Не выдержав унижения «по понятиям» со стороны корешей подросток покончил с собой

Миша – среднестатистический подросток с окраины. Такие, с кучей комплексов и бледными от никотина лицами, ютятся в любом городе: и в двадцатитысячной Шумихе, и в столичном мегаполисе. Банка едкого коктейля и модные кроссовки («как у Сани из 11-го «А»), коротко стриженный череп означают, что ты – «как все». Ты в стае. Значит, ты защищен.А потом Миша Негмедьянов прогуливал уроки и врал, спасаясь от своих мучителей. – На колени! – гаркнул Тимур Халиулин. Миша Негмедьянов вжался в грязную стену туалета. За дверью маячили коротко стриженные головы одноклассников.

Удар! Негмедьянов поскользнулся на полу, заляпанному нечистотами.

– Доставай и жри!..

Зрителей тошнило. Но никто не расходился.

– Скажи своей бабке, чтобы ментам не стучала! – с яростью процедил Халиулин. – Иначе тебе…

То, что произошло во время перемены на заднем дворе школы № 9 уральского городка Шумиха, выяснится только год спустя. Когда тело 15-летнего Миши Негмедьянова вынут из петли в заброшенной железнодорожной подсобке.

Бабушкин мальчик

– На всю страну шумиха? – мрачно скаламбурил водила, сворачивая с трассы Курган – Челябинск. И меланхолично закруглил мысль: – Малолетки отмороженные…

В динамиках хрипло горланили про «корешей», «шнырей» и «шконку».

Шумиха разрезана пополам железнодорожным полотном. За линией – «шанхайка», говорят местные. Затхлый район. Здесь доживают свой век старики и мается в похмелье молодежь – те, кто не смог уехать в город. В покосившемся буром домишке возле самой железки и вырос Миша Негмедьянов.

– Мой сын связался тут с одной, родился мальчик, – в тысячный раз перемусоливает фотографии 80-летняя Анна Степановна, Мишина бабушка. – Однажды пришла к ним: спят пьяные. Мише года нет, мокренький на сундуке плачет. Взяла его в чем был, да так и не отдала потом никому.

Миша стал отдаляться от бабани, как это водится, в подростковом возрасте.

– Нет, мы никогда не ссорились. Просто он стал взрослее. Ему со мной уже было неинтересно.

Появились друзья. Какие занятия в маленьком городке? Бродить по разбитым темным улицам в поисках приключений. Пиво в пластиковых бутылках, сигареты…

– Раз пришел пьяный, я его отругала, – вспоминает бабушка. – Вижу, ему действительно стыдно. Больше он в таком виде ни разу не приходил.

А потом Миша начал воровать. Из кошелька бабули. Та до последнего не верила. Игровые автоматы, спиртное – деньги тратились легко и весело. У Миши появились неразлучные друзья – Ванька Леньков и Саня Дирюгин (фамилии несовершеннолетних изменены). А еще – бывший одноклассник Тимур Халиулин, безбашенный хулиган. От него стонали учителя и трепетали старшеклассницы. Халиулина давно вытурили за неуспеваемость в вечернюю школу. Он был независимым, решительным и сильным. В общем, таким, каким Миша Негмедьянов никогда не был. Своим другом Миша втайне гордился.

Детки-рэкетиры

Миша – среднестатистический подросток с окраины. Такие, с кучей комплексов и бледными от никотина лицами, ютятся в любом городе: и в двадцатитысячной Шумихе, и в столичном мегаполисе. Банка едкого коктейля и модные кроссовки («как у Сани из 11-го «А»), коротко стриженный череп означают, что ты – «как все». Ты в стае. Значит, ты защищен.

Миша пошел дальше. Он добился расположения вожака подростковой стаи.

Кстати, о вожаке Халиулине. Вот характеристика, которую ему дали в вечерней школе: «Лживый, всегда сваливает вину на другого. Изворотлив. Способный, но учиться не хочет принципиально».

«Дружба» Негмедьянова и Халиулина закончилась так же быстро, как деньги у Мишиной бабушки. И начался шантаж. Халиулин поставил Негмедьянова «на счетчик»: хочешь, чтобы бабка не узнала о воровстве, – плати. И тому ничего не осталось делать, как согласиться. Не решился четырнадцатилетний Миша поделиться проблемами с единственным родным человеком побоялся. Подростки – те же дети, только с 45-м размером ноги и псевдовзрослостью, заключающейся в умении курить взатяг. Теперь Миша выпрашивал рубли бабушкиной пенсии, врал, что собирают на ремонт класса…

Естественно, Анна Степановна стала обо всем догадываться. Халиулин с дружками изумились, когда в очередной раз пришли за данью (уже не стеснялись, караулили прямо возле крыльца). Вместо робкого Миши, дрожащего за занавеской, вышла бабушка.

