Украина: лучшая среди худших

В свежем рейтинге лучших стран для жизни, составленном журналом Newsweek, Украина заняла первое место по благосостоянию… среди беднейших (low-income) государств. В целом же в этом списке наша страна на 49-м месте — на две ступеньки выше России. Многие СМИ и ряд политиков преподнесли этот факт чуть ли не как большое достижение…

Это говорит о том, что «провинциализм» и «местечковость» и в начале третьего десятилетия самостоятельного хозяйствования до сих пор определяют наше бытие.

Украинская ССР была второй по величине экономикой Союза. И самой многообещающей. В 1987 году, по данным Всемирного банка, на нее приходилось 19,5% советского экспорта и 17% всех бюджетных расходов на социальное обеспечение, науку и государственное управление.

В 1990 году, согласно данным Госкомстата СССР, валовый внутренний продукт на душу населения в Украине был на десять процентов выше, чем в России. Республика была вторым крупнейшим производителем стали, электроэнергии, продовольствия, химической и машиностроительной продукции. Правда, ключевым эпитетом, которым авторы отечественных экономических учебников 1990-х годов характеризовали советское наследие Украины, было слово «диспропорции».

Ныне среди стран СНГ Украина лишь на седьмом месте по уровню ВВП на душу населения. По данным Госкомстата Украины, на пике роста, то есть в 2008-м, отечественный ВВП достиг 74,2% от физического объема 1990 года. Согласно правительственным прогнозам, он превысит уровень 1990-го не ранее чем в 2015 году. Иными словами, за годы независимости страна не только не осуществила прорыв, но и растеряла свой экономический потенциал.

Медленно — не значит продуманно

Все западные экономисты, исследовавшие постсоветские экономики, сходятся в одном: Украина проводила реформы медленнее других государств. В 1991-м и население, и политики связывали беды нашей страны с зависимостью от Москвы, которая выжимает все соки из украинской экономики. Не то чтобы это утверждение было полностью ложным, но оно не учитывало благоприятные условия торговли Украины с Россией, доступность энергетических ресурсов для нашей страны.

После развала Союза перед молодыми государствами встала задача выхода из рублевой зоны, так как своя валюта дала бы возможность контролировать денежное предложение и инфляцию. Но украинцы, по мнению экономиста Андерса Аслунда, хотели и рыбку поймать, и рук не намочить: власти пользовались рублевой зоной для доступа к дешевым российским энергетическим и кредитным ресурсам. Несмотря на то что для расчетов в магазинах был введен купоно-карбованец, Национальный банк Украины продолжал проводить эмиссию в рублях. Благодаря такому монетарному режиму инфляция в 1993-м достигла 10 256%.

Кроме того, страна продолжала по инерции торговать с внешним миром по советским правилам, не торопилась разработать программу экономического развития или госбюджет (главный финансовый документ на 1992 год появился только в июне). Элементы плановой экономики еще долго сохранялись в угольной промышленности и сельском хозяйстве.

Первой экономической программой Украины стали «Основы национальной экономической политики на 1993 год», разработанные под началом тогдашнего вице-премьера Виктора Пинзеника. И хотя политику Пинзеника часто называли «шоковой терапией», проводимые им реформы не были радикальными. В отличие от Польши, Чехии и даже России наша страна предпочла «отрезать хвост собаке по кусочкам», то есть переходить к рыночной экономике медленно и постепенно. Это было так не похоже на тот компромиссный путь, которым Украина до этого шла к своей политической независимости.

Исследователи из Всемирного банка в 1997 году констатировали, что восточноевропейские страны — продвинутые реформаторы (Польша, Чехия, Словения, Словакия) — вышли из кризиса еще в 1994-м, тогда как у медленных реформаторов (Узбекистан, Украина, Беларусь) дела шли из рук вон плохо. «Украинцы подозрительно относились и к полякам, и к русским, и противились их методам шоковой терапии.

Национальный консенсус подразумевал постепенный переход к социально-ориентированной рыночной экономике, но это стало отмазкой для ничегонеделания», — иронизирует Андерс Аслунд в своей книге «Как Украина стала рыночной экономикой и демократией». Впрочем, власти, подчеркивая самобытность украинской трансформации, всё-таки изобретать велосипед не стали.

Леонида Кучму, например, вдохновляли азиатские модели экономик, базирующиеся на нескольких крупных бизнес-конгломератах и тесных связях между бизнесом и властью. Длительное время страна балансировала между Госпланом и клановым капитализмом. Государством с рыночной экономикой Украина была признана лишь в конце 2005-го Евросоюзом и в начале 2006-го — Соединенными Штатами.

Наша страна образца 1990-х — хрестоматийный пример коррупции, поиска ренты (термин, обозначающий получение экономических выгод через использование политических институтов), беспорядка в государственных финансах и хаотической приватизации. В 1994 году расходы украинского бюджета достигли только по официальным оценкам рекордных 52,4% ВВП. Но предприятия не платили налоги, и казна наполнялась с трудом.

