Изнасилованные российскими оккупантами. О трудностях расследования этого вида преступления, работе психологов и фейках
Как только российские оккупанты отступили из предместий Киева, страну накрыло страшной болью от следов, которые они оставили после себя, — массово трупы на улицах, замученные, истерзанные тела, изнасилованные женщины и даже дети… От последнего особенно больно. И от злости и ненависти к тем, кто такое сделал, становится трудно дышать.
Страшные рассказы ширятся в соцсетях. Однако эксперты призывают быть осторожными, проверять факты и не разгонять тему в медиа, акцентируя на страшных деталях отмечает издание ZN.ua.
Во-первых, тема деликатная и сообщать подробности — преступление и дополнительная травма для пострадавших.
Во-вторых, это «легитимирует» жажду мести. А поддаться ей означает скатиться за любые правовые рамки, дать России повод для манипуляций и превратиться в глазах мира в варваров и маргиналов.
Кроме того, как бы ни хотелось наказать виновных в нечеловеческих преступлениях, следует помнить, что главным все же является безопасность и помощь тем, кто уже и так пострадал.
«Едим все, что пахнет, пьем все, что горит, трахаем все, что двигается»
На горячие линии специализированных общественных правозащитных организаций сообщения об изнасилованиях начали поступать почти с первых дней войны. Правоохранители открыли ряд уголовных производств по фактам издевательства и изнасилования женщин и девушек в Донецкой, Киевской, Харьковской и Херсонской областях. Однако официально подтвержденных случаев среди этого страшного потока немного. Далеко не все потерпевшие готовы рассказывать свои истории. И даже если правоохранительные органы знают о факте изнасилования, они не могут начать уголовное производство, пока не будет заявления потерпевшей.
«Журналисты постоянно спрашивают статистику таких преступлений, количество производств. Эти цифры ежедневно меняются, но они не зеркало ситуации, — пишет на официальной странице в Фейсбуке генпрокурор Ирина Венедиктова. — Те, кто подвергся такому страшному насилию, большей частью статистикой быть не хотят. Правоохранители чаще узнают о случаях из открытых источников или от третьих лиц, а не от непосредственных пострадавших. Не всегда сигналы подтверждаются».
«Девочка, 14 лет, изнасилована 5 мужчинами-оккупантами. Сейчас беременна. Буча.
Мальчик, 11 лет, изнасилован на глазах у мамы, — ее привязали к стулу, чтобы смотрела. Буча.
Женщина 20 лет, изнасилование тремя оккупантами сразу во все возможные места. Ирпень», — сообщает на своей странице в Фейсбуке Уполномоченный по правам человека ВР Людмила Денисова. Сигналы из этого источника мы вряд ли будем ставить под сомнение.
Еще одна история жительницы Броваров стала известна миру благодаря британскому изданию «Таймс». Российские оккупанты убили ее мужа, расстреляли собаку и машину. А потом трижды изнасиловали женщину, пока ее четырехлетний сын плача прятался в котельной.
В своем Твиттере исполнительный директор Центра противодействия коррупции Дарья Каленюк сообщила, что оккупанты изнасиловали и убили двух молодых женщин, ее подруг — доктора и ученую.
Мир облетел также твит Минобороны от 30 марта. Он о том, как в Мариуполе российские оккупанты несколько дней насиловали женщину на глазах у ее шестилетнего сына. Женщина со временем умерла. А волосы ее сына поседели. Позже твит был удален. Волонтеры сообщают, что мальчик, которого после этого забрали в больницу, перестал разговаривать и находится в состоянии шока.
Историю 31-летней женщины из Малой Рогани, которую изнасиловал российский военный, пересказала международная правозащитная организация Human Rights Watch в своем отчете.
О совершенных изнасилованиях рассказывают близким в перехваченных и опубликованных СБУ разговорах сами оккупанты.
Согласно международному законодательству, для такой категории преступлений нет срока давности, на них не распространяется амнистия. Международно-правовое правосудие констатирует: правильно задокументированная история человека, который выжил после сексуального насилия, не нуждается в других подтверждениях. Однако сделать это и собрать статистику таких преступлений очень сложно, пока идут активные боевые действия. Пострадавшие стараются в первую очередь обеспечить свои базовые потребности и сохранить жизнь. Особенно если речь идет о временно оккупированных территориях.
