откуда, блядь, взялась?» и «Что за по*бота?».

Музыка дарила Серёге неподдельную радость, помогала в делах и смиряла с тщетой бытия. Когда сосед готовил, ноутбук с переносными колонками устанавливался на кухне. Шансон нёсся из туалета, душевой и умывалки. Вскоре я заметил его фантомное звучание в ушах по ночам, когда метростроевца не было дома.

Моё тотальное погружение в «городской романс» продлилось чуть меньше месяца. Перед тем как я съехал из прекрасной и светлой комнаты, её хозяйка попросила меня показать жилплощадь потенциальной квартиросъёмщице. Прелестную интеллигентную девушку Ксению мы с Серегой встретили треком всё того же Круга «Что ж ты, фраер, сдал назад».

— Здесь всегда так? — смущаясь, спросила Ксения.
— Всегда, — почему-то тоже смутившись, признался я.
— Мне нравится комната, — помолчав, сказала девушка.

Через два дня я отдал ей ключи и бодро зашагал к метро «Парк Победы», напевая, что не очко обычно губит, а к одиннадцати туз. Где-то в районе «Технологического института» меня отпустило, я достал наушники. David Byrne затянул «Glass, concrete & stone».

Автор: Николай Толстых, batenka.ru