– Еще раз придете, все расскажу родителям! – пригрозила Анна Степановна.

Халиулин перепугался. Не бабушки-одуванчика, а того, что прознает про «художества» отец. Халиулин-старший, официально безработный, постоянно пропадал по каким-то своим делам. Но держал в жестком повиновении не только семью, но и соседей. Сколько раз те вызывали милицию, чтобы утихомирить разбушевавшегося Халиулина-папу. Отцовский гнев – вот чего больше всего на свете боялся Халиулин.

Свои переживания Миша доверил только дневнику: «Я не хочу больше жить сколько раз я тебе это говорил и до сих пор жив в смерти мне не везет да и в жизни тоже я даже сам себя теперь не узнаю я потерял всю свою радость к жизни и к людям. Меня ни кто не любит». (Орфография и пунктуация сохранены).

– Это ты бабке рассказал, что денег мне должен? – С этого вопроса он и начал «воспитание» Миши в школьном туалете.

Ничего не вижу, ничего не слышу. Никому не скажу

Обесцвеченная дождями двухэтажка 9-й школы – самое высокое здание «за линией». Вместо охранника на входе – металлическая вертушка. На заднем дворе – солнечно-развеселый автобус с табличкой «Дети». А рядом – тот самый туалет для мальчиков. Кто его знает, чем там пацанва на перемене занимается?

– Как так: над парнем издевались на глазах у учеников, но об этом ни единая душа вам не сообщила? – Я смотрю, как трясутся руки у замдиректора Раисы Степановны Глухих.

– Никто ничего не говорил, – нервничает педагог. – Ребята боятся Халиулина. Тем более его младший брат у нас учится. Педагогу так, конечно, говорить нельзя, но эту семейку мы и сами стараемся обходить стороной.

Подросток запугал целую школу: учеников, учителей…

Посмотреть бы на этих легендарных Халиулиных! Живут они чуть ли не в соседнем со школой доме. Трехметровый забор, сверху натянута колючая проволока.

Тимура, бывшего Мишиного «друга», за доведение до самоубийства отправили на год в спецучилище для трудных подростков. Кстати, статью за вымогательство простили – амнистия… Но меня больше даже интересовал самый старший из Халиулиных. Откуда в полной и вроде бы непьющей семье вырастают подонки с замашками опытных зеков?

Из-за двери показалась светловолосая головка и бледное личико. Это Надя, 15-летняя сестра Тимура. «Никого дома нет. Папа нас не бьет. У нас все хорошо», – односложно и заученно повторяла девчушка. Отец от разговора отказался. Кстати, даже показания во время следствия давала тихая и забитая мать Тимура. Папаша не пришел даже на суд.

Беспомощные взрослые

После того случая на заднем дворе школы Миша Негмедьянов умирал целый год. Издевались над ним в начале весны, а из петли парня достали в середине февраля. Никто за это время не помог Мише… С ним перестали здороваться ребята, бросая в спину только оскорбления… Отныне его место – в одиночестве на задней парте.

– Да, он резко стал замкнутым, перестал общаться, начал часто прогуливать уроки, – кивает классный руководитель Галина Александровна Иванова.

– А вы?

– Спрашивала, он молчал. Однажды только попросил перевести его в школу-интернат. Я удивилась: там ведь умственно отсталые дети.

Теперь-то я понимаю: он просто хотел спрятаться от мучителей…

– Ну что мы можем? У нас штатного психолога не предусмотрено, мы же 9-летка, – разводят руками педагоги.

Как социальный сирота Миша состоял на особом учете в органах опеки. Но и там не заметили, что подросток сам не свой. Вернее, заметили, но…

Негмедьянов несколько раз приходил к молоденькой сотруднице, психологу Ирине Ильясовой. Понятно, за помощью. Естественно, и ей так вот с порога не решился бы выложить то, что с ним произошло. А разговорить его профессионал не смогла. Дала совет: сменить школу. Даже не провела тест на склонность к суициду – то ли по незнанию, то ли из-за большой нагрузки: таких, как Миша, опекаемых в районе под двести человек.

За тюремные замашки Тимур Халиулин отделался одним годом спецучилища для малолетних правонарушителей.

«Я хочу уехать и боюсь»

«Я стал лохом с большой буквы «л»… Я не могу больше жить… Хочу покончить жизнь самоубийством. Но у меня как-то не получается… Один выход – бежать! Бежать из этого занюханного городишки! Обо мне теперь знают все… Мне стыдно…»

Это строки из дневника, который Миша завел в начале учебного года. Тонкую измятую тетрадочку нашли в школьном рюкзаке рядом с телом.