Полковник ВСУ Роман Свитан, который в 2014-м попал в плен, подвергся истязаниям и позже вернулся домой по обмену, говорит, что изнасилования совершают в основном российские призывники, то есть молодежь, у которой играют гормоны: «Уровень россиян, их отношение к жизни примерно такое — едим все, что пахнет, пьем все, что горит, трахаем все, что двигается. А некоторые — и то, что не двигается».
«О нескольких таких случаях я знаю. Здесь вопрос вот в чем. У россиян, которые заходили к нам, забрали телефоны, чтобы меньше было возможности отследить их по вышкам. Молодежь забирала у жертвы телефон и снимала на него изнасилование.
При разборе трупов россиян такие телефоны попадались. Их просматривали. Но относительно фиксации ситуация не очень хорошая. Из-за того, что у нас есть закон об уголовной ответственности за передачу данных (фото, видео и т.п.), никто на передке светить это с рук не хочет. Предположим, рядовой нашел труп с опознавательными знаками, при нем — телефон. Просмотрел записи, увидел это. Что он может с этим сделать, куда девать? Себе оставить страшно. Это — мародерство. Отдать военному прокурору? Но сначала — в военную службу правопорядка, которая должна составить протокол, верифицировать. Это куча проблем для человека, который это нашел. А у рядового своя боевая задача. И может быть так, что он вообще не должен был обыскивать этот труп. Поэтому он может этот телефон либо выбросить, либо стереть запись.
Все это может выйти на свет, если российские призывники начнут выкладывать записи в Интернет или если наши хакеры начнут искать телефоны жертв (а их легко найти, особенно эпловские) и взламывать. Думаю, в ближайшее время эти видео начнут гулять по Интернету», — объясняет он.
Однако проблема в том, завершает Роман Свитан, что, во-первых, потерпевшие могут быть живы, и распространение таких записей — нанесение дополнительной травмы. А, во-вторых, как при этом верифицировать первоначальную запись? Вряд ли такие записи можно будет предъявить в суде.
Более приближенные к реальности цифры начнут появляться, когда разгребут то, что было в местах оккупации или там, где проводились активные боевые действия. При осмотре трупов эксперты проверяют возможные факты изнасилования. Это предусмотрено методическими рекомендациями. И определенный пласт статистики это даст. Но экспертов и необходимых инструментов недостаточно. Да и не всюду это возможно. Например, после обстрела ракетами следов уже не найдешь. Неединичны также случаи, когда оккупанты сжигали трупы.
«Случаев в отношении детей в работе у нас было два — из Бучи и Ирпеня, — рассказывает исполнительный директор МБФ «Украинский фонд общественного здоровья», директор представительства Health Right International в Украине Галина Скипальская. — Хотя до того говорили о 23 детях. Информацию нужно тщательно проверять, в том числе и в отношении женщин. Даже если обращаются активисты, потом оказывается, что все не так просто. Как спросить правильно, что с доказательствами, особенно если прошло две-три недели. Да и специалистов недостаточно, чтобы все эти преступления фиксировать, то есть собрать все документы таким образом, чтобы потом они имели значение в суде, и не опрашивать пострадавших несколько раз.
Но для человека это произошло. И это глубокая травма на годы, если ее не проработать.
Что касается детей — отдельный разговор. Должна быть очная консультация. Фактически модель Барнахус (междисциплинарный специализированный центр по работе с детьми, пострадавшими от насилия или ставшими свидетелями подобных преступлений). Но в Украине их создали УФГЗ и ЮНИСЕФ лишь несколько, обученных психологов мало. Однако они есть и готовы работать и учить других.
Нужно менять нормативную базу, которая была настроена на мирное время. Нормативка, которая касалась Барнахусов, шла как пилот и только в тех местах, где они были и работали. А здесь получается, что по этой модели мы должны научить работать всех, когда в одном месте будет и медик, который возьмет образцы, и на случай, если не возьмет, тоже должен быть прописан алгоритм. Где будет психолог, который будет предоставлять помощь ребенку в громаде. И психолог, который будет опрашивать.
Для уменьшения травматизации оно должно быть проведено один раз. Причем, по методике, психолог, который опрашивает человека, потом не может его вести. Нормативная база должна позволить опрашивание психологом по стандартному перечню, в частности и о войне, чтобы он мог все это записывать на видео, которое потом будет учитываться в суде. Потому что сейчас в наших судах видеозапись не учитывается. Во время войны нужно быстро внести изменения в законодательство и начать учитывать все эти моменты.
В том числе в отношении обидчика. В военное время он недоступен.