Чтобы кое-как платить зарплаты и пенсии, Украине пришлось занимать деньги у Международного валютного фонда. Но вряд ли кому-то из тогдашних руководителей страны могло и в страшном сне присниться, что такая же ситуация повторится 14 лет спустя.

Экономисты и социологи причиной задержек с реформами считали политическую неоднородность Украины — с развалом СССР коммунистические и патерналистские идеи здесь не умерли. По этой причине правительства у нас менялись, не успев ничего сделать, и политические силы не хотели брать на себя ответственность за непопулярные меры. Но худшее не в том, что в 1990-е страна надолго скатилась в кризис, а в том, что она не научилась обходить стороной старые грабли. Так, в прошлом году голоса тех, кто призывал не повторять ошибки 90-х и не злоупотреблять денежной эмиссией, тонули в хоре призывов бороться с кризисом с помощью печатного станка.

Эпоха упущенных возможностей

За девятнадцать лет независимости в Украине разросся финансовый сектор и сдала позиции промышленность. По мнению экономиста Сергея Кораблина, в нашей стране произошла деиндустриализация экономики, сдвиг от технологичной к сырьевой продукции. Так, на протяжении 1990–2008 годов доля машиностроения в структуре промышленного производства снизилась с 31 до 14%, а удельный вес черной металлургии, напротив, вырос с 11 до почти 27%.

По данным Госкомстата, в 2002–2008 годах доля сельского хозяйства в валовой добавленной стоимости уменьшилась с 14,6 до 7,9%, доля торговли увеличилась с 12,2 до 15,9%, доля других видов услуг — с 15,9 до 23,1%. Если на заре независимости шла речь о диспропорциях между производством средств производства и товаров народного потребления, то сейчас у нас образовался явный дисбаланс между реальным и финансовым сектором. Как показал последний кризис, кредитный бум 2005–2008 годов способствовал скорее росту импорта, чем развитию отечественного производства.

Незаметно умерла доставшаяся в наследство легкая промышленность. В 1990-м Украина выпускала 1,2 млрд квадратных метров тканей и 196 млн пар обуви. А в 2009 году производство этих видов продукции сократилось до 86,8 млн квадратов и 20,4 млн пар. Большинство швейных фабрик закрылось в начале 2000-х, не выдержав конкуренции с серым импортом и исчерпав возможности работы по давальческим схемам. Между тем турецкая легкая промышленность, только по официальным данным, в 90-х более чем в два раза увеличила экспорт.

Вообще историю украинской промышленности за двадцать минувших лет можно охарактеризовать выражениями «проедание отцовского наследства», «остатки былой роскоши» и «эпоха упущенных возможностей». Об отдельных исключениях скажем ниже.

Металлургические, химические, нефтехимические комбинаты, до сих пор работающие и приносящие деньги новым собственникам, были построены еще при СССР. И поэтому их продукция остается достаточно энерго- и ресурсоемкой, а потому — всё менее конкурентоспособной. Как, например, наши минеральные удобрения, цена на которые сильно зависит от российских газовых тарифов.

Основой украинского экспорта была и остается металлургия. Но мы по-прежнему массово вывозим товар с низкой добавленной стоимостью — сырье и полуфабрикаты, производство которых создает немалую нагрузку на окружающую среду. Да, новые собственники вкладывают кое-какие деньги в модернизацию. Но, как правило, речь идет о переходе с технологий начала ХХ века к технологиям его середины и второй половины (машины непрерывной разливки стали начали осваивать в СССР еще в 1955 году).

До распада Советского Союза Украина активно производила электронику — как оборонного, так и сугубо гражданского назначения. После открытия границ катушечные магнитофоны «Маяк» или кассетники «Протон» перестали быть интересны покупателю — появились Samsung и Sony. Но на базе, например, харьковской «Березки» или львовского «Электрона» можно было бы организовать массовое производство цветных телевизоров — пусть сборочное, на чужой элементной базе, как это сумели у себя сделать турки. Ведь у нас был и опыт, и обученный персонал. Но не случилось. Правда, небольшие фирмы, собирающие электронику (в том числе телевизоры) из импортных деталей, в стране есть. Но работают они преимущественно на внутренний рынок.

Или вот был в Шостке завод «Свема», на пленке которого снималось большинство советской кинопродукции. До эпохи цифровой фотографии свемовцам стоило бы «задружиться» с фирмами Kodak, Fujifilm или TDK — и организовать хотя бы «расфасовку» привозной фотопленки/магнитной ленты в кассеты. А их уже продавать по всему СНГ. Но завод объявили стратегическим, государство пожелало оставить себе 50% плюс одну акцию… Теперь предприятие лежит в руинах.