Миша все-таки сменил школу: 9-ю на 1-ю. Ходил пешком «за линию», пытаясь спастись хотя бы там, может быть, начать новую жизнь.

«Не знаю, почему я это сделал. Может, потому что я трус… Что я буду делать, если там узнают, кто я… Появились новые друзья, но все-таки я опасаюсь… Ну ладно, посмотрим, что будет завтра! Живы будем, не помрем!»

А жизнь-то вроде бы налаживалась! Перелистываю страницу. Нет. Нашли и здесь. Все, конец:

«Я опять не хожу в школу… Опять начинается все сначала…»

Чем больше вникаешь в эти обрывки мыслей человека, загнанного в угол, тем больше понимаешь: Миша вовсе не хотел умирать. Забиться, бежать, спрятаться! – он всерьез раздумывал над тем, откуда взять денег, чем заняться в другом городе.

– Он даже хотел купить в Кургане аттестат, потому что из-за пропусков выходило много двоек, – вспоминает Рома Галимов, теперь уже бывший одноклассник Миши в новой, 1-й школе.

Вот проскальзывает надежда: «Я хочу уехать и боюсь…», но тут же разбивается: «Как я буду жить и существовать?»

На последней странице уже четко обозначен срок самоубийства: «До февраля еще надо дожить… почему у меня так все плохо складывается». Внизу тетрадного листа, словно печать, как жирная клякса, в несколько слоев выведено короткое – «Шут».

Шумиха – Москва.

Благодарим председателя Шумихинского районного суда Александра Коробейникова за помощь в подготовке публикации.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

У малолеток свой закон

Можно долго перечислять виноватых: кто не почувствовал, недосмотрел, недоучил, вовремя не распознал… Парня не вернуть. Я хочу только поделиться мыслью, которая крутилась в голове все время, пока я бродил по Шумихе и общался с ее обитателями. Я говорю о молодой части населения. Она живет по собственным, не понятным нормальному человеку законам. Судите сами.

Ситуация. «Лучший друг» Миши, Иван Леньков, стоял и с интересом наблюдал за тем, как над его одноклассником глумится Халиулин. Действия Ленькова: ни слова учителям, бойкот Негмедьянову.

– А мне че, больше всех надо? Я не стукач! – фыркнул мне Леньков, презрительно сверкнув глазами. Это он первым побежал в класс и растрепал всей школе, что Негмедьянова «опустили в сортире».

Еще один «друг» – увалень Саша Дирюгин. Тратил вместе с Мишей ворованные деньги, а теперь уверен, что все правильно, Мишу «наказали»:

– Сам виноват, подставился…

Мат и тюремные словечки выскакивают из почти младенческих ртов легко и привычно. Взгляд из-под насупленных бровей, глупая ухмылочка. Молодые и нервные волчата.

Я понимаю нашу любовь к тюремной субкультуре. Надрывный песенный примитив про неволю и несправедливое наказание – это у народа не отнять. Даже не удивляет все еще модная в неблагополучных районах униформа шпаны – кожаные кепки на глаза, классические туфли с курткой от спортивного костюма. Но ведь это уже перестало быть данью убогой моде! Это образ жизни, ценностная установка!

Знаете, какие кассеты я нашел в доме Миши Негмедьянова? Вот Виктор Цой, которым, естественно, я и сам заслушивался в старших классах. Но тут же под группой «Кино» – десяток альбомов с говорящими названиями «Бутырка», «Крестовый туз»… Миша «ждал перемен», но играл по правилам своей среды. А как же иначе?

Какое доброе и вечное, о чем вы?! Молодые головы сызмальства забиты жесткими и простыми постулатами: бей слабого, чтобы другие боялись, иначе не выживешь; воровство – не порок, это средство к существованию, раз другого способа заработать нет; сострадание – удел слабых, а беспощадность – главная черта героя.

Нудеть о том, что вот раньше все строились на линейки и слушались старших, – глупо. Разве не было жестоких подростков, издевательств в пионерских лагерях и школьных туалетах? Было! Просто сегодня культ силы с тюремно-казарменным оттенком стал чуть ли не главной идеологией. Другой-то нет…

Школьные двери всегда открыты на улицу. Может, все-таки помочь перепуганным и беспомощным педагогам прикрыть этот опасный уличный сквозняк? Чтобы страна не превратилась в один большой лагерь, где живут по понятиям, а не по закону.

ТОЛЬКО ЦИФРЫ

8 процентов преступлений в стране (то есть до 155 тыс. в год) совершают подростки. И это только видимая часть айсберга, дела, которые официально зафиксированы в милицейских сводках. На самом деле «детских» правонарушений гораздо больше. Просто стучать нынче зазорно, да и уровень доверия правоохранительным органам невысок.

Андрей РЯБЦЕВ, Like