Война не закончилась. И мы можем только догадываться, что будет дальше, какими будут зверства на востоке страны. Сейчас с фиксацией таких преступлений проблема. Нужны обученные медики, судмедэксперты, а также специальные чемоданы с инструментарием для сбора соответствующих доказательств с тел. Чтобы иметь доказательства военных преступлений.
Тем не менее, по моему мнению, главное — это предоставить пострадавшим профессиональную и своевременную психологическую и, по необходимости, медпомощь. Как правило, после таких случаев проходит более 72 часов. Никакая постконтактная профилактика и медпомощь своевременно предоставлены не были. Остается только наблюдать и лечить. И сверхважно — предоставить психологическую помощь».
Свидетельство лица — важный аспект в процессе его психологического восстановления
«И среди профессионального сообщества, и в соцсетях сейчас распространяется информация об изнасилованных женщинах и детях. Это очень «заряженная» тема, — предостерегает психолог, координатор работы с детьми и подростками Института психологии здоровья Наталия Пашко. — Информация, которая распространяется через интернет, не всегда подтверждена. Но реагирование на нее отвлекает внимание от реальных кейсов. Поэтому важно понимать: информацию следует перепроверять. Важно также, кто о ней сообщает. Даже с позиции организации предоставления помощи, освещение информации о таких случаях, об их количестве и тех, кто это может делать.
Сексуальные насилия, совершенные в мирное время, имеют определенную специфику избирательности. Часто преступник выбирает жертву и следит за ней. Обычно это спланированное действие, не столько ради телесного контакта, полового акта, сколько с целью получить власть и контроль над другими.
Психология военных имеет свою специфику. Когда начинается война, они должны быть максимально мобилизованными, направленными на действие и реактивность. После месяца войны психика более или менее адаптируется. Но напряжение, связанное с такой активацией и постоянным контактом со смертью требует разрядки. К этому добавляется отсутствие сексуальных отношений длительное время. Поэтому военные могут совершать такую категорию преступлений с целью получения больше власти, контроля, надругательства над тем, кто слабее.
Тут очень многое зависит от уровня развития лица, умения контролировать свои реакции, от подготовки военного. Неподготовленность к военной деятельности, низкий уровень интеллектуального развития, употребление алкоголя часто являются причиной чрезмерного проявления жестокости, когда военные врываются в дома и насилуют всех подряд — взрослых, маленьких, старых людей, могут насиловатьродителей на глазах у детей. Травмируя, убивая, зверски относясь к другим. Именно это мы видим в действиях оккупантов. Повышенный уровень жестокости и массовых характер таких действий по отношению к определенному народу с целью получения преимущества, власти и контроля. Потому что сексуальное насилие – это нарушение телесных, психологических границ, усиленное ощущение беспомощности, надругательство над другим, объективизация. Это является проявлением геноцида украинского народа.
Важно понимать, что специфика совершения насилия в военное время — это очень часто реактивность, с повреждениями, с очень высоким уровнем жестокости. Поэтому любые действия в отношении пострадавшего человека, который такому насилию подвергся, должны быть согласованными, направленными на его возвращение, на понимание того, что будет происходить. Очень важно не навязывать помощь, а сделать максимум ради того, чтобы человек сам за ней обратился. Предоставить ему информацию и возможность включиться в работу, а не просто «нанести добро». Это возвращение человеку власти и контроля, которые травматический опыт мог у него забрать.
Психолог должен перепроверять информация о запросе и согласии на работу, согласовывать свои действия с другими работниками, которые могут предоставлять помощь пострадавшему лицу (врачи или следователи, которые могут осуществлять процесс расследования и фиксации свидетельств).
В процессе организации и предоставления психологической помощи важно помнить о последовательности и особенностях предоставления психологической помощи в военное время.
Важно оценить состояние личности и при наличии таких реакций как шок, ступор предоставить первую психологическую помощь, чтобы стабилизировать состояние.
Важным аспектом является свидетельство о преступлении и проинформированность пострадавшего человека о том, куда он может обратиться и сообщить об изнасиловании. Свидетельство лица об изнасиловании военными также является очень важным аспектом в процессе восстановления. Оно снимает гриф вины, позволяет идентифицировать то, что случилось, как преступление: не я виновата в том, что вышла на улицу, не закрыла дверь, не убереглась…
Терапия возможна только в стабильных условиях, когда человек находится в безопасности. Например, его вывезли куда-то за рубеж и известно, что он будет находиться там хотя бы три месяца, не меняя местожительства.
В отношении детей последовательность та же. Фокус — на взаимодействие с родителями и самим ребенком. И в мирные времена ребенка ранит не столько сам опыт, сколько реакция на событие или его отсутствие. Опять же, свидетельство ребенка об этой категории преступления — это восстановление его понимания: в том, что с ним произошло, он не виноват, это относится к нарушению, и на это есть реакция. Возможно, преступник не будет наказан. Но важно, когда на это есть реакция.
Психологи, которые готовы с этим работать, есть. Сейчас необходимо сформировать их реестр: тех, кто будет заниматься опрашиванием, допросами детей, пострадавших от военных преступлений, — это фиксация свидетельств; и тех, кто будет осуществлять психологические интервенции, предоставлять помощь и поддержку.
Если к кому-то из психологов поступила информация о военном преступлении, важно понимать, что она не должна оставаться на уровне маленького частного сообщества. Есть определенный порядок и алгоритм реагирования на это.
Ну и еще раз: важно перепроверять информацию. То, что распространяется в соцсетях, нужно ставить под сомнение. Информация о конкретных случаях не должна там появляться. Реагирование должно быть очень структурированным, перепроверенным. Если это информация о детях, то необходимо сообщать службе по делам детей, чтобы подключались другие субъекты реагирования. Если речь о взрослых, это может быть статистика от субъектов реагирования, полиции, тех, кто этим занимается».
***
В соцсетях дают советы, как избежать изнасилования. Однако, считают специалисты, любые выведенные критерии сейчас могут ранить человека и сформировать у него ощущение вины за то, что чего-то из этого перечня он не сделал. Есть общие правила безопасности во время военного времени, но если такое случилось, то за это ответственны лица, которые это совершают, а не те, кто от этого пострадал. Это — основной посыл.
Единственный действенный совет в соцсетях, по мнению Галины Скипальской, — стараться не привлекать к себе внимание, если ваш город под временной оккупацией. А еще лучше — стараться вообще не попадаться на глаза оккупантам. «Скорее всего, руководство российской армии поддерживает такое жестокое обращение с гражданским украинским населением. Возможно, даже рекомендует так делать. Поэтому жертвой может стать кто угодно, кто попадется на глаза. И не только женщины с детьми.
Последним я бы все-таки советовала не рисковать и выезжать из мест, где идут активные боевые действия.
Если же по тем или иным причинам они остаются в местах, куда приближается российская армия, нужно информировать, как они могут сами себе помочь. Как минимум — запастись постконтактными средствами, чтобы не забеременеть, возможно, обратиться в ближайшую больницу или аптеку.
А потом, когда женщина эвакуировалась или выехала, нужно, чтобы все специалисты с доступом к внутренне перемещенным лицам имели инструменты и знали, как спрашивать, чтобы узнать, не произошло ли чего. Прежде всего этому надо учить семейных врачей и социальных работников, психологов. Специалисты должны понимать эту особенность войны, они должны знать, через какое время можно диагностировать инфекции, передающиеся половым путем, и как подобрать оптимальное лечение, иметь доступ к тестам на ВИЧ, гепатит, сифилис, беременность. Знать, куда в таких случаях перенаправлять пострадавших. В том числе посылать на аборт и обеспечивать такую возможность».
Если вы или ваш близкий человек попали в такую беду, нужно обращаться за помощью к специалистам.
- Прочитать, как пережить насилие, можно на телеграм-канале https://t.me/psy_support/616.
- Если вы или ваши родственники стали свидетелями преступлений России против гражданского населения, фотографируйте, снимайте и присылайте доказательства на https://warcrimes.gov.ua/.
- Если вы находитесь на временно оккупированной территории и не имеете возможности обратиться в полицию, сообщите о преступлении в Офис генпрокурора: тел.: 096 755 02 40 (Viber, Whatsapp, Telegram, Signal), электронная почта: [email protected] (укажите свои ФИО и средство связи).
- На странице общественной организации «Ла Страда Украина» в Фейсбуке опубликована подробная инфографика информирующая, как зафиксировать сексуальное насилие в условиях военных действий, как собрать доказательства и почему важно документировать это преступление, куда нужно обращаться и как получить юридическую и психологическую поддержку — https://www.facebook.com/lastradaukraine/posts/5041083295968714. Национальная горячая линия по предупреждению домашнего насилия, торговли людьми и гендерной дискриминации работает круглые сутки — 116 123; 0 800 500 335; Telegram: @NHL116123.
Автор: Алла Котляр; ZN.ua.
Tweet