Украина в составе СССР была, пожалуй, самой машиностроительной республикой. Выпускала, конечно, много чего для оборонной промышленности, но не только. В конце 80-х, когда только зарождалось челночное движение, в Польшу из Украины везли утюги, электродрели и вентиляторы. Потом направление товаропотоков поменялось. И ныне на многих украинских машиностроительных предприятиях работают только «пионеры и пенсионеры».

Пенсионеры — поскольку на одну пенсию прожить нелегко, а молодежь — чтобы набраться практического опыта и уйти в небольшие частные фирмы. А крупные заводы, которые себя чувствуют достаточно неплохо, кормятся в основном за счет старых рынков — либо бывших союзных республик, либо тех стран, с которыми дружил Союз. Например, харьковский «Турбоатом» хорошо устроился в Индии.

Производство сельхозтехники (тракторов, комбайнов) возродить не удалось, несмотря на госпрограммы и приход частных инвесторов. У соплеменных крестьян нет денег, а продавать на Запад — не то качество. Выпуск дизелей для той же сельхозтехники (Харьковский завод тракторных двигателей, харьковский «Серп и молот»), судя по всему, прекращен навсегда.

Украинский авиапром всё никак не может расправить крылья, несмотря на обилие разговоров об Ан-70, Ан-140, Ан-148 и иже с ними. В последнее время, правда, появилась надежда, что при поддержке россиян ситуацию удастся переломить.

Тем не менее автомобилестроение в Украине сохранилось и даже кое-где развилось — всё больше в виде отверточной или реже мелкоузловой сборки чужих «Ланосов» и «Шкод». Но это, в конце концов, мировая тенденция. В итоге получается, что закон 1997 года о предоставлении огромных льгот ряду предприятий отечественного автопрома всё же сработал. Ведь есть и «почти совсем свои» модели — микролитражка «Славута», троллейбус ЛАЗ или автобус «Богдан», например. На роль визитной карточки страны или предмета для гордости они вряд ли могут претендовать. Но покупают их и в ближнем зарубежье.

Пожалуй, единственная отрасль промышленности, которая за время независимости поднялась и расцвела, — пищевая. Появились здесь и транснационалы (Nestle, Cargill), и свои гиганты («Рошен», «Оболонь», «Мироновский хлебопродукт»). То ли любовь украинцев к хорошей еде сказалась, то ли «родючі чорноземи», но продукция украинских пищевиков вытеснила с полок местных супермаркетов почти весь импорт и активно продается за рубежом, будь то подсолнечное масло или твердые сыры.

Вместе с тем в Украине появились и принципиально новые подотрасли промышленности. Например, в эпоху буйного роста строительства в стране немедленно объявились производители сухих строительных смесей или металлочерепицы. Но, как правило, это всё небольшие предприятия (несколько сотен сотрудников), ориентированные на локального потребителя. Их появление, безусловно, радует — это новые рабочие места и даже новые технологии. Но последние всё равно не из тех, что позволяют стране сделать технологический рывок.

Живем в изобилии, мечтаем о стабильности

Что прискорбно, ухудшилось состояние главного отечественного ресурса — человеческого. За первые пять лет независимости средняя продолжительность жизни мужчин снизилась на четыре года. Алкоголизм, другие вредные привычки, грубое нарушение правил поведения на дорогах, низкое качество медицинской помощи, один из самых высоких в Европе уровней распространения ВИЧ/СПИД — вот неполный список украинских проблем, о которых то и дело трубят международные организации.

Как показывают всевозможные исследования, украинцы не выглядят счастливой нацией. Надо посмотреть правде в глаза — значительная часть соотечественников ностальгирует по СССР. И эта тоска определенных слоев населения по стабильности и государственной защите хронически эксплуатируется на выборах. Политики то и дело подпитывают инфантильные стремления нации, обещая подачки и помощь вместо стимулирования бизнес-инициатив и создания рабочих мест.

По оценкам ООН, за чертой бедности оказались 19,5% украинцев. Но значительная часть соотечественников всё-таки вкусила прелести рыночной экономики — ковры, хрусталь, импортные стенки, автомашины для них давно перестали быть пределом мечтаний. Благодаря засилью импорта и развитию потребительского кредитования на сто домохозяйств в Украине в 2008 году приходилось 107 телевизоров, 106 холодильников и 149 мобильных телефонов. По количеству автомобилей мы тоже не плетемся в хвосте. И о жизни в кредит, когда-то казавшейся чем-то невероятным, теперь тоже знаем не понаслышке.

В свежем рейтинге лучших стран для жизни, составленном журналом Newsweek, Украина наконец-то заняла первое место по благосостоянию. Правда, среди беднейших (low-income) государств. В целом же в этом списке наша страна на 49-м месте — на две ступеньки выше России. Многие СМИ и некоторые политики преподнесли этот факт чуть ли не как большое достижение. Это говорит о том, что «провинциализм» и «местечковость» и в начале третьего десятилетия самостоятельного хозяйствования до сих пор определяют наше бытие.

Авторы: Наталья Задерей, Александр Данковский,  журнал Эксперт.